Совьетика

На интервью по приему на работу тоже могут задать тебе этот совершенно не относящийся к делу вопрос. Om je op je gemak te stellen . Еще ирландские интервьюеры любят и ценят юмор. В Ирландии на интервью можно даже немного опоздать – здесь это не смертельно.После некоторого времени работы в одной и той же сфере уже более или менее знаешь, какие вопросы тебе будут задавать – и, более того, знаешь, какой ответ от тебя ожидается. Интервью – одна сплошная вопиющая формальность и лицемерие, ибо то, что ты знаешь, как надо обращаться с клиентами, еще не значит, что ты на самом деле будешь так с ними обращаться, когда поступишь на работу. Это напоминает мне Лену из моей студенческой группы, каким-то образом сдавшую на 5 вступительный экзамен по французскому. Потом за все 4 года его изучения в вузе она с трудом тянула по данному предмету на «троечку».

Интервью означает, что ты должна а) приятно выглядеть (у меня был наряд специально для интервью: чуть обнажающая колени шерстяная небесно- голубая юбка и такого же цвета красивый мягкий шинилловый свитер под горлышко), б) много улыбаться (можно за пару дней до него потренироваться перед зеркалом) и в) знать, как надо отвечать на вопросы.

Для первой части- «почему вы хотите работать в нашей фирме?» – надо заблаговременно прочитать информацию о самой фирме на ее сайте и много и бессовестно льстить интервьюерам. На вопрос «а почему ты думаешь, что ты нам подходишь?»- еще более бессовестно расписывать подлинные или мнимые собственные достоинства. Последнее для настоящего советского человека особенно трудно: нас воспитывали в скромности – твои хорошие качества люди и так заметят, по твоим делам, а слова сами по себе ничего не значат. Так-то оно так… Только после долгих страданий, понимая, что никто не даст тебе и шанса показать на что ты способна, если ты себя не научишься продавать, научилась я хвалиться: зажмурив мысленно глаза и сквозь зубы. Чтобы никто не заметил, что ты это делаешь сквозь зубы, в ходе данного процесса настоятельно рекомендуется наклеенная улыбка. После этого интервью превращается в матч по пинг-понгу: тебе бросают вопрос о том, как ты поведешь себя в той или иной ситуации, ты, в свою очередь, бросаешь сделанный по заранее заготовленному трафарету ответ.

Все. Остальное – дело техники. Больше от тебя ничего не требуется, и если фирме действительно нужен работник, они тебя наймут. После незначительной практики ты даже научишься уже по ходу интервью чувствовать, благоприятно ли для тебя оно проходит. За время жизни в Дублине я зарегистрировалась в стольких агенствах по трудоустройству, что мне постоянно кто-нибудь названивал с новыми предложениями. Иногда я ходила на интервью – каюсь,каюсь!- просто для практики, не намереваясь всерьез менять работу. «А живы будем, будут и другие ».

Но с возрастом вырабатывается отвращение к этому процессу. Надоедает играть в глупые ролевые игры. То, что какие-то возможно знающие меньше тебя дяди и тети с гонором сидят перед тобой, облаченные вот так, запросто неограниченной властью расценивать тебя как скотину на рынке (спасибо, что хоть в рот не заглядывают!) – только на основании того, что написано в твоих бумажках, как ты одета и что ты говоришь. «А судьи кто?”- справедливо возмущался Чацкий. Они сидят и внаглую ждут, как ты будешь развлекать их и в переносном смысле слова ползать перед ними на коленях, стараясь доказать, какой ты замечательный. Как чатланин, повелевающий землянам: «Пляшите!» Какое все это имеет отношение к работе? К профессионализму? Возникает нарастающее чувство, схожее с тем, что ощущал герой фильма «Киндза дза» Владимир Николаевич: «Знаешь что? Сам пляши… дядя!» Тем более когда ты наконец полностью осознаешь, что любой работник для фирм – только номер, что ни от твоего усердия, ни от твоих стараний ни капельки не зависит, сохранится ли за тобой надолго это рабочее место. Что для Big Boss все вы только bums in the seats . Хватит уже ломать комедию.

