Курорт

Клит уставился на нижний ящик стола управляющего. Он не сомневался, что Уайттейкер поймет намек.

— Хорошо, — нарушил Клит затянувшееся молчание. — Вы можете делать все, что хотите, а потому я прошу отпустить ее, потому что вы наказываете и меня, а я ничего не сделал. Вам известно, что мистер Клиффорд очень меня любит. Если он узнает, что меня наказали из-за маленькой шалости Шарлотты, ему это не понравится.

Клиту очень хотелось, чтобы Шарлотта оказалась в его комнате. Там бы он поговорил с ней по-мужски, выбил из нее дурь, чтобы она и думать забыла об этом кретине из Сан-Диего.

— У тебя сбежали новенькие, — напомнил Уайттейкер.

— Меня отвлекли эти громилы, повисшие на Шарлотте. Вы бы тоже расстроились, если б они так грубо обошлись с вашей девушкой.

Уайттейкер поджал губы. Клит первым решился указать на то, что у него нет женщины ни в «Клиффхэвене», ни где-то еще. Похоже, Клита пора убирать. Придется устроить несчастный случай. И побыстрее.

— Хорошо, Клит, я отпущу ее. Но ты объяснишь ей, я знаю, ты это умеешь, что здесь такое недопустимо?

— Обязательно, босс, — просиял Клит.

— А теперь марш на бензоколонку. И смотри, чтобы тот тоже не сбежал.

Садясь на мотороллер, Клит похвалил себя за то, что не поленился в отсутствие Уайттейкера заглянуть в нижний правый ящик стола. Он скопировал несколько страниц дневника управляющего и по телефону прочитал их мистеру Клиффорду.

— Клит, — услышал он тогда от мистера Клиффорда, — ты один из самых верных людей, каких мне только доводилось встречать. Со временем ты займешь в «Клиффхэвене» более высокую должность. А пока, хотя бы несколько дней, держись подальше от Джорджа. Как бы он чего не заподозрил. Джордж очень мстительный.

Иногда наступает момент,думал Генри, возглавляя с Маргарет маленькую колонну, плетущуюся в гору, когда человек должен рискнуть своей жизнью.Ему вспомнился далекий январь, когда какой-то мальчишка провалился сквозь лед. Случившееся видели четверо мужчин. Двое не сдвинулись с места из боязни оказаться в холодной воде, а Генри и еще один, помоложе, прыгнули на лед и побежали к мальчику. Тот еще держался на поверхности. Не успел Генри подумать, что «жертвует своей жизнью, спасая другую жизнь», как мужчина крикнул ему: «Стойте здесь», — бросился в воду и подтолкнул мальчика к Генри, который дрожащими руками и вытащил его на лед. Мужчина вылез сам и сказал ему, ничего не сделавшему: «Спасибо, мистер. Извините, что накричал на вас. Я думал, что вы тоже хотите прыгнуть в воду. Тогда никто не смог бы его вытащить». Мужчина, как он потом прочитал в газете, состоял в добровольной пожарной команде и привык к решительным действиям в экстремальной ситуации. Почему он не предложил мужчине остаться на льду, а сам не прыгнул в воду? Может, он струсил? А как же те двое, что застыли на берегу? Неужели они так и не помогли бы мальчику, тонущему у них на глазах, потому что прежде всего думали о собственной безопасности? Или успокоились, увидев, что к нему бегут двое?

Некоторые люди никогда не рискнут своей жизнью. А вот добровольные пожарные по всей Америке, их полная противоположность, по первому зову бросаются на помощь незнакомцу, уверенные в том, что смерть обойдет храбреца стороной. А между этими полюсами? Все остальные, рассчитывающие варианты, чем сейчас занимается и он, думая о шестерых, идущих с дубинками сзади. Да, он мог бы броситься на одного с голыми руками, пытаясь вырвать дубинку. Он бы избил этого подонка до полусмерти, чтобы обрести свободу. Но бросаться на шестерых? Чистейшее безрассудство. А разве сопротивляться бессмысленно? Хотя бы для того, чтобы показать этим кретинам, прислуживающим врагам, что еврей может постоять за себя? А может, дело в том, что власть приказала ему повиноваться, устами стража закона назвав его кайком? И тем самым лишила его йоты безумия, необходимой для того, чтобы пойти на битву с полудюжиной противников в надежде одержать победу?

