Пологий склон

Будучи главой префектуры Фукусима, господин Сиракава часто возился в своем саду. Он превратил небольшой участок земли за домом в цветущий оазис. Из садоводческого питомника ему поставляли новейшие европейские сорта вишен, черешен и яблонь. Сиракава заботливо выхаживал каждый саженец и с восторгом наблюдал, как наливаются соком плоды и ягоды.

Жизнь на природе, в собственном поместье, среди плодоносящих кустов и деревьев, по-прежнему доставляла Сиракаве, который разменял уже седьмой десяток, восторженную радость. Собирать урожай фруктов, ягод, орехов – что может сравниться с этим удовольствием?

Среди прочих культур особое место в саду занимала тернослива. Плоды полагалось собирать недозревшими, тугими, зелеными. Их мариновали в больших кадках, а потом осторожно раскладывали по баночкам, на каждую приклеивалась специальная этикетка с указанием времени сбора.

Вся родня получала свою долю тернослива, но его запасы никогда не истощались. Плоды, разложенные по баночкам, стояли в темной кладовой и вызревали, как старое доброе вино, приобретали особую мягкость и сладость. Каждое утро без исключения господину Сиракаве обязательно подавали к завтраку порцию этого лакомства.

Однажды ясным майским днем, когда ливни поутихли и солнце щедро дарило земле свет и тепло, хозяин решил, что пришло время сбора зеленых плодов.

По субботам в начальной школе не было занятий, поэтому Такао и его сводные братья Кадзуо и Томоо носились по саду. Сквозь густую листву струились потоки солнечного света и золотыми бликами рассыпались по траве. Мальчики помогали Сугэ и служанкам трясти терносливы и складывать урожай в корзины. В развилке самого большого дерева стоял молодой человек. С земли были видны только его худощавые ноги.

– Господин Конно, вы еще долго собираетесь трясти? Так много плодов на этом дереве! С ума можно сойти! – крикнула Сугэ, запрокинув голову и пытаясь что-нибудь разглядеть в густой кроне терносливы. Синее хлопчатобумажное кимоно с белым стрельчатым узором конгасура колыхалось при каждом ее движении.

Из листвы показалось бледное худое лицо, блеснули очки в серебряной оправе. Молодой человек улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:

– Да, надо еще потрясти. Пожалуй, пара килограммов наберется.

– Думаю, этого будет достаточно, вы уже собрали килограммов пятнадцать. Мы не можем круглый год есть один маринованный тернослив!

Раздались детские голоса.

– Господин Конно, ну спускайтесь же! Пойдемте лучше играть в мячик!

– Да, мне тоже надоело собирать сливы, господин Конно. Слезайте! Немедленно!

Мальчики обращались к молодому работнику. Разница между внуками Сиракавы чувствовалась сразу: и в их интонации, и в построении фраз. Такао вырос в большом просторном доме деда. Кадзуо, второй сын Митимасы, жил с родителями.

Конно остался глух к требовательным крикам и не торопился слезать.

– Я скоро спущусь. А вы пока сами поиграйте. Если я не соберу весь тернослив, мне крепко достанется от вашей бабушки, – сказал он, продолжая трясти ветви.

Дети, стараясь перекричать друг друга, бегали под деревом.

– Ладно, приходите позже! Мы будем вас ждать на лужайке! – С этими словами они помчались вверх по склону.

– Господин Конно, честное слово, хватит! Больше не надо! Спускайтесь и отдохните. А еще вы говорили, что вам необходимо подготовиться к сегодняшним экзаменам.

– Верно, но они начнутся не раньше шести.

– Какая разница? Перед экзаменами всегда надо повторить материал, полистать учебники.

– Да я как будто подготовился, – засмеялся юноша и, ловко переступая с ветки на ветку, спустился пониже, а затем легко спрыгнул на землю.

– Нобу, Ёси, отнесите тернослив на кухню и как следует вымойте, хорошо? – сказала Сугэ служанкам.

Девушки с натугой взвалили корзины на спины и, согнувшись под их тяжестью, медленно побрели к дому.

– Посмотрите, сколько листьев попадало! Какой приятный аромат! – воскликнула Сугэ и, схватив метлу, принялась собирать в кучу зеленые лоскутки.

– Позвольте, я сам все сделаю, госпожа Сиракава.

– Нет-нет, вам надо отдохнуть.

