Темный ангел

Она была совсем юной, лет, наверное, пятнадцати, стройная и очень худенькая. Длинные распущенные волосы казались черными, с цветом глаз сложнее: красный свет лампы отражался в них, как в рубинах. Брови подведены сурьмой, на веках густой слой позолоты, теплая золотистая кожа – я подумал о цыганках. На ней было роскошное кимоно из матовой красной ткани, подчеркивающее тоненькую детскую фигурку, а на шее, на запястьях и в ушах горели и искрились тяжелые багровые камни.

От ее красоты у меня перехватило дыхание.

– М… Марта? – промямлил я. – Тебя ведь так зовут?

– Я Марта, – прошептала она хрипловато, с легким провинциальным акцентом.

Голос чуть высокомерный и насмешливый, как у Фанни.

– Но я… – И тут я понял. – Мы уже встречались. Я случайно зашел в твою комнату.

Ответа не последовало.

– Надеюсь, теперь тебе лучше. – Намек, который мне хотелось вложить в эту фразу, прозвучал слишком плоско. – Ты… – Я снова не мог подобрать слов. – Ты недавно… Я хочу сказать… Ты…

Я снова ощутил ее насмешку, пьянящую и сбивающую с толку.

– Я пришла к тебе, – промурлыкала она, и на миг я вообразил, что она пришла за моей душой, словно ангел смерти. – Только к тебе.

– А-а…

Нелепо, но я чувствовал себя маленьким, оробел, словно школьник с проституткой намного старше себя. Будто… будто эта девчонка – не пятнадцатилетняя потаскушка, но девственная хранительница какой-то вечной тайны. Я беспокойно поерзал в кресле – я хотел ее, но не мог заговорить. Она управляла ситуацией.

– Подойдите, мистер Честер, – прошептала она. – Я расскажу вам сказку.

– Юноша отправился на поиски Колдуньи, и где-то далеко-далеко она смотрела на него в свой хрустальный шар и улыбалась. Колдунья так долго его ждала и вот уже три дня везде ощущала его присутствие: в молочном зимнем небе, в туманной вересковой пустоши, в каштанах, что жарились на огне, а сегодня утром – в глазах Повешенного. Всего лишь быстрый взгляд, хитрое подмигивание – но для Колдуньи этого было довольно, и она ждала, подбросив брикет торфа в огонь, и изучала карты в надежде увидеть его лицо… Встречные качали головой ему вслед. Они не знали его истории, хотя из нее получилась бы славная сказка для зимнего вечера у очага, да и не хотели знать – лишь наивные или сумасшедшие уходят на поиски колдуний, и дары их не всегда легки. Но юноша был безрассуден и самоуверен, он шагал через пустошь с пылом человека, никогда не сбивавшегося с пути. Сердце его переполняли гнев и жажда мести, ибо под прекрасным лицом скрывалось чудище. Каждую ночь оно с шарканьем появлялось из темноты, чтобы полакомиться человеческой плотью. Колдовство породило чудище, и юноша знал, что, лишь убив колдунью, сможет разрушить проклятие.

Она замолчала и прохладной ладонью коснулась моего лица. Ее руки обвили меня, и она зашептала мне в затылок. Я почувствовал, как зашевелились волоски на шее. Ощущение было эротичным и тревожным одновременно.

– Итак… – продолжила она, и я слышал, что она улыбается. – Юноша шел через пустошь и наконец добрался до места, где жила Колдунья. Увидев ее красную кибитку в низине между холмами, он задрожал от радости и страха. Приближалась ночь, и под покровом багрового заката он прокрался к повозке и заглянул внутрь… Колдунья ждала. Она увидела его на пороге и не сдержала смеха, когда юноша поднял меч. «Готовься к смерти, ведьма!» – крикнул он. Колдунья шагнула к свету, и юноша увидел, что она прекрасна. Она распахнула свое одеяние… вот так.

Она величественно сбросила кимоно. Мгновение стояла передо мной, словно языческая богиня, кожа в розоватом свете отливала красной медью, распущенные волосы спускались до талии. Шива позади нее грациозно вытянул руки в необузданном желании. Она плавно потянулась к моей рубашке, расстегнула. Я стоял как зачарованный и не мог двинуться, атакованный со всех сторон ее почти видимой чувственностью, вспыхнувшей, словно огни святого Эльма. Она повернулась к свету, и я взглянул на нее сквозь красную вуаль ее волос: что-то проникло в меня и повлекло к ней столь неудержимо, что я готов был кричать… Но в глазах ее не было ни любви, ни нежности – лишь голод, бездонное ликование, которое могло быть вожделением, жаждой мести или даже ненавистью. Я понял, что мне все равно.

