Лис, кобра и коршун

– Ты, сволочь, – обратился я к нему сквозь зубы, – ты, что, думаешь у тебя целая гора мяса, и что тебе ее хватит на всю жизнь? Ошибаешься, жестоко ошибаешься, мерзкая, тупая тварь! Меня хватит тебе максимум на месяц, потом ты примешься глодать мои кости и проклянешь меня за их крепость. А потом ты умрешь, и тебя сожрут мухи! Ты видел когда-нибудь сдохшую на дороге кошку? Мерзкое, я тебе скажу, это зрелище. Оскал, шерсть клочьями, ребра наружу и смрад. Вот что тебя ждет, поганое животное, вот ради чего ты родился на свет!

Лис отвел глаза в сторону. Представил, наверное, кошку с ребрами наружу. Его, воистину человеческая реакция, придала мне сил, и я вновь обратился к нему:

– А ведь мы с тобой могли бы договориться. Если бы, конечно, ты не был так непроходимо туп...

Лис поднял глаза. Они были настороженно-внимательными.

– Да ты туп, туп и жаден и потому никогда не сможешь использовать свою законную добычу с максимальной эффективностью. Не сможешь даже в такой критической ситуации. И этим ты очень похож на людей, которые используют свое богатство и достояние для скорейшего приближения к духовной и физической смерти...

– Ну, это ты загнул! – прочитал я в глазах лиса. – Не мог бы ты перейти ближе к телу? И без всяких словесных выкрутасов, так любимых болтливыми людьми?

– Фиг тебе! – выпалил я, чувствуя, что инициатива переходит ко мне.

– Ну, как хочешь, – повел мордочкой лис, и по-хозяйски оглядев мое распластанное тело, подошел к здоровому бедру, прикусил его.

– Эй, эй! – вскричал я. – Осади, сдаюсь!

Лис разжал челюсти, усмехнулся (клянусь!) и, приказывая, дернул носом снизу вверх:

– Говори, что там у тебя.

– Тупица рыжая. У нас, в России, лисы славятся умом, а вы тут деградировали...

– Питание хреновое, понимаешь... – погрустнел лис. – Зелени свежей совсем нет, сахаров, водички чистой... Говори, давай, не тяни. Я вспыльчивый от постоянного перегрева и беготни. Будешь резину тянуть, нос отгрызу, гадом буду, отгрызу.

– Ну, ладно, – сжалился я. – Понимаешь, мы с тобой кардинально отличаемся. Ты можешь съесть меня, но не можешь отсюда выбраться. А я не могу тебя съесть (вонючий ты, потому что), но могу, при некоторых условиях, конечно, разобрать выход. Ферштейн?

– При каких это некоторых условиях?

– Тупица рыжая!

– Слушай, хватит изгаляться, а? Мне Аллах дал ровно столько ума, чтобы добыть себе мышку и не обожраться до смерти, если он пошлет мне целую гору умного мяса.

– Веревки...

– Что веревки? – оглядел лис стягивающие меня путы.

– Ты можешь освободить меня от них...

– А... – разочаровался лис. – Веревки... Я их разгрызаю, затем ты, третьи сутки голодный, съедаешь меня или просто берешь за задние ноги, трахаешь пару раз об одну стену, пару раз о другую, а потом выбираешься на волю с чувством выполненного долга и моими мозгами на одежде! Да, я об этом варианте своего спасения как-то не подумал...

– Да не буду я тебя жрать. И трахать тем более. В тебе, небось, столько фауны и флоры сидит, что через пару дней без печени и мозгов останусь... Слушай, а почему ты сказал, что я здесь третий день сижу?

– Третий день, потому что третий день, – ответил лис глазами...

– Значит, я два с половиной дня провел без сознания, – подумал я.

– Ну, хорошо, уговорил, – смягчился лис. – Перегрызу я тебе веревки... Но так как я все-таки рискую, позволь мне получить некоторую компенсацию...

– Мяску из моего бедрышка?

– Да. Всего лишь один байт [1], хорошо?

– Ну ладно, валяй. Но только не усердствуй, а то потом я тебя точно съем с потрохами, из вредности и мести. Да и рану залижи. Говорят, у вас слюна асептическими способностями обладает.

– Хорошо, – ответил лис недобрым взглядом и, не мешкая, вцепился в мое бедро.

Он не успел вырвать у меня уговоренный кусок мяса – снаружи раздались звуки. Они доносились издалека. И, несомненно, издавались мчащейся на полном ходу машиной. Машиной, на полном ходу мчащейся по направлению к пещере.

Ко мне.