– Ну, не будьте же такой упрямой! Вы же совсем недавно лежали в постели с головной болью. Вы хотите, чтобы вам опять стало плохо? – Юноша выхватил у Сугэ метлу и принялся яростно сгребать листья.

Сугэ неподвижно стояла, опустив очи долу. От истоптанной травы поднимался острый свежий запах.

– Никогда больше не называйте меня госпожой Сиракавой.

– О боги! – застонал Конно и на мгновение замер. – Простите меня, пожалуйста. Это само вырвалось. А потом, никого ведь рядом нет – так что это не важно, правда?

– Ну и что? Я просто не хочу, чтобы вы так говорили. Мне это неприятно.

– Конечно, я должен помнить, что в доме есть только одна госпожа. Она вылитая китайская императрица, верно? Старая, противная старуха, так ведь?

– Старуха?! Господин Конно, вы точно с ума сошли! Так назвать нашу хозяйку!

– В доме есть только один настоящий хозяин – это наш господин. Я ненавижу, когда старуха обращается с вами как с простой служанкой. Да, верно, все по привычке называют ее хозяйкой, но ведь с нашим хозяином ее больше ничто не связывает. На самом деле вы – настоящая хозяйка. Разве я не прав?

Сугэ стояла, положив руку на ствол старой терносливы, слушала бурные излияния юноши, потупив взор, и как ни в чем не бывало разглядывала кончики белых таби, выглядывавших из гэта [47].

Молодой человек, студент фармакологического факультета, все говорил, говорил, и каждое его слово наполняло Сугэ сладкой болью.

– Пожалуйста, замолчите! Наша хозяйка – сильная личность. Она намного сильнее хозяина. И между прочим, он питает к ней глубокое уважение. А вы ни одной лишней минуты не останетесь в доме, если она вас невзлюбит.

– А мне наплевать! – Обиженно поджав губы, Конно отбросил в сторону метлу. Листья были собраны в аккуратную кучку. – Вы слишком покорны, госпожа Сугэ. Нельзя быть такой кроткой овечкой. Вы должны нашептать хозяину на ушко нужные слова. На старуху стоило бы надеть узду.

– О, вот это идея! Если бы только я могла так сделать… – пробормотала Сугэ, широко распахнув огромные бездонные глаза. В темном ободке радужной оболочки мерцали светло-голубые крапинки.

Два или три дня назад Томо послала Конно в муниципалитет за документами. Выполнив поручение, молодой человек вернулся на виллу. Хозяйка в тот момент отсутствовала, Конно не стал ее дожидаться и оставил бумаги Сугэ. Чуть позже, отправляясь по своим делам, он наткнулся в коридоре на госпожу Сиракаву.

– Господин Конно, вы уже выполнили мое поручение?

– Да. Я принес документы, но вас не было, и я отдал их хозяйке.

Конно робел в присутствии госпожи Сиракавы, невольно сутулился и втягивал голову в плечи.

– Так, я поняла: вы отдали документы Сугэ.

– Да, госпожа.

Он собрался ретироваться, но Томо остановила его легким покашливанием.

– Э-э, постойте-ка, господин Конно… Хочу вам кое-что сказать. Пожалуйста, никогда не называйте Сугэ хозяйкой. Видите ли, в доме есть только одна хозяйка – это я. Если не одергивать болтунов, все домочадцы отобьются от рук.

Она говорила тихо, спокойно, но ее слова падали на голову Конно как удары молота. Подобострастно кланяясь, молодой человек попятился к выходу. Он украдкой покосился на Томо: гладкая оливковая кожа, невозмутимое выражение лица, загадочно-туманные глаза, прикрытые лепестками век.

Конно нанялся в услужение к господину Сиракаве примерно год назад – рассчитывал подзаработать денег, чтобы иметь возможность посещать вечерние занятия на фармакологическом факультете. Как все слуги и работники в усадьбе, он, обращаясь к Сугэ прилюдно, говорил: «Барышня Сугэ».

В большом доме всегда должна быть хозяйка. Когда Томо уезжала инспектировать обширные владения мужа, Сугэ приходилось брать бразды правления в свои руки. Она рассеянно бродила по дому, заглядывала во все комнаты, заботилась о нуждах Юкитомо, отдавала распоряжения слугам. Если заняться было нечем, сидела в гостиной возле хибати и курила длинную трубку. Иногда, желая развлечь Юкитомо, читала вслух какую-нибудь книгу или газету. Ночью она, как обычно, стелила себе постель в спальне господина.