Она оседлала меня, алая кентавресса, обратив лицо к потолку, и каждый мускул напрягся в предвкушении финала. Она пожирала меня. Наслаждение было безмерным, губительным, мучительным…

– …А когда все было позади, юноша выхватил кинжал и перерезал Колдунье горло, чтобы никто никогда не узнал, как она вскормила чудище внутри него и с какой жадностью оно кормилось.

Она снова оказалась у меня за спиной, ее волосы струились по моим плечам, сладостный аромат ее теплой кожи ударял в ноздри, я едва слышал, что́ она говорила, но мне достаточно было просто быть рядом.

– Юноша проспал много часов, а когда проснулся, обнаружил, что на дворе утро, а в фургоне никого нет. Он хотел уйти, но вдруг заметил на столе футляр с картами Колдуньи. Что-то заставило его открыть футляр и достать карты. Они были очень красивые, гладкие, как слоновая кость, все детали тщательно выписаны.

Я все ждал, что меня охватит привычная волна отвращения к себе: вожделение выплеснулось, а я никогда не задерживался с использованными шлюхами… Обычно я не желал даже видетьих снова. Но сейчас все было иначе. Впервые в жизни я испытал нежность к женщине – к этой девочке; такого я не чувствовал даже с Эффи. Особенно с Эффи. Что-то во мне хотело познатьее, попробовать ее на вкус, будто акт, совершенный нами, сам по себе был ничем… ничего не открыл, ничего не испортил. С восхитительной ясностью я понял вдруг, что этои есть Тайна. Эта девочка, эта нежность.

– Подчинившись внезапному порыву, юноша разложил карты на столе в порядке, который называется «Древо жизни». «Отшельник», «Звезда», «Влюбленные», валет монет, «Любовь», «Страсть», «Жрица», «Перемены»… Юноша забеспокоился. Он боялся смотреть следующую карту, карту судьбы. Дрожащей рукой он осторожно перевернул ее… Le Pendu, «Повешенный»… Он отвернулся, его пробрал озноб. Это ничего не значит! Карты не властны над ним… И все же он слова взглянул на карту, украдкой, испуганно.

Я коснулся ее шеи, руки, изгиба упругого бедра.

– Марта…

– Лицо на карте казалось знакомым. Он посмотрел еще раз. Темные волосы, чистый лоб, правильные черты… Он отшатнулся… Нет! Нет. Просто воображение разыгралось. Но, разглядывая карту издали, он почти готов был поверить, что узнаёт лицо «Повешенного»… он был почтиуверен…

– Марта.

– Да?

– Я люблю тебя.

Ее поцелуй в темноте был сладок.

32

Вначале я разозлился.

На себя – за то, что ждал помощи от Фанни, на Эффи – за то, что позволила втянуть себя в этот опасный идиотский маскарад, но особенно на Фанни. Она сказала, что Эффи в комнате с Генри, и я, проклиная ее на все лады, потребовал объяснить, в какую игру она играет.

Ее хладнокровие сводило с ума.

– Ну конечно, в твоюигру, мой дорогой Моз, – прожурчала она. – Мы подстраиваем скандал, чтобы ты мог опозорить Генри и наложить лапу на его денежки. Разве не так?

Так-то оно так, но я не хотел, чтобы все раскрылось, пока я не получу своей выгоды, о чем я и заявил.

– Но ничего не раскроется, – улыбнулась она. – Генри ее не узнает.

Это было нелепо. Генри был женат на ней, ради всего святого!

– Честно говоря, – продолжила Фанни, – не думаю, чтобы и ты ее узнал. Она очень хорошая… актриса.

Я выругался себе под нос, но она лишь улыбнулась.

– Просто взгляни, – посоветовала она с легкой усмешкой. – Уверяю тебя, твои драгоценные деньги в полной безопасности.

Что мне оставалось? Я сделал, как она сказала. Через глазок в стене, скрытый драпировкой, я мог заглянуть в гостиную, оставаясь незамеченным. Помню, как, приникнув к глазку, беспокойно подумал, сколько же еще глазков существует в этом доме и как часто ими пользуются.