Генри, ругал он себя, ты слишком много думаешь и чересчур мало делаешь.

Он взглянул на Маргарет, идущую справа от него, мерно переставляющую ноги. Почему-то она напомнила ему паровоз, медленно отваливший от перрона, с колесами, механически перемещающими его массу. Она, должно быть, ужасно устала, продираясь сквозь лес. Ни один из них не привык к таким физическим нагрузкам. Редко он вспоминал о том, что у Маргарет есть тело. Под ее кожей с нежной, бархатистой оболочкой были мышцы, крепящиеся на скелете, пищеварительный тракт с входом и выходом, кровеносная система, все точно такое же по составу, как у других людей, но вместе составляющее целое по имени Маргарет, которое вкупе с разумом, характером, очарованием и являлось тем индивидуумом, которого он любил. Она не просто родила ему Рут и Стэнли. Двадцать пять лет по ночам он находил утешение в ее объятиях. Она уже стала его второй половиной. И его любовь к ней не угасала.

Но сейчас мысль эта лишь отвлекала его внимание. Ему необходимо сконцентрироваться на побеге. Бежать ли вдвоем, или шансы на успех возрастут, если он уйдет один? Потом, естественно, он вернется, чтобы освободить остальных, но не выместят ли создатели «Клиффхэвена» свою злобу на Маргарет? А может, ее не тронут, так как ненавидят только евреев? Или ей достанется вдвойне, как предательнице, вышедшей замуж за еврея?

Видишь, повторил Генри, опять одни еврейские мысли, с одной стороны, с другой, а надо-то действовать!

Он услышал шум мотора, потом из-за поворота показался свет фары, подъехал Клит на мотороллере, сбросил скорость, уперся ногами в землю, когда мотороллер остановился. Только дурак мог ожидать от Клита дружеской улыбки. Он просто кивнул Маргарет и Генри с таким видом, будто с самого начала знал, что их поймают, перекинулся парой слов с одним из охранников, затем прибавил газа и укатил к сторожевой будке, от которой начался их изнурительный подъем.

Семейство Фоулеров в молчании выслушало разговор Френка с Клитом. Сопровождаемый их, как ему показалось, любопытными взглядами Френк направился к выходу. Ни у кого из них на такое не хватит духа.

— Не наживи себе неприятностей, — бросила вслед Матильда.

Френк остановился.

— Каких?

— Придержи язык, — рыкнул папа Джо. — Наша семья живет здесь почти пятьдесят лет. И не наше дело, чем занимаются эти люди с нового курорта.

— Дерьмо собачье, — фыркнул Френк.

— Кого это ты назвал дерьмом? — папа Джо встал.

— Никого, я говорил о наших делах. Разве после появления «Клиффхэвена» мы продаем не больше бензина и продуктов? Мне надо идти.

— Доедай, — взглядом Матильда предложила мужу сесть.

Френк вышел из дома. Какая же лживая у меня семейка. Пока не появился «Клиффхэвен», они только и говорили о евреях Лос-Анджелеса, евреях Сан-Франциско, евреях Нью-Йорка. Они все знали. Но не решались хоть что-то предпринять.

— Вот ваша карточка, мистер, — Френк протянул Феттерману кредитную карточку. — Я позвонил в «Клиффхэвен», и они согласились вас принять.

— Вы говорите об этом курорте? — Феттерман повернулся к рекламному щиту с указателем поворота на «Клиффхэвен», возвышающемуся рядом с бензоколонкой.

— Да, это отличное место.

— Но там, наверное, высокие цены.

О чем волнуется этот богач, удивился Френк.

— Я думаю, они рассчитаются с вами по кредитной карточке.

— Но номер стоит немало? — тут Феттерман заметил взгляд Френка, брошенный на «мерседес». — Я знаю, о чем вы думаете, — он улыбнулся. — Это отцовская машина.

Естественно, хмыкнул про себя Френк, у него наверняка их целый десяток.

— Мой отец в больнице, — продолжил Феттерман. — У него рак. Он разрешает мне брать его машину.

Послышался треск мотора, и вскоре на дороге, ведущей в «Клиффхэвен», засветилась фара мотороллера Клита.

— Привет, Клит, — помахал рукой Френк.

Клит коротко кивнул. Прохладная встреча, подумал Френк. Но Клит уже очаровывал Феттермана.