Окольные пути

– Но меня не интересует, о чем вы разговаривали! – воскликнула Диана, изобразив на лице скромность и потупив взор.

Лоик заволновался:

– Кто-нибудь знает заупокойную молитву?

Все отрицательно покачали головами, и Лоик глубоко вздохнул.

Голос его сам собой изменился, и он начал:

– Ладно! Сегодня мы хороним нашего друга и брата Жана... Жана?..

– Я никак не могла запомнить его имени, – сказала Люс стыдливым голоском. Диана, открывшая уже было рот, вынуждена была закрыть его, столько чувств и угрозы таилось во взгляде, брошенном на нее Лоиком.

– ...нашего брата Жана, погибшего на наших глазах и за нас на этой дороге. Мы предаем его земле и Господу, если Он существует... в общем, если Жан верил, что Он существует, – поспешно добавил он. – Мы ничего не знаем ни о нем, ни о тех, кто его знал и любил. Значит, – сказал Лоик, машинально крестясь, что отчасти компенсировало атеизм его проповеди, – значит, мы вручаем его тебе, Господи. Ну вот! Аминь.

– Аминь, – с облегчением повторили все присутствующие.

Взяв немного земли, Лоик бросил ее на белое покрывало, а затем с горечью и грустью отвернулся. Но может быть, в происходящем можно было найти и нечто забавное? Он уже ничего не понимал. Лоик дождался, пока остальные также бросят по горсти земли, уйдут и уведут с собой лошадь, запряженную в повозку, и оставят его наедине с мертвецом, чтобы он мог, орудуя лопатой, засыпать его землей и зарыть эту яму, выкопанную им с таким трудом два часа тому назад, а никто так и не сказал ему спасибо за это.

***

Брюно спустился в большую комнату, не испытывая никаких предчувствий.

Да и откуда им было взяться? Как можно представить себе, чтобы его любовница, прекрасная и богатая Люс Адер, одетая в шелковый костюм, вытирала тарелки какой-то кошмарной тряпкой, да еще к тому же под наблюдением крестьянина, развалившегося в своем грязном алькове? Вначале Брюно потерял дар речи, но затем ему удалось справиться с собой:

– Люс, что происходит? Мне снится или вы действительно моете посуду? Вы рассчитываете подать пример светскому обществу Парижа? Но вы просто-напросто смешны, моя дорогая!

Люс виновато и испуганно посмотрела на него, и, как обычно, этот взгляд вывел его из себя, довел до белого каления. Но в тот момент, когда она, положив тряпку на стол, готовилась открыть рот, в комнате раздалось какое-то ужасное ржание, так может кричать только в агонии человек или зверь. Брюно попятился.

– Что это такое?.. – пробормотал он.

Ноги его дрожали, и он боялся, что это не ускользнет от внимания мужлана, но тот отвернулся и, казалось, спал.

– Это – дедушка, он там, – вымолвила наконец эта идиотка Люс.

– Там? А он опасен?

Скорченная фигура, похожая на забытую в кресле тряпку, не несла в себе угрозы. Брюно успокоился, но Люс захотелось просветить его:

– У бедняги нет зубов, и он не может выговаривать все звуки. Но поскольку он очень вежливый, он хочет сказать «здравствуйте». Он старается, а получается «здатути». – И она усердно произнесла