Мертвый эфир

Спустя месяц я повторил попытку, засев на этот раз в кафе напротив отеля «Коннот». И вновь я ее проглядел, а спустя час заиграл мой мобильник.

«Аноним», сообщил мне дисплей. Ого!

— Алло?

— Я живу в Белгравии. Обычно сразу возвращаюсь домой. Иногда могу перед этим пройтись по магазинам, часто по книжным… Ты еще по-прежнему там сидишь?

— Ага. Еще там, — подтвердил я. И глубоко вздохнул. — Прости.

— Из тебя вышел бы очень неважный шпион.

— Угу. — Я снова вздохнул, — Но это вовсе не…

— Вовсе не что?

— Вовсе не мания. Я хочу сказать, что тут не из-за чего беспокоиться. Я не маньяк, подкрадывающийся к жертве. Ничего подобного. Мне хочется знать. Я заинтригован. Ты меня чертовски интересуешь. Мы так… близки, но все равно, знаешь… Такие чужие. Практически незнакомцы.

— Прости, что получается именно так. Но это необходимо. Ты согласен?

— Разумеется.

— И больше не станешь так делать, хорошо? Пожалуйста!

— Больше не буду. Ты на меня сердишься?

— Скорей польщена, чем сердита. Но еще больше встревожена. Такой риск неоправдан.

— Больше не повторится. Только…

— Что?

— Дело того стоило, ведь ты мне позвонила и я слышу твой голос.

Селия помолчала секунду-другую.

— Очень мило, — сказала она наконец, — но я сейчас тороплюсь и не могу говорить.

В отель «Ритц» я принес немного экстази. Мы запили таблетки шампанским, включили диск чил-аута, полученный мною от одного диджея, дружка Эда, и медленно погрузились в любовь, потрясающую и блаженную, которой занимались до тех пор, пока у меня не заболели опустошенные яйца.

— Ты никогда не спрашиваешь меня о Джоне…

— Именно так, не спрашиваю.

— Ты его ненавидишь?

— Нет, я его просто не знаю. Я не испытываю ненависти к нему только за то, что он твой муж. Если он мафиозный босс, мне следовало бы невзлюбить его из принципа, то есть за это, но мне как-то не хватает энтузиазма. Может, я принял чересчур близко к сердцу твою идею о том, что все с нами связанное должно существовать отдельно от реальной жизни. А может, мне просто не хочется слишком много думать о твоем муже.

— А обо мне ты никогда не думал с ненавистью?

— С ненавистью о тебе? Ты что, сошла с ума?

— Ведь я живу с ним. Я ему жена.

— Думаю, я больше обращаю внимание на твои хорошие стороны.

Именно в тот раз я проглотил остатки гордости и заглянул к ней в бумажник. Пожалуй, предполагая найти там пухлую кипу банкнот, а на самом деле там оказалось от силы фунтов сто. Я всегда думал, что Селия вряд ли оплачивала номера в отелях кредитной карточкой, раз уж ей так сильно хотелось держать наши встречи в секрете. То, что я не обнаружил рулончика грязных двадцатифунтовых купюр, поставило меня в тупик. Лишь гораздо позже до меня дошло, что, скорее всего, она действительно платила наличными, но до, а не потом.

Пауза после «Ритца» оказалась самой долгой. Муж увез Селию в отпуск на целый месяц, не то в Новую Зеландию, не то в Страну Оз, да плюс еще неделя, потому что за три дня до ее возвращения мы с Джоу отправились в Египет, где осматривали гробницы и занимались подводным плаванием на Красном море. Пока ее не было, я совершил оплошность: сходил в кино посмотреть фильм, называвшийся «Интим» [62],— о мужчине и женщине, которые то и дело встречались в какой-то грязной квартире и занимались там сексом, но оставались совершенно чужими людьми. Скорее всего, это был крепкий британский арт-хаус, но мне фильм сразу не понравился, и я ушел с середины, хотя до этого не поступал так ни разу в жизни. Иногда я доставал свой мобильник и щелкал кнопкой, перебирая номера телефонов, пока не доходил до номера Селии, после чего просто сидел и смотрел на него, пока не отключалась подсветка дисплея. Осторожность Селии оказалась заразной, так что я даже не ввел ее имя ни в собственно телефонную память, ни в память сим-карты, просто ввел номер, и все. С точки зрения моего телефона ее звали всего-навсего «ячейка 96».

