Портрет в коричневых тонах (ЛП)

В семь часов утра, после двухчасовой битвы, над одной из вершин уже развевался первый чилийский флаг, и Северо, коленопреклоненный на холме, видел толпу перуанских солдат, отступавших врассыпную, чтобы тотчас собраться во внутреннем дворе поместья, где те и натолкнулись на соответствующую военную подготовку чилийской конницы. В считанные минуты всё происходящее превратилось в ад. Северо дель Валье, кто тут же подбежал ближе, увидел сверкание сабель в воздухе и услышал перестрелку вперемешку с криками от боли. Когда он добрался до поместья, враги уже убегали прочь, вновь преследуемые чилийскими войсками. Здесь же до него донёсся голос главнокомандующего, указывающий молодому человеку слиться с людьми из его отряда, и всем вместе напасть на деревню. Краткий перерыв, во время которого происходило построение рядов, дал ему минуту передышки – мужчина упал на землю, коснувшись той лбом, запыхавшийся и весь дрожа, однако ж, по-прежнему крепко сжимая в руках оружие. Он предположил, что наступление было бы настоящим безумием, потому что в одиночку его полк не мог противостоять многочисленным вражеским войскам, укрывшимся, точно в окопах, по домам и различным зданиям. Пришлось бы сражаться насмерть, его же задача была не думать, а лишь подчиняться приказам своего начальника и стереть с лица земли перуанский посёлок, превратив тот в мусор, пепел и изничтожить всех до самого конца. Спустя несколько минут молодой человек уже бежал рысцой во главе своих товарищей, и всё это сопровождалось пролетающими вблизи снарядами с пронзительным свистом. Люди вошли двумя колоннами - по одной с каждой стороны главной улицы. Бóльшая часть жителей убегала с криком «идут эти чилийцы!»; оставшиеся же были полны решимости сражаться тем, что попадалось под руку, начиная с кухонных ножей и заканчивая горшками с кипящим маслом, которые люди бросали со своих балконов. У отряда Северо было распоряжение обходить дом за домом, пока не освободят всех – задание отнюдь не лёгкое, потому что повсюду было полно перуанских солдат, которые занимали крыши, сидели на деревьях, торчали в окнах и на порогах дверей. У Северо пересохло горло, и воспалились глаза - даже в метре от себя тот едва что-либо видел. Воздух, густой от дыма и пыли, вмиг стал очень душным, и везде был такой беспорядок, что никто не знал, что стоит предпринять, поэтому люди просто делали вид, будто идут вперёд. Внезапно молодой человек ощутил рядом с собой сильный град пуль и понял, что больше не сможет идти вперёд, вместо чего скорее он должен был найти подходящее убежище. Всего лишь одним ударом приклада он открыл ближайшую дверь и ворвался в жилище, высоко размахивая саблей, ослеплённый резким контрастом между палящим снаружи солнцем и внутренним полумраком. Мужчине понадобилось несколько минут, чтобы перезарядить ружьё, но их-то как раз у него и не было: человека крайне неожиданно парализовал душераздирающий вопль, когда тот смутно различил некое съёженное в углу существо и теперь робко поднявшееся перед ним самим, не перестающим размахивать топором. Бедняжке удалось защитить голову руками и всем телом отпрянуть назад. Топор, точно молния, угодил в левую ногу, пригвоздив молодого человека к полу. Северо дель Валье не знал, что происходило в данный момент, и отреагировал чисто инстинктивно. Всем весом своего тела он оттолкнул ружьё вонзённым штыком, а затем ещё и всадил его в живот нападающего, который, проявляя зверскую силу, так и поднял вместе с раненым. В лицо сразу же хлынул поток крови. Только тогда молодой человек понял, что врагом оказалась девушка. Тут её внутренности полезли наружу, и той, стоя на коленях, пришлось поддерживать кишки, что уже начали было сползать на дощатый пол. Глаза обоих неминуемо пересеклись в бесконечном взгляде, оба удивлённые и спрашивающие друг друга в непреходящей тишине настоящего момента, кто они, отчего столкнулись вместе именно таким способом, почему истекали кровью и зачем им было нужно умереть. Северо хотел поддержать девушку, однако ж, не мог и пошевельнуться, только сейчас впервые почувствовав ужасную боль в ноге, что поднималась до самой груди, точно язык пламени. В это мгновение в жилище ворвался ещё один чилийский солдат и, беглым взглядом оценив обстановку, без всяких колебаний добил женщину выстрелом в упор, которая в любом случае была уже мертва. Затем он подобрал топор и одним замечательным махом освободил Северо. «Пойдём, лейтенант, нужно выбраться отсюда, артиллерия вот-вот начнёт стрелять!», - предупредил его тот, однако Северо неумолимо терял много крови, у него кружилась голова, и прийти в себя удалось лишь на какое-то мгновение, после чего человека вновь окружила полная темнота. Солдат сунул ему флягу в рот и заставил хорошенько глотнуть ликёра. Затем наскоро соорудил жгут, завязав платок под коленом, вскинул раненого себе на спину и потащил того волоком. Уже снаружи ему помогли подоспевшие сюда же несколько человек. Спустя минут сорок, как раз в то время, когда чилийская артиллерия изводила орудийными выстрелами местное население, оставляя сплошные развалины и куски покорёженного железа там, где когда-то был невозмутимый курорт, Северо ждал своей очереди во внутреннем дворе больницы, находясь рядом со множеством расчленённых на куски трупов и сотнями лежащих пластом в лужах и мучающихся от укусов мух раненых. Он покорно ожидал своей смерти, но временами всё же надеялся, что его спасёт чудо. Молодого человека полностью ошеломили страдание и страх, временами тот падал в спасительный обморок, а когда приходил в себя, то видел уже ставшее чёрным небо. Пылающую жару подходившего к концу дня сменил влажный холод густого тумана, окутавшего ночь своим покровом. В моменты просветления мужчина вспоминал выученные ещё в детстве молитвы и упрашивал о скорой смерти, одновременно видя образ Нивеи, что являлся ему точно ангел. Он верил, что видел склонившуюся над ним же девушку, которая поддерживала его, утирая лоб влажным платком, и говорила на ухо слова любви. Молодой человек повторял имя Нивеи, беззвучно взывая о стакане воды.

