Русские корни. Трилогия

И вот по ней Вы точно не видели ни фильмов, ни мультфильмов, ни, скорее всего, театральных постановок. Потому что оперу эту давным-давно не ставили.

При жизни автора в Мариинке несколько раз было — и все. Вообще все, понимаете? При советской власти каждая из опер композитора по многу раз была поставлена во множестве театров — и «Кощей Бессмертный», и «Сказка о царе Салтане», я уж про «Снегурочку» и «Садко» не говорю. А «Млада» — нет.

Это единственная опера у Римского-Корсакова… нет, не так. Это — единственная опера, посвященная балтийским славянам.

В такой обстановке тотального замалчивания неудивительно, что огромная масса русских читателей вовсе не имеет представления о варяжской Руси.

А вот почему такая обстановка сложилась вокруг нее… Это уже совсем другой вопрос, уважаемый читатель. И мы о нем поговорим попозже.

Пока же в завершение первой главы: особенно обидно, что за рубежом про эту цивилизацию знают хоть и немного, но все-таки знают. Я вот тут, в очередной раз посетив столицу нашей все еще необъятной страны, полистал забавную детскую книжицу «Викинги идут» некоего Маури Кунноса.

Посмеялся приключениям скандинавов (ну Боги бессмертные, когда уже перестанут употреблять слово «викинг» как синоним слову «скандинав», нести чушь про «богов викингов», «женщин викингов» и «королей викингов»?! Впрочем, позже и до этого дойдет речь в свое время), изображенных в виде различных зверюшек. Естественно, жители остальных стран в том же стиле: князь Ярослав Мудрый — волк, император Византии, хе-хе, бегемот.

Но не суть.

А обратил внимание вот на что — в сем труде западного автора, для западного читателя изданного, как нечто хорошо знакомое упоминаются венды. То викинг Гуннар, стремясь добиться благосклонности девушки, хвастается победой над вендами, то Олаф, вожак ватаги, стремясь залучить в свои ряды простодушного здоровилу-берсерка, рассказывает тому, что его, Олафа, сестру «похитили злые венды».

То есть даже детишки там у них в курсе, что были такие венды, и что они даже бедолагами-неудачниками, которых обижали злые германцы, вовсе не были, а были довольно серьезными ребятами, от которых и норманны могли получить немало неприятностей.

Ну а теперь откройте мне отечественную детскую книжку про начало Руси или про эпоху викингов. И покажите мне там слово «венды». Причем чтоб это была не очередная фантастика от «Белого города», а вменяемая детская книга. Чтобы венды воспринимались в одном ряду не с «влесовой книгой», «арийским спасителем Бусом Белояром» и прочими вышне-крышнями, а с реальными событиями истории.

Покажите, пожалуйста!

Я «благодарствую» скажу.

Это о детях. Взрослые читатели-англосаксы — или, шире говоря, англоязычные читатели — могут познакомиться с работой Эрика Кристиансена «The Northern Crusades». Немцы — с трудом Йоахима Херрмана «Die Slawen in Deutschland». Полагаю, бессмысленным будет вопрошать, почему эти труды не переведены у нас.

Глава ІІ

Во тьме немых эпох: от боевых топоров до венедов

Эти слова великого русского поэта очень точно описывают сложность проблемы, встающую перед исследователями истории любого народа, не оставившего после себя письменных памятников. Археология — свидетель, увы, немой. На каком языке говорили люди той или иной культуры, к какому народу принадлежали — сама она ответить не может. Зачастую одна и та же культура, скажем, именьковская в среднем Поволжье, в трудах разных исследователей становится, в зависимости от их взглядов, то славянской, то угорской, то тюркской. Что говорить о том, как распознать по археологическим остаткам народы, меньше отличающиеся друг от друга?! Буквально — на ощупь.

