Шизофрения

— А ты-то чего переживаешь? — удивленно уставилась на нее Ленка. — У вас же в психушке клиентов больше будет. Чем плохо? Клиентская база в наше время — самое главное! — со знанием дела заявила она. — Слушай, Алекс! — в ее голосе вдруг появилась тоска. — Может мне в фамилии одну букву поменять? Ну что за фамилия Лыжкова? А если вместо «ы» — «у» вписать? Прикинь, меня тогда точно в мэрию работать возьмут. Или в префектуру. Да хоть бы и в управу, — вздохнула, — на всякий случай. Как возможную родственницу.

— А это вам просили передать! — к их столику подошла официантка Анечка и, пряча понимающую улыбку, поставила на стол деревянную ресторанную шкатулку.

— Разве я просила счет? — Александра удивленно подняла на нее глаза.

— Да не-е, — протянула Анечка. — Записочка там вам.

Александра недоуменно извлекла из шкатулки сложенный пополам листок бумаги и развернула его. Посередине зеленым фломастером был нарисован крест, опирающийся на полумесяц и написано печатными буквами: «В Египте будь!»

— О-о-о! — восторженно протянула Ленка, заглянув ей через плечо и заметив рисунок. — Тайный поклонник объ.. — она икнула, — …явился! Вроде как якорь нарисован, — с сомнением в голосе сказала она. — Может, моряк. А то не дай бог сектант какой зеленую метку прислал. Лучше б бутылку шампанского, — она мечтательно закатила глаза.

— Ну, и кто прислал мне эту… — Александра бросила взгляд на Ленку, — «зеленую метку»? — строго спросила у официантки.

— Та-а мужчина какой-то, мне незнакомый, — отвела глаза Анечка. — Чай зеленый заказал, но пить почти не стал. Записку написал. Деньги положил и сразу ушел. Привлекательный! Хоть и небольшого роста. Вежливый такой. Обходительный. Скромный. В очках.

— Чаевые оставил? — со знанием дела поинтересовалась Ленка.

Анечка удовлетворенно кивнула и закатила глаза.

— Не жмот, — сделала вывод Ленка.

— Зарабатывает, наверное, хорошо, — предположила Анечка.

— Небось не пьет, не курит, детей любит, — вздохнула Ленка, облокотившись на стол и подперев голову ладонями.

— Ключи от машины на пальце крутил, — поделилась наблюдениями Анечка. — А может от квартиры.

— Цветы дарит, — Ленкины глаза увлажнились.

— И подарочки разные, — продолжила официантка.

Александра скомкала записку, хотела бросить в пепельницу, но передумала и убрала в сумочку.

— Эй, девушки, вы еще обнимитесь! — прервала возникший диалог. — Вам бы дуэтом петь вместо Кати Семеновой. Про идеального мужа. «Чтоб не пил, не курил…»

Анечка, смутившись, отошла.

— Слышь, Алекс! — раскрасневшаяся Ленка наклонилась через столик. — Если он тебе не нужен — отдай его мне! Мне, блин, худеть во как надо, — провела ребром ладони по горлу. — От гормональных таблеток-то какой толк? А рост у мужика значения не имеет. Главное — сама знаешь что… — сделала многозначительную паузу. — Тем-пе-ра-мент! А секс — лучшее средство для похудания! — неожиданно громко провозгласила она.

Студенты повернулись в ее сторону и одобрительно загомонили.

— Или похудения? — растерянно спросила Ленка…

… Высадив Ленку у метро, Александра достала записку

«В Египте будь!» — прочитала она.

«Ну, да. Соловьеву богиня это сказала, а моя богиня — Онуфриенко. Конспиратор», — с улыбкой покачала она головой.

— Как поживаете, Иван Фомич? Прохлаждаетесь, небось, на берегах Нила под сенью пирамид?… Нет? А что ж тогда ни одной золотой мумии в закрома родины не переслали? Слышал, в долине золотых мумий их сотнями находят… Исправитесь? То-то же! Иван Фомич, просьбочка у меня имеется. Не в службу, а в дружбу. К вам одна женщина собирается — Александра Соловьева — восходящая звезда психиатрии и дорогой мне лично человечек. Присмотрите за ней. Ну, чтоб покомфортнее разместилась, но не перебарщивайте, а то она возвращаться не захочет! — зычный смех раскатился по просторному кабинету с портретом президента на стене, российским флагом в углу и огромным, похожим на палубу авианосца письменным столом, заставленным телефонами. — А то она мне здесь в первопрестольной вскоре может понадобится по личным, так сказать, причинам… Да, да, личная просьба. Послу нашему я тоже позвоню, чтоб в курсе был. Ну, так я на вас надеюсь?.. Да знаю, что не подведете. Старую партийную гвардию по подходу, как кадровых офицеров по выправке, видно. Вы когда на родину, к родным, так сказать, пенатам возвращаетесь?.. В следующем году? Ну что вы, Иван Фомич, я старых отцовских друзей не забываю.

