Музыкант (СИ)

В красном уголке, стоял стол, и железный шкаф. Стулья сожгли давно. Стол был накрыт замечательной алой скатертью с бахромой.

На столе лежали газеты, на стене висел  портрет вождя, а в столе, что самое важное, были ручки, чернильница - непроливайка, и ножницы.

Шура и Коля сразу стали друг перед другом хвастаться, кто больше букв напишет.

Маша, схватив ножницы, обошла стол кругом и еле справляясь, отрезала с  угла скатерти замечательный обрезок. Платье для Лизы вышло на славу.

Мама вытаскивает из- под нар, маленький картонный чемодан. Раньше он был малинового цвета, но истерся от  времени. Она  складывает туда вещи и рассказывает бабе Вале и соседкам, тем,  кто не спит после смены.

- Вызвали  утром в партком.

- Ох, страхи господни,- вторит ей Баба Валя.

- Парторг лично руку пожал, Вам товарищ  Егорова за ударный труд, путевку в летний лагерь для дочки на все лето. А я и за Машу попросила .Он ее дописал.

-Ух  ты ,неужто задаром?

-Да нет что вы ,Валя .Я карточки отдала .

-Все?

-Нет, там  бухгалтер  Лидия Михайловна ,сказала ,раз Маша вне основного списка ,то карточки ее  пусть у меня останутся .

-Ну дай ей бог здоровья .Хоть у кого-то башка сработала .Как ты жить собиралась?

-Скоро норму обещали повысить.

-Ладно, поживем, увидим. На вещи  надо метки нашить ,дай помогу .

12 Июня 1943

В районе Белгорода разведывательный отряд Н-ской части, действуя под прикрытием артиллерийского огня, выбил немцев из небольшого населённого пункта.

А потом к бараку пришел грузовик, и Маша с Шурой, и еще какие- то чужие  дети  поехали в сказку.

Санаторий, белые палаты, отдельные кровати, большие  окна за которыми днем и ночью шумит лес, поют птицы, и огромное небо

Детей очень много, в основном малыши, подростки летом перебиралась в деревню на заработки, и к еде поближе,

Но Маша все равно одна. Сидит в песке и грустит.

У нее горе. Перед самым отъездом и кто-то увидел, что скатерть в красном уголке попорчена.

Баба Валя куда - то исчезла, а мама  не только платье, но и куклу выкинула.

 - Ну что Машенька, пойдем заниматься, – это Любовь Николаевна. У нее теплые мягкие руки и добрый голос. Она ведет Машу в кабинет, и дает замечательные цветные карандаши, и лист оберточной  бумаги.

Маша  рада показать, не дурочка она вовсе .И рисует: и дом,  и лес, а  в углу, свою бедную  куклу .

-Это наш дом, да Маша ,вон какие окна большие. Это речка, скоро будет тепло, и мы будем учиться плавать. А почему Маша ты в углу? Разве тебе здесь плохо?

Маша не может сказать, что это не она, Маша, а кукла. Лиза, что выбросили из страха, и она не поехала в этот светлый дом.

Девочка только  отчаянно машет руками, и кажется, ее поняли.

- Ах, это не ты? Шура? Нет,может это кукла?

 Маша кивает.

 - У тебя нет куклы? А была? Ну, хорошо не плачь. Закрой глазки.

Доктор открывает шкаф, достает что - то и говорит: «Все открывай!»

Перед Машей  на столе сидит чудо-кукла. Настоящая,  не тряпичная. Совсем, как девочка. С огромными синими глазами, с ресницами. Руки кукла тянет к ней.

-Вот смотри, что она умеет, – и Любовь Николаевна уложила  куклу на спину.

Кукла закрывает глаза.

«Умерла, умерла» – кричит в страхе Маша, и рыдая, пытается вырваться из  рук ошарашенного врача.

- Маша, девочка, кукла просто уснула, открой глазки смотри.

Маша нерешительно открывает  один глаз.

Кукла смотрит на нее, живая и невредимая.

Было длинное лето.

А потом Кукла Лиза ехала вместе с ней домой в грузовике ,к маме .

Мама. Вот эта, с серым, изможденным лицом старушка? С опухшими ногами.

-Дождалась, теперь бы еще Борю дождаться.

-Мама, Мама ,а  Маша говорить научилась! – кричит Шура,а Маша молчит, она не узнает маму .

Шура , взахлеб  рассказывает  об этом славном лете.

Глядя на эти загорелые лица, выгоревшие брови  мама улыбается. И Маша, наконец то перестает дичиться, и узнает свою дорогую, свою мамочку.

70-летию прорыва блокады города-героя Ленинграда

Белым пленом зимы этот город объят

Только сердце стучит - Ленинград, Ленинград!

День сегодня счастливый, добавленный грамм,

К пайке детского хлеба и вдовьим слезам.

Это черные дни в   белом аду,

Метронома отсчет  предрекает судьбу.

Ты идешь, нет, плывешь, белым облаком,

Пар изо рта все слабей,

И сугроба постель, для тебя все милей.

В белый саван, тебя, нарядить, был бы рад,

За блокадным кольцом, стервенеющий   враг.

А тебе по дороге спасительный круг,

Чей- то черный, уже остывающий труп,

И последние силы теряя, поймешь,

Что карманы пусты, не донес, не донес,

На синеющем лике из крошек кутья,

Не донес и не выжил, а ты вот должна!

И опухшие ноги, со стоном влача,

Считая шаги, ты дойдешь до гнезда,

Где тепло потерялось, в эти дни навсегда.

Ленинградка моя, ты дошла, ты пришла!

Там навстречу, тебе, не глаза, а лишь рты,

На кровати озябшие дети твои.

И когда, ты по крошке, будешь хлеб им давать,

В полусне понимая, что могут жевать,

Скрипнет дверь, и сосед вам подарит «бревно»

Понял дед, что выжить ему, не дано,

И последние силы потратив, сломал,

Старомодное кресло - последний причал.

И кулечек крупы, и в бутылочке жир,