Археология говорит нам, что у берегов, на которых возникла варяжская Русь, давняя и славная история. Мы можем определить, как жили, где бывали, с кем общались жители южной Балтики — но не можем назвать не то что их имен, Богов, которым они поклонялись, битв, в которых они одерживали победы или терпели поражения, — даже о языке, на котором они говорили, мы можем только строить предположения. Пять с лишним тысяч лет назад на тех берегах, о которых мы ведем речь, зародилась так называемая культура Боевых Топоров. Ее представители великолепно овладели шлифованием камня — из него и были их топоры, приручали скот, возможно, владели и кой-каким земледелием, разобрались и в непростом искусстве плавки меди и бронзы. Передовые отряды Боевых Топоров — фатьяновцы, балановцы, абашевцы — в первый раз в человеческой истории прошли в «натиске на Восток» от берегов будущего Варяжского моря, Балтики, к берегам Оки, Волги, Дона и Камы.

В Московском историческом музее можно увидеть их керамику, каменное оружие и выразительную бронзовую скульптуру Галичского клада. Именно они, а не мифические «финно-угры», освоили дебри будущего русского Залесья. Одни исследователи видели в Боевых Топорах индоевропейцев вообще, общих предков народов, разнесших индоевропейские языки до Ирландии на западе и Индии на востоке. Другие видели в них тевтонов, уже тогда творивших «дранг нах остен», неся троглодитам свет первой культуры — как нетрудно догадаться, такие теории пользовались особой популярностью в Германии. Третьи выбирали, так сказать, золотую середину, видя в них общих предков — но не всех индоевропейцев, а только германцев, славян и балтов (латышей, литовцев и еще нескольких народов, которые к нашему времени растворились в русских, белорусах, поляках и немцах). Наконец, не так давно американская исследовательница литовского происхождения Мария Гимбутас [1] выдвинула версию, что Боевые Топоры были предками именно и собственно балтов. То есть, конечно, понятно, что всяк кулик хвалит свое болото (за исключением разве тех, что водятся в наших краях), но миссис Гимбутас указала на серьезные основания для своего предположения — а именно, на гидронимию, иначе говоря, названия рек и озер. Как-то так получилось, что крепче всего держатся в людской памяти названия не городов и сел (эти, как мы вдосталь налюбовались за прошлый век, могут на протяжении одного столетия сменить наименование трижды — скажем, Петербург в течение ХХ века успел побывать Петроградом, Ленинградом и, наконец, опять Петербургом, ненамного отстал Царицын — Сталинград — Волгоград), не гор и лесов, а именно водоемов. Так вот, Мария Гимбутас установила, что практически на всех обширных землях, по которым расселились когда-то Боевые Топоры, есть балтские названия. Не является исключением — это, читатель, я попрошу Вас запомнить, нам еще предстоит вернуться к этому обстоятельству — и Варяжское побережье, вплоть до Ютландии. Что, если и не доказывает теорию Гимбутас, то придает ее предположению некоторый вес.

Как можно видеть, разброс мнений чрезвычайно велик. Так же непросто обстоят дела и с лужицкой культурой, считающейся (и опять же, отнюдь не всеми археологами!) наследницей одной из ветвей Боевых Топоров. Тут даже с географическими границами нет полной ясности — на одних схемах лужицкая культура «отлучена» от Балтики, зато простирается на юг к Адриатическому, захлестывая аж север Италии! А вот на других на юг она заходит едва ли дальше истоков Одры, зато «получает» выход к Балтийскому морю — между устьями Вислы и той же Одры. Возникла она тридцать два века назад, когда еще стояла Троя, блистали Микены, на Крите «посреди виноцветного моря» таился в Лабиринте Минотавр — а закончилась ее история за четыре века до начала христианского летоисчисления, когда триста спартанских воинов царя Леонида вошли в историю своим подвигом, а в степях к северу от Черного моря — Понта Эвксинского — клонилось к скорому закату скифское царство. Неподалеку от Гнезно, на озере Бискупин («Епископское»), археологи нашли в торфе отлично сохранившееся городище — остатки древнего укрепленного поселения лужицких времен. Торф сберег все — рыболовные сети и горшки, лодки и колеса… Теперь на месте самого выдающегося памятника лужицкой культуры стоит музей под открытым небом, огромная реконструкция, посетив которую каждый может хоть на минуту погрузиться в ту далекую эпоху.