В тот день у меня было два интервью, и оба прошли как по маслу. Я вышла на улицу уверенная, что мне скоро предложат уж точно по крайней мере одну из этих должностей. Но предложили обе – и в тот же день! Надо было выбирать. Одна должность – постоянная, со скидками на билеты на самолет в качестве бонуса. Другая – контракт на год, с возможностью его превращения через год в постоянный, немного выше оплачиваемая, чем первая, но самое главное – с возможностью получить хорошее техническое обучение в сфере IT. Думала я недолго. Махнула рукой – «Жми на время, дядя!» – и позвонила с согласием во вторую фирму.

Сонни был компютерщиком. Одержимым компьютерами сетевым инженером, сертифицированным Novell. Он был из тех немногих людей, для которых это подлинное призвание. Ему действительно доставляло удовольствие не только играть на компьютере до глубокой ночи, но и разбирать и собирать его, самому составлять компьютеры из купленных отдельных частей и даже паять что-то самому на системной плате. Если он сталкивался с какой-то компьютерной проблемой, то не успокаивался, пока не находил ей решение. Вот чем отличается настоящий компьютерщик от обыкновенных пользователей вроде меня: если с такой проблемой сталкиваюсь я, то я попробую ее решить, но если не получается, быстро бросаю это дело. Не только потому что паникую – по большому счету мне это не очень интересно. А Сонни было интересно! Играл он тоже много. Когда я засыпала, он все еще стучал клавиатурой. Когда я приносила ему в воскресенье утром завтрак,он уже сидел за монитором – и ругался на меня: «Я из-за тебя проиграл! Ты мне такую сессию сорвала!» Когда в наших отношениях назревал очередной кризис, он показательно говорил: «Пойду постреляю русских!»- и садился «за штурвал» своего виртуального истребителя F-16 отводить душу.

Но Сонни был начисто лишен преподавательских способностей. Все, что он умел сам, он никак не мог передать другому. У него не хватало слов. Несколько раз пытался он объяснить мне различные компьютерные штучки – и каждый раз дело кончалось ничем. Если я чего-то не понимала с первого раза или, боже упаси, его переспрашивала, он горячился, называл меня “stupid” и бросал объяснения. Постепенно у меня на этой почве выработался комплекс: неужели я действительно настолько глупая, как он пытается мне внушить? И поэтому освоить все то, чему Сонни так и не смог меня научить, чтобы говорить с ним на равных, стало для меня своего рода делом чести. Хотя говорить нам уже вряд ли когда придется…

Я не пожалела о принятом решении. В новой фирме на первые три недели нас послали на специальный курс, где нас учили всему о компьютерах, начиная с самых азов. Наш учитель, веселый англичанин-блондин, не обзывал никого из нас никакими словами и объяснял так доходчиво, что не понять материал мог бы только деревянный столб. Новая фирма находилась на другом конце города – в шикарном прибрежом поселке с красивым названием Дан Лири. “Dun Laoghaire” было написано по-ирландски на ехавших туда из центра автобусах. Премудрости правил ирландского произношения и написания казались мне намного труднее любого IT. Из Дан Лири уходили паромы в Англию и Уэльс. Сочетание моря, порта, близости гор и почти тропических с виду растений вроде пальм несмотря на совсем не тропический холод вызывали ощущение праздника. Было приятно выйти из офиса в обед и прогуляться вдоль набережной. А еще в Дан Лири была куча маленьких благотворительных магазинов, в которых за гроши продавались разные интересные ставшие ненужными их владельцам вещи. Вскоре у меня была уже целая коллекция разноцветных шотландских юбок-килтов.

Настроение было прекрасным. Учиться было интересно, даже принимать до 150 звонков в день, как нам пришлось, когда мы начали работать, меня не пугало. С работы я выходила усталая, но с чувством выполненного долга. Единственное, что омрачало мою новую жизнь – это неизвестность насчет того, как же мне привезти в Ирландию Лизу и где ее лечить. То есть, привезти саму Лизу технически не было никаких проблем – она была европейская гражданка. Но кто будет ухаживать за ней в ее состоянии, с кем ее оставить, когда я буду работать? Это я могла доверить только маме. И вот тут-то и начинались проблемы.