Избранное

Зарисовки тихого городка, мгновенно пробудившегося для великого сражения, перерастают в яркий поэтический образ: «Вот, кажется, народ смирился, в мрачном отчаянии опустил голову, и невозможно подвигнуть его на борьбу. И вдруг, словно тесто, которое прет из квашни, словно эмаль, которая внезапно затвердевает, словно каравай хлеба, покрывающийся золотистой корочкой, — его воля выливается в определенную форму. Поэтому и говорят о революциях, что они разражаются».

Пьеретта и начальник личного стола Нобле, Пьеретта и директор по кадрам Филипп Летурно, Пьеретта и мать Филиппа Эмили Эмполи, Пьеретта и главный директор французских предприятий АПТО Нортмер — вот ситуации, где сталкиваются характеры, за которыми стоят враждующие социальные силы.

Внутренний мир Пьеретты и ее друзей, их побуждения, цели столь новы, столь далеки от обычных представлений буржуа о поведении человека, что последние, как правило, просто не могут понять мотивов действий своих противников. Интересна в этом отношении сцена визита Эмили Эмполи к Пьеретте Амабль и особенно переписка Филиппа Летурно с Натали Эмполи.

Писатель использовал оригинальный сюжетный прием: одни и те же события — с июня по октябрь 195… года — излагаются в романе дважды: в форме писем Филиппа Летурно к сводной сестре и в виде рассказа автора. Переписка дает искаженную картину взаимоотношений Бомаска и Пьеретты, потому что оба адресата видят только частицу правды, да и то в соответствии со своими собственными представлениями о жизни. Авторский рассказ открывает всю панораму полностью, дает ее в верном освещении и одновременно как бы отраженным лучом озаряет психологическую ущербность Филиппа и Натали, их неспособность осознать происходящее.

В лагере, враждебном рабочим, — разные люди; тут и хладнокровная, бессердечная хищница Эмили Эмполи, и умный Валерио Эмполи, один из тех, кто, трезво глядя на вещи, выступают инициаторами торговли со странами социалистического мира, и развращенная богатая наследница Натали, и мечущийся поэт-буржуа Филипп Летурно.

Но как бы ни были они различны, поведение каждого из них прямо или косвенно определяется действиями рабочего класса. Та же сила, которая, вырвавшись наружу, так мгновенно изменила фабричные порядки, исподволь умудряет Валерио Эмполи, вызывает злобу у Эмили Эмполи, внушает осторожность опытному Нобле, побуждает высокомерного Нортмера лично принять рабочего делегата, толкает слабовольного Филиппа на то, чтобы добиваться расположения «своих» рабочих. Попытки Филиппа сблизиться с революционным классом, несмотря на всю их искренность, комичны и трагичны одновременно. Филипп подготовлен к самоубийству всем своим бесполезным существованием. Конечно, самоубийство Филиппа отнюдь не символ смерти всего буржуазного общества, об этом хорошо сказала сама Пьеретта, призывая коллектив фабрики к новым битвам. Ведь тот же страх перед будущим заставляет людей, более сильных и волевых, но не менее безрассудных, чем Филипп, готовить атомную войну, чтобы