Алексей Викторович Кузнецов положил трубку и, взглянув на часы, нажал кнопку селекторной связи:

— Инга Владимир овна! Все собрались? Ну, так приглашайте людей. Время дорого! — пророкотал он.

— Мсье, остров Ситэ, Нотр Дам де Пари, как вы просили, — услышал Соловьев хрипловатый голос возчика и открыл глаза.

Перед ним в лучах заходящего солнца возвышалось строгое здание собора, в своем готическом величии напоминавшее сказочную крепость. Крепость тысячелетней веры в Богоматерь и Спасителя, который придет и все построит по правде и совести, веры, рожденной в страданиях многими поколениями людей, но теперь закаменевшей в соблазнах земной власти. Ему казалось, что собор стоит на стыке двух миров — почти забытого прошлого, полного искренних исканий и надежд, и нынешнего — полного тех же исканий и тех же несбывшихся надежд.

Глядя на храм, архитектура и символика которого хранила в себе — он это уже знал точно — неразгаданный свод оккультных учений, он ощущал сильное волнение от осознания прикосновения к тайне.

Соловьев подошел к входу и заглянул в полуприкрытую дверь.

— Мсье, уже поздно. Мы закрываемся. Приходите завтра, — вежливо, но сухо произнес служитель, одетый в черную сутану, но, взглянув на изможденное лицо Владимир а, в его ясные и безмерно глубокие глаза, молча сделал шаг в сторону, пропуская в храм.

— Благодарю вас, я ненадолго.

Величественная базилика со сводчатыми потолками нефов и уже полутемными витражными окнами словно старалась растворить его в огромном пространстве великолепия и превратить в крошечное создание — ничтожное перед каменным величием веры. Но Соловьева сейчас не интересовала архитектура, он, стараясь неслышно ступать под гулкими в тишине сводами, направился сразу к белой мраморной статуе Богоматери с младенцем Иисусом на руках. Прекрасная Дама Парижа была по-царски величава и недосягаема — под стать храму. Казалось, она вытянула невидимую руку ладонью вперед, предупреждая, что близко подходить никак нельзя. Лицо младенца тоже показалось не детским. Он был скорее похож на умудренного долгой жизнью маленького старичка с крепко сжатыми губами.

«Похоже, это не моя Богиня», — разочарованно подумал Соловьев, вспоминая, что та в видениях была теплой и лучезарной, зовущей к познанию, добру и гармонии.

«Нет, это определенно, не Она, — размышлял он, уже направляясь к выходу, — но это точно Ее собор, потому что в нем есть тайна. Значит должны быть какие-то знаки, которые я просто не увидел в спешке».

— Вы довольны, мсье? — прервал его размышления возчик, ожидавший возле экипажа.

— Вполне, — неохотно ответил Соловьев, который не любил, когда кто-то вторгался в его мысли.

— Я вам так скажу, мсье, — на усатом лице возчика появилось доверительное выражение, — может вам будет интересно узнать, моя покойная бабушка рассказывала со слов своей бабушки, что на этом самом месте раньше стоял храм, — он огляделся по сторонам и понизил голос, — Великой Египетской Богини. Внутри была ее статуя, и наш город назван в ее честь.

Соловьев, который уже занес было ногу на ступеньку экипажа, приостановился, слушая с интересом.

— Статуя богини находилась в храме еще триста лет назад, — продолжил возчик, явно польщенный вниманием, — пока христианские священники не догадались, что прихожане и многие паломники, приходят сюда с молитвами и просьбами, потому что, — он снова заговорил тише, — считают статую не Матерью Христа, а Великой Египетской Богиней. Представляете, мсье? — спрятал он хитрую улыбку в пышных усах. — Вот тогда-то и решили старую статую разрушить. И разрушили. Но, людская молва до сих пор говорит, — он опять огляделся и перешел на громкий шепот, — что тайные служители Богини сохранили и спрятали кусочки прежней статуи в разных городах по всему свету. И в Париже тоже. Так-то вот, мсье, — забрался на свое место и щелкнул кнутом.