Умм, или Исида среди Неспасенных

– Дороги, – изрек он, причем, как мне показалось, не без гордости.

Зеб и в самом деле был доволен собой, потому что он радостно закивал и повторил:

– Дороги.

– Что «дороги»? – переспросила я.

– Дороги. Узкие. Без тротуаров. Машины. Бешеные. Пешедралом. Опасно. – Зеб развел руками. – Дороги. – Он заспешил к выходу, и через раскрытые двери я увидела, что Боз уже втискивается в машину.

– Дороги, – пробормотала я; деваться было некуда.

– Пардон, голубушка, на коленках стоять не положено.

– Могу пристегнуться! – нашлась я и попыталась вытянуть ремень безопасности на всю длину.

– Не в том дело, голубушка. У нас инструкция: пассажиру положено сидеть. А кто стоит на коленках, тот не сидит, правильно?

– Хотя бы на пол можно сесть?

– Нет, не положено.

– Но я же буду сидеть!

– Чтоб сидеть, есть сиденье. А на полу – это на полу; как тебе втолковать? Парни, чего это с ней?

– Подруга у нас с тараканами; сам понимаешь, из Шотландии. Извиняюсь, конечно. Эй, Айсида, не пугай человека: он думает, у него за спиной психованная.

– Может, у ней геморрой, тогда конечно…

– Делай, что велят, а то он нас высадит – и потопаем на своих двоих. Извини, дядя; ты включай счетчик, а мы тут разберемся.

– Скажите, – заговорила я, – не найдется ли у вас дощечки или чего-нибудь жесткого, чтобы под себя подложить?

Таксист обернулся. Это был сгорбленный человечек в очках с ужасающе толстыми линзами.

– Жесткое, под себя подложить? – переспросил он и обратился к Бозу: – И к гадалке не ходи: геморрой.

Нагнувшись, он достал из-под сиденья здоровенную книгу и вручил ее мне.

– Вот, держи – городской справочник; сгодится?

Я проверила: потрепанная коленкоровая обложка все-таки немного гнулась.

– На худой конец сгодится. Спасибо, сэр.

– Все для удобства пассажиров. – Он взялся за руль. – А чего стесняться? Я и сам, было дело, мучился, только молодые-то этим вроде не страдают, верно я говорю?

– Верно, – пристегивая ремень, согласилась я, хотя уже утратила нить беседы.

В салоне такси удушающе пахло резким, дешевым одеколоном. Поездку до Джиттеринга скрасили яркие рассказы водителя о больницах и проктологических операциях.

– Не слабо. Ранчо, – восхитился Зеб, разглядывая эффектный загородный дом.

«Ламанча» белела за воротами, в конце подъездной аллеи; это был целый конгломерат одноэтажных зданий с причудливыми фронтонами и большими зашторенными окнами. Сад подкупал особой ухоженностью, хотя посреди газона кто-то забыл расписную телегу; по другую сторону подъездной аллеи, на полоске травы, красовался новехонький плуг, а к стене дома было прислонено выкрашенное яркие цвета тележное колесо. Для реальной фермы все здесь было слишком уж чисто и аккуратно.

На побеленных деревянных воротах, высотой мне по плечо, крепилось несколько табличек; одна гласила «Ламанча», другая – «Частная собственность, вход воспрещен», третья – «Осторожно, злая собака», причем последняя сопровождалась портретом огромного пса, дабы лишить посетителя всяких иллюзий по поводу внешнего вида этих животных.

– Приехали, – сказала я, высматривая сквозь штакетник задвижку или крюк.

– Эге, – произнес Зеб, тыча пальцем в табличку «Осторожно, злая собака».

Между тем я успела отодвинуть засов и толкнула калитку.

– Что такое? – переспросила я. – Ах, это. Ерунда; скорее всего, просто блеф. Кроме того, – я пропустила своих спутников вперед и постаралась ободрить, – у меня есть подход к животным, особенно к собакам.

Прикрыв ворота, я возглавила нашу процессию. На полпути к дому мы услышали хриплый лай. Все трое остановились. Из-за дома выскочил крупный пес, размером с жеребенка, – портрет явно делали с него. На загривке коричневая шерсть с белыми пятнами стояла дыбом; из пасти капала слюна.

