Я умею прыгать через лужи (сборник)

На другой день мистер Тэкер взглянул на мое лицо, вызвал меня к доске и избил тростью; затем он избил Стива.

Я помнил слова отца о том, что у меня сердце быка, и не заплакал.

Глава 17

Джо Кармайкл жил неподалеку от нас. После школы мы почти не расставались. По субботам всегда охотились вместе, в будни по вечерам ставили капканы и каждое утро чуть свет ходили проверять их. Мы знали названия всех птиц, обитавших в наших зарослях, знали их повадки, знали, где находятся их гнезда, и каждый из нас обладал коллекцией яиц, которая хранилась в картонной коробке, наполовину засыпанной отрубями.

У Джо было свежее, румяное лицо, и его застенчивая улыбка располагала к нему взрослых. Здороваясь с женщинами, Джо снимал шапку и всегда готов был услужить любому человеку. Он никогда ни с кем не бранился, но, высказав суждение, упрямо держался его, хотя и не отстаивал.

Отец Джо служил у миссис Карузерс, выполняя разные работы в имении; каждое утро на заре он проезжал мимо наших ворот на лошадке, по кличке Тони, и каждым вечер с наступлением темноты возвращался верхом домой. У него были рыжеватые усы. Отец говорил, что это самый честный человек в округе. Миссис Карузерс платила ему двадцать пять шиллингов в неделю, но пять удерживала в счет арендной платы. Кармайкл снимал у нее домик с участком земли в один акр и держал корову.

Миссис Кармайкл была маленькой худенькой женщиной с гладко причесанными волосами, которые, как два плотных крыла, расходились над ушами и затем соединялись в пучок на затылке. Она стирала белье в ушатах, сделанных из половинок бочки, и всегда напевала во время стирки одну и ту же мелодию, простую и нежную, как спокойная радость. В летние вечера, когда я выходил из леса, направляясь к дому Джо, эта мелодия летела мне навстречу, точно приветствуя меня, и я всегда останавливался послушать.

Когда мы собирали грибы, миссис Кармайкл делала из них соус. Она раскладывала грибы ровными рядами на подносе, посыпала их солью, и через некоторое время на шляпках грибов собирались розовые капельки сока — так рождался соус.

Она держала кур, уток, гусей и поросенка. Когда поросенок вырастал, мистер Кармайкл забивал его, опускал в лохань с горячей водой, соскабливал щетину, солил и потом вешал в маленьком шалаше из мешковины. На полу шалаша он разжигал костер из зеленых веток, и изо всех щелей начинал валить дым. После этого поросенок превращался в ветчину, и мистер Кармайкл всегда угощал моего отца, который уверял, что никогда в жизни не пробовал такой вкусной ветчины.

Когда я приходил, миссис Кармайкл неизменно улыбалась мне и говорила:

— А, это ты! — И добавляла: — Обожди минутку, сейчас я дам вам с Джо по куску хлеба с повидлом.

Она, казалось, никогда не замечала моих костылей. За все годы нашего знакомства она ни разу не упомянула о них. Она никогда не смотрела ни на них, ни на мои ноги, ни на спину. Она всегда смотрела на мое лицо.

Миссис Кармайкл говорила со мной так, словно не знала, что я не могу бегать, как другие ребята.

«Сбегай, приведи Джо», — обращалась она ко мне; или: «С вашими кроликами и разными затеями вы с Джо избегаетесь до того, что от вас только кожа да кости останутся. Сейчас же садитесь поешьте чего-нибудь».

Я часто мечтал о том, чтобы у них случился пожар: тогда я мог бы кинуться в пылающий дом и спасти ей жизнь.

У Джо был братишка Энди — такой маленький, что он еще не ходил в школу, и Джо должен был приглядывать за ним. Мы с Джо считали это тяжелой обязанностью.

Белоголовый Энди бегал, как кенгуровая крыса, Джо только и занимался тем, что ловил его. Энди был увертлив, как заяц. Он очень гордился своим проворством и иногда нарочно швырял в Джо коровий навоз, чтобы заставить старшего брата погоняться за ним. Джо бегал плохо, но, раз погнавшись за кем-нибудь, он бежал не останавливаясь, как собака, идущая по следу. Но когда, измотав Энди, Джо готовился схватить его, малыш испускал такой отчаянный вопль, что мать стремглав прибегала из прачечной.

— Что ты там еще затеял? — восклицала она. — Оставь мальчика в покое. Он тебя не трогает.