Нацеленная на завоевание Лимы, битва закончилась в шесть часов вечера. В последующие дни, когда выпала возможность подсчитать мёртвых и раненых, выяснилось, что за истёкшее время погибли двадцать процентов солдат, сражающихся в обеих армиях. Ещё больше умерло несколько позже от заражённых ран. Люди своими силами наскоро сооружали полевые госпитали в школе и в разбросанных по окрестностям походных палатках. На многие километры относил ветер нескончаемое зловоние от успевшей скопиться мертвечины. Изнурённые доктора и медбратья без остановки принимали прибывших, хотя и в меру своих возможностей. Ведь людей в чилийских вооружённых рядах было более двух с половиной тысяч, да и среди уцелевших перуанских войск насчитывалось, по крайней мере, ещё тысяч семь. Раненые лежали вповалку в коридорах и внутренних дворах, распростёртые прямо на полу и смиренно ожидая своей очереди. Самых тяжёлых больных принимали практически сразу. Жизнь в Северо дель Валье пока всё ещё теплилась, несмотря на огромные потери сил, крови, а вместе с ними и надежды. Поэтому санитары вновь и вновь пренебрегали молодым человеком, предоставляя помощь оказавшимся в ещё худшем положении. Тот самый солдат, кто чуть ранее забросил мужчину на плечо и принёс в госпиталь, разодрал ножом его сапоги, снял промокшую рубашку и с её помощью соорудил временную затычку для разорванной ноги. Ведь под рукой на тот момент не оказалось ни бинтов, ни лекарств, ни фенола для обеззараживания, а также отсутствовали опиум с хлороформом – всё либо было уже израсходовано, либо попросту потерялось в беспорядке настоящей схватки. «Изредка ослабляйте жгут, чтобы на ноге не было гангрены, лейтенант», - посоветовал ему солдат. Прежде чем попрощаться, мужчина пожелал ему удачи и подарил своё самое ценное из того, что у него было: свёрток с табаком и флягу с остатками водки.

Северо дель Валье не знал, сколько времени он провёл в этом внутреннем дворике – возможно, день, а возможно и два. Когда, наконец молодого человека подобрали с пола, чтобы отвести к врачу, он всё ещё был без сознания и к тому же обезвожен, однако стоило слегка пошевелиться, как боль стала до того ужасной, что мужчина, взвыв, сразу же проснулся. «Потерпите, лейтенант, вы же видите, что вы всё ещё не в самом худшем положении», - сказал один из санитаров. В скором времени молодой человек очутился в просторном помещении с песчаным полом, где вестовые беспрестанно вытряхивали вёдра со свежим песком, куда впитывалась кровь, и относили их обратно, уже наполненными отрезанными частями тела, которые сжигали где-то снаружи в огромном костре, насыщающем всю долину запахом гнилого мяса. На четырёх деревянных, покрытых металлическими листами, столах делали операции несчастным солдатам. Под ними на полу располагались бадьи с красноватой водой, в которой полоскали губки, столь нужные для остановки крови в порезах, а также множество разодранных на полоски тряпок, используемых в качестве повязок, и всё это было грязным и вдобавок перепачканным в песке и опилках. На боковом столе располагались ужасающие своим видом инструменты пыток – щипцы, ножницы, пилы, иглы – выпачканные засохшей кровью. Вопли оперируемых слышались отовсюду, а среди разлагавшейся плоти, рвоты и испражнений было просто нечем дышать. Врач оказался из эмигрантов с Балканского полуострова, человек сурового вида, уверенный в себе и хваткий в хирургическом деле. У него уже была двухдневная щетина и покрасневшие от утомления глаза. Доктор носил тяжёлый кожаный передник, обильно заляпанный свежей кровью. Он снял с ноги Северо кое-как наложенную повязку, ослабил жгут, и с первого взгляда понял, что уже началось заражение, поэтому, не откладывая, сразу решился провести ампутацию. В том, что за свою практику врач уже отрезал безумное количество членов тела, не возникало ни малейшего сомнения, ведь, казалось, он способен сделать это не моргнув и глазом.