– Атас!

– Линяем! Айсида, беги!

Я обернулась: Зеб и Боз (который хотя бы оглядывался на меня) резво уносили ноги.

Меня не заразил их страх. Со мной была вера. И я действительно знаю подход к животным. На долю секунды задумавшись, я взвесила ситуацию. У меня за спиной хрипела собака; наверно, в доисторическую эпоху такие звуки издавали простуженные динозавры. Медлить не следовало.

Особый подход к живым тварям у нас в крови; когда мой дедушка, убедив мистера Мак-Илоуна стать его первым апостолом, обосновался на ферме в Ласкентайре, он сразу поладил с лошадьми и прочей скотиной; ему ничего не стоило унять разбушевавшихся животных или определить их недуг задолго до прибытия ветеринара.

Этот талант унаследовал мой отец, который в Верхне-Пасхальном Закланье еще в школьные годы ходил за овцами и коровами, хотя наш Основатель считал, что Богоизбранникам не к лицу заниматься скотоводством. Но Сальвадор ни в чем не мог отказать своему сыну; охотно признаю, что такое послабление распространилось на всех прочих Богоизбранников и вошло в число догматов нашей веры (к моей большой радости), поэтому мой отец и отводил душу, присматривая за животными.

Я не разделяю страсть отца к животным, хотя отношусь к ним с симпатией и при необходимости могу с ними ладить и работать – через отца эти умения перешли ко мне от деда: плюс к тому я умею Исцелять.

Убедившись, что Зеб и в особенности Боз думают, будто мы улепетываем в полном составе, я остановилась, резко развернулась, опустилась на четвереньки и оперлась на вытянутые вперед руки. Припав к траве и глядя снизу вверх на огромного пса, который был уже в угрожающей близости, я немного продвинулась вперед, для чего оттопырила зад и подпрыгнула. От неожиданности собака замедлила бег; я повторила то же самое движение, и, к моему огромному облегчению, пес перешел на шаг, начал фыркать и принюхиваться. Я еще раз повторила движение. Собака растерялась, оглянулась и дальше продвигалась совсем медленно. Я сделала то же самое – «песик, давай поиграем» – и опустила глаза, услышав грозный рык. Когда же я вновь подняла взгляд, собака виляла хвостом. Чтобы меня обнюхать, ей пришлось приблизиться.

Как я уже говорила, у меня есть Дар. Если на человека несется здоровенная собака, убегать не имеет смысла.

В общем, не прошло и минуты, а я уже сидела на корточках, гладила исходящего слюной нового знакомца и поглядывала на Зеба с Бозом, которые стояли за воротами, в ужасе уставившись на меня.

– Вы там снюхались, Айсида?

– Кажется, да, – ответила я. – Но вы пока не входите; посмотрю, что будет, если я двинусь в сторону крыльца.

Стоило мне приподняться, как пес зарычал – аж земля задрожала. Решив пожертвовать достоинством ради общего дела, я так и проползла на четвереньках до крыльца в сопровождении довольного цербера. Добравшись до входа, я позвонила в дверь. Собака залаяла, и ее лай эхом разлетелся по открытой веранде, после чего псина побежала в ту же сторону, откуда появилась, и исчезла за углом дома. Только теперь я встала на ноги.

Дверь приоткрыли, хотя и не сразу: это сделал высокий парень с мелированными волосами, в коем я заподозрила мистера Леопольда. Но почему-то ни рассказы Киммерии, ни местонахождение лондонского офиса не вязались с обликом этого загорелого, атлетически сложенного парня. Я успела заметить бейсболку (как и у Боза, перевернутую козырьком назад), тенниску и джинсы.

– Да? Чем обязан?

– А… здравствуйте. Меня зовут Исида Умм.

Я протянула руку. Хозяин дома нахмурился.

– Рада познакомиться, – сказала я, с улыбкой снимая шляпу левой рукой.

Взглядом я указала на протянутую руку и со значением кашлянула. Молодой человек продолжал хмуриться и не спешил отвечать рукопожатием.

– Прошу прошения, сэр, надо бы пожать руки. Думаю, правила вежливости в здешних краях не отменены.

Он еще больше помрачнел:

– Чего?

– Сэр. – Я резко просунула руку в дверь, почти ему под нос.