Однажды вечером в отеле «Савой», посреди гектаров кремовых обоев и позолоты, в апартаментах, выходящих окнами на темнеющую внизу Темзу и на залитый светом массивный Фестивал-Холл на другом берегу, Селия погасила свет в спальне и раздвинула шторы. Затем поставила пуфик перед высоким, раскрытым настежь окном и усадила меня там. Только что обласканные ею яйца коснулись вощеного ситца, и напряженность моего естества стала еще мучительнее, когда она, расставив ноги, села мне на колени, как в кресло, и мы вместе стали смотреть в одну и ту же сторону, на светло-коричневые тучи, среди которых проглядывали несколько ярких звезд, а звуки и запахи летнего Лондона накатывались на нас через это огромное распахнутое окно.

— Вот так, — сказала Селия, взяв мои руки в свои и обвив ими себя так крепко, что получилось нечто похожее на борцовский захват шеи, — теперь хорошо.

— Матерь, бля, божья!

— Так в чем проблема? Если разобраться, у тебя роскошный роман с шикарным сексом.

— Не знаю. Конечно, что касается секса… Ну, трахаемся, конечно… Только… В общем, трудно сказать.

Мы с Крейгом сидели у него в гостиной и смотрели по телику футбол. Перерыв между таймами — самое подходящее время для Мужского Разговора. После того как сходишь пописать, конечно. Никки сидела наверху, в своей комнатке под самой крышей, слушала музыку и читала. Информация о моем случайном знакомстве и встречах с Селией, которой я поделился с Крейгом, была абсолютно минимальной.

Обычно я рассказывал о таких вещах Эду, ибо от Крейга его отличало немаловажное в данном случае достоинство: он вел — причем чрезвычайно успешно — такой образ жизни, что по сравнению с ним я казался себе монахом. Обычно — но не в этом случае: в тот день, когда ему вздумалось покатать меня на своем «хаммере», я спросил у него про мистера Мерриэла и, кажется, ляпнул, будто видел также его жену, а потому опасался — можете считать это паранойей, — что Эд сумеет сопоставить одно с другим и, кто знает, упадет в обморок.

Вероятно, Селия нагнала на меня лишнего страху, догадавшись, что мы с Джуди по-прежнему время от времени занимаемся любовью.

— Посмотри на все объективно, — предложил Крейг. — Ты видишься с этой загадочной феминой и описываешь ее как прекраснейшую из женщин, с которыми когда-либо спал. Вы всегда встречаетесь в обстановке, которую ты характеризуешь то как «великолепную», то как «истинно сибаритскую», и трахаетесь до потери пульса…

— Все так, но дело в том, что в наших отношениях, увы, ничто не может изменяться: в лучшем случае они просто постепенно выдохнутся… В чем дело?

— Ничего себе!

— Что такое?

— Вот это!

— Что?

— Когда я сказал насчет потери пульса…

— То?..

— Ты дернулся. У тебя щека дернулась. Будто нервный тик.

— Разве… Ты точно видел? Правда? Ну, может быть. Ладно. И что?

— Это значит, ты в нее втрескался. Вот теперь у тебя действительно начнутся проблемы.

Маховик проекта «Горячие новости» раскручивался вовсю. Уже через день-два после встречи с главным менеджером Дебби в ее кабинете началось форменное безумие, как это иногда происходит в случае многих подобных достаточно тривиальных проектов; телефоны настойчиво трезвонили едва не круглые сутки, включая выходные; сообщения, устные и письменные, порхали туда-сюда между Четвертым каналом, радиостанцией «В прямом эфире — столица!» и выпускающей передачу телекомпанией «Уинсом», а также всевозможными продюсерами и ассистентами, секретарями, агентами и адвокатами, не говоря уж о тех людях, работа которых, похоже, состоит лишь в том, чтобы позвонить и сказать, что им с кем-то позарез требуется срочно переговорить; эта орава подвергала серьезному испытанию значительный сектор лондонской сети связи, как мобильной, так и стационарной, а все для того, чтобы ухватиться хотя бы за край невероятно животрепещущей телепередачи, восхитительноэпохальной и находящейся на переднем крае, бросающей вызов и конфронтационной, а к тому же намеченной на вечер ближайшего понедельника. В этот водоворот затянуло даже сэра Джейми, так как, по условиям моего контракта, требовалось его личное согласие на то, чтобы я выступил в другом, заранее не оговоренном СМИ. Выяснилось, впрочем, что и это не проблема, ибо он оказался добрым другом владельца компании «Уинсом продакшнз» и у него даже имелись ее акции.