Семейные беседы: романы, повести, рассказы

Мои родители никогда не были националистами. Более того - они ненавидели национализм во всех его проявлениях. Но это презрение к Италии они как бы восприняли на свой счет: он как бы презирал и всех нас, и наши устои, и всю нашу жизнь.

К тому же отец был очень недоволен, что Марио порвал со "Справедливостью и свободой". Ведь ее возглавлял Карло Росселли, и именно он, когда Марио приехал в Париж, дал ему денег и приютил у себя. Мать с отцом давно были знакомы с семейством Росселли и дружили с матерью Карло синьорой Амелией, которая жила во Флоренции.

- Только посмей обидеть Росселли! - пригрозил отец.

У Марио, кроме Кафи, было еще два друга. Один из них - Ренцо, сын Джуа, сидевшего в тюрьме, - бледный юноша с горящими глазами и чубчиком на лбу; он сам сбежал из Италии, перебравшись через горы. Другой - Кьяромонте; с ним мать познакомилась как-то летом у Паолы в Форте-дей-Марми. Этот был крупный, приземистый, черноволосый. Оба они также порвали со "Справедливостью и свободой", оба дружили с Кафи и целыми днями слушали, как он читает свои листки, исписанные карандашом и не предназначенные для печати, потому что печатные книги Кафи презирал.

У Кьяромонте очень болела жена, и сам он очень нуждался. Однако он, как мог, помогал Кафи. И Марио ему помогал. Так они и жили, держась друг за друга, делясь тем немногим, что имели, не примыкая ни к каким группировкам, не строя планов на будущее, потому что какое уж тут будущее: вот-вот разразится война, и победят в ней дураки, ибо дураки, говорил Марио, всегда побеждают.

- Этот Кафи, - сказал отец матери, - наверняка анархист! Марио тоже анархист! В сущности, он всегда был анархистом !

Из Парижа отец с матерью поехали в Брюссель, где открывался конгресс по биологии. Там они встретили Терни и других друзей отца, его учеников и ассистентов, и отец сразу повеселел: общество Марио его утомляло.

- Он ни с чем не соглашается! - говорил он о Марио. - Стоит мне открыть рот, как он уже не согласен!

Отец очень любил эти научные конгрессы: любил встречаться с коллегами, спорить, почесывать голову и спину, торопить мать, не давая ей задерживаться в картинных галереях и музеях. Любил он и останавливаться в гостиницах. Только просыпался всегда очень рано, а проснувшись, сразу ощущал голод. До завтрака он, как хищник, метался по комнате, выглядывал в окно - не светает ли еще. Едва дождавшись пяти часов, он бросался к телефону и громовым голосом заказывал завтрак.

- Deux thes! Deux thes complets! Avec de l'eau chaude ! 1

1 Два чая! Два чая с булочками и джемом! С горячей водой! (франц.)

Обычно ему забывали принести "l'eau chaude" или джем: официанты в такой час еще спали на ходу. Он опять звонил и, получив наконец все, жадно набрасывался на булочки и джем. Затем принимался будить мать:

- Лидия, пойдем, уже поздно! Пойдем смотреть город.

- Ну и осел этот Марио! - повторял он то и дело. - Ослом был, ослом и остался! Скажите пожалуйста, какой привереда! Неловко будет, если он обидит Росселли!

- И вечно он с этим Кафи! Кафи да Кафи! - говорила мать, когда они вернулись домой и стали рассказывать Паоле и мне о Марио.

Мать говорила "Кафи" с точно такой же интонацией, как в свое время говорила "Пайетта", жалуясь на Альберто.

- А что, Пуссен действительно хороший художник? - спрашивала она у Паолы.

Паола тоже поехала навестить Марио. Они рассорились, потому что уже не находили общего языка. Игра в минералы и растения была забыта. Теперь они ни в чем не соглашались друг с другом, у каждого было свое мнение. Паола в Париже купила себе платье. Марио всегда говорил, что она очень элегантна, хвалил ее платья, ее вкус, и вообще тон обычно задавала Паола, а Марио ее слушался. Платье, которое Паола купила в Париже, Марио не понравилось. Он сказал, что в этом платье она похожа на "жену префекта". Паола очень обиделась. Кьяромонте, с которым они прежде вместе отдыхали в Форте-дей-Марми и были очень дружны, ей тоже разонравился. Неужели этот нищий эмигрант с больной женой на руках и с Кафи в качестве кумира и есть весельчак Кьяромонте, что приезжал к ней когда-то на море, плавал, ходил на лодке, ухаживал за ее подругами, всех высмеивал, а по вечерам лихо отплясывал на ганцах? Марио сказал ей, что она мещанка.

- Да, я мещанка, - ответила Паола. - И никому до этого дела нет.

Она сходила на могилу к Прусту. Марио ни разу там не был.

- Ему теперь дела нет до Пруста! - рассказывала она потом матери. - Он о нем не вспоминает: Пруст, видите ли, ему больше не нравится. Ему нравится один Геродот!

Она купила Марио прекрасный плащ, чтобы было в чем выйти на улицу, а Марио тут же подарил его Кафи: у Кафи, мол, больное сердце и он не должен мокнуть под дождем.

- Кафи! Кафи! Кафи! - с отвращением восклицала Паола и поддерживала отца в том, что Марио поступил по-хамски, порвав с Росселли; по ее словам, они - Марио и Кьяромонте - в Париже словно два отшельника, полностью потерявших чувство реального.

Альберто вернулся из ссылки, закончил университет и женился. Вопреки предсказаниям отца он стал врачом и очень неплохо лечил людей.

У него теперь был свой кабинет. Он сердился на Миранду, свою жену, если в кабинете был беспорядок и везде валялись газеты, сердился, если не было пепельниц, потому что он курил сигарету за сигаретой и не бросал больше окурков на землю.

Приходили больные; он их осматривал, а они тем временем рассказывали ему о своих делах. Он слушал внимательно, потому что любил, когда люди рассказывают о себе.

Затем в белом халате со стетоскопом на шее он выходил в соседнюю комнату. Там с грелкой, закутавшись в плед, сидела на диване Миранда: она вечно мерзла и была очень ленива. Альберто посылал ее варить кофе.

Он остался таким же непоседой, как в детстве: постоянно пил кофе и курил без передышки, но глубоко не затягивался, а словно отхлебывал дым маленькими глотками.

К нему заходили друзья; он всем мерил давление и давал лекарства.

У каждого он находил какую-нибудь болезнь. Только у жены ничего не находил.

- Дай мне чего-нибудь успокаивающего! - говорила она ему. - Я, видимо, больна. У меня голова раскалывается и все тело ломит!