Далекая

7 февраля

Хочу исцелиться! Не хочу писать, что мне в конце концов пришло в голову тогда на концерте. Вчера вечером я вновь ощутила ее мученья. Да-да, меня там опять избивали. Я не хочу отгораживаться от правды, но сколько можно твердить одно и то же?! Эх, если бы я могла ограничиться констатацией фактов — для развлечения или чтобы выплеснуть эмоции… Но все обстоит гораздо хуже: мне хочется перечитывать написанное, чтобы постичь суть, расшифровать тайный смысл слов, положенных на бумагу после этих бессонных ночей. Как тогда, когда я вообразила площадь, вздыбленную реку, грохот волн, а потом… Но нет, я не буду писать, что было потом. Я никогда об этом не напишу!

Поехать туда и убедиться, затянувшееся девичество, только и всего, ведь я до двадцати шести лет дожила без мужчины. Но теперь у меня будет мой щеночек, мой глупыш, я перестану думать и начну жить, начну жить, и все будет хорошо.

И все-таки, раз уж я решила покончить с дневником, ведь надо выбирать одно из двух: либо замуж выходить, либо дневник вести, вместе не получается, — так вот, пусть напоследок здесь запечатлят радость ожидания и ожидание радости… Мы поедем туда, но все будет не так, как мне представилось на концерте. (Напишу это, и пора завершать писанину, пора для моего же блага!) Я встречу ее на мосту, и мы посмотрим друг другу в глаза. В тот вечер, на концерте, у меня в ушах стоял грохот льдин, раскалывающихся внизу… И королева прервет эту зловещую связь, покончит с возмутительной тихой узурпацией. Далекая покорится мне, если я — это я, и перейдет ко мне на освещенную половину, где все гораздо красивей и устойчивей; достаточно будет только подойти к ней и положить руку ей на плечо.

Ева Корола де Араос с мужем приехали в Будапешт 6 апреля и поселились в гостинице «Риц». Было это за два месяца до их развода. На следующий день, ближе к вечеру, Ева вышла полюбоваться на город и на ледоход. Ей нравилось бродить одной — она была проворной и любопытной, а потому раз двадцать меняла направление, словно что-то искала, но не особенно старалась найти дорогу, а полагалась на волю случая, резко переходя от одной витрины к другой, с одной стороны улицы на противоположную.

Она дошла до моста, добралась до его середины — теперь Ева продвигалась с трудом, ей мешал снег и цепкий, колючий ветер, поднимавшийся снизу, с Дуная. Юбка прилипала к ногам (Ева слишком легко оделась), и внезапно ее охватило жгучее желание повернуть назад, возвратиться в знакомый город. В центре пустынного моста ее поджидала оборванка с черными, прямыми волосами. Было что-то застывшее и жадное в ее корявом лице, в скрещеньи рук, которые начали медленно выпрямляться навстречу Еве. Ева встала рядом, повторяя жесты и мизансцены, которые уже знала назубок, как после генеральной репетиции. Бесстрашно, наконец-то освободившись — Ева подумала об этом с каким-то диким ликованием и дрожью, — она подошла и тоже протянула руки, протянула бездумно, а женщина прижалась к ее груди, и они обнялись крепко и молча, а ледяное месиво реки колотилось об устои моста.

Они так крепко обнимались, что замочек сумочки врезался Еве в грудь, но боль была не сильной, вполне переносимой. Женщина, которую она заключила в объятия, оказалась страшно худой, но она была настоящей, и душа Евы полнилась счастьем; так бывает, когда слушаешь гимн, отпускаешь на волю голубей, наслаждаешься журчаньем реки. Ева закрыла глаза, полностью растворяясь в далекой, отгораживаясь от внешнего мира, от сумеречного света; она вдруг ощутила безмерную усталость, но была уверена в победе, хотя и не радовалась тому, что наконец-то ее одержала.

Ей показалось, что одна из них тихо плачет. Вероятно, она, ведь щеки у нее намокли, а скула болела, как от удара. Шея тоже вдруг заболела, а вслед за ней заболели и плечи, ссутулившиеся от непреходящей усталости. Открыв глаза (должно быть, она уже закричала), Ева увидела, что они с далекой разъединились. Тут она действительно закричала. Закричала от холода, оттого, что снег забивался ей в дырявые башмаки, а к площади по мосту шла Ева Корола, ослепительно прекрасная в сером английском костюме; ветер слегка растрепал ее волосы, она шла, не оборачиваясь, и уходила все дальше и дальше.