Услышав голос матери, Джо вздрагивал, как испуганная лошадь, а Энди, ухмыляясь, убегал и откуда-нибудь из-за дерева начинал дразнить Джо.

Однако, когда Джо хотелось надрать Энди уши, он ухитрялся ловить брата далеко от дома. Правда, рев Энди слышен был за полмили, и Джо приходилось уводить его в сторону от дома, пока малыш не успокаивался.

— С этим Энди только возня и хлопоты, — часто говаривал Джо.

Но если кто-нибудь осмеливался сказать хоть слово против Энди, Джо начинал хорохориться и приплясывать, как призовой петух.

У Джо были две собаки — Дамми и Ровер. Дамми — чистокровная желтая борзая — была труслива и всегда визжала, если ей нажимали на спину. Джо объяснял это тем, что когда-то Дамми попала под колеса брички и никак не может это забыть.

— Если бы Дамми не попала под колесо, — уверял Джо, — ей ничего не стоило бы выиграть кубок Ватерлоо.

Впрочем, в лесу Дамми бегала великолепно, и мы с Джо любили похвастать ею, когда в школе заходил разговор о собаках.

Ровер был дворняжкой. Виляя хвостом, он открывал белые зубы, когда с ним разговаривали, валился на спину и, весь извиваясь, изъявлял свою преданность. Мы были высокого мнения о Ровере.

Я никогда не брал с собой на охоту Мэг, но у меня была кенгуровая собака по имени Спот. Спот не так быстро, как Дамми, но лучше умел пробираться сквозь кустарник, и ноги у него были крепче. Как-то, когда Спот был еще щенком, самец кенгуру потрепал его, и с тех пор Спот всегда боялся кенгуру. Но он прекрасно охотился на кроликов.

С тремя собаками, которые трусили впереди, обнюхивая траву, деревья и кусты, мы с Джо каждую субботу после полудня отправлялись на поиски кроликов и зайцев. Шкурки мы продавали бородатому скупщику, обычно раз в неделю подъезжавшему на своем фургоне к дому Джо. Вырученные деньги мы складывали в консервную банку. Мы копили их на покупку «Книги о птицах» Лича, которая казалась нам самой замечательной книгой на свете.

— Библия, наверно, лучше, — как-то заколебался Джо.

Временами он бывал настроен религиозно.

За мелким кустарником вокруг болот шла полоса леса, а за ней начинались выгоны для скота, где всегда можно было поднять зайца.

Во время этих охотничьих экспедиций Джо приноравливал свой шаг к моему. Когда зуйки с предостерегающими криками поднимались из высоких трав, Джо не бросался вперед на поиски их гнезд; он продолжал идти рядом со мной. Он никогда не лишал меня радости сделать открытие. Если Джо раньше меня замечал сжавшегося в комочек зайца, он старался привлечь мое внимание, делая отчаянные жесты и беззвучно шевеля губами, настойчиво призывая меня поторопиться. И я спешил к нему на своих костылях, поднимая и опуская их с преувеличенной осторожностью, чтобы не шуметь. Потом мы вдвоем наблюдали за зайцем, который сидел скорчившись, прижав уши к спине, вперив в нас выпученные, испуганные глаза. Услышав приближавшихся собак, он еще плотнее прижимал уши к сгорбленной спине, и только наш крик заставлял его одним прыжком выскочить из своего убежища и молнией броситься к видневшемуся вдали пригорку, покрытому высокой травой.

— Мы здесь обязательно найдем зайца, — сказал я, когда однажды солнечным утром мы с Джо, захватив еду, пробирались через пушистую траву. За нами по пятам шел Энди. — Их тут сотни, это сразу видно. Покличь Дамми. А ты иди назад, Энди.

— Я хочу с вами! — строптиво заявил Энди.

— Не трогай его, пока у нас дело не пойдет на лад, — предупредил меня Джо. — Если он начнет реветь, распугает зайцев на много миль вокруг.

Энди слушал с явным удовольствием.

— Нигде не останется ни одного зайца, — подтвердил он, кивая головой.

Бросив на Энди оценивающий взгляд, я решил не настаивать.

— Ладно, — сказал я, — пойдем со мной, Энди. Я иду на пригорок, чтобы они не могли улизнуть через дыру в изгороди Бэкера. Джо их поднимет. Не пускай собак, Джо, пока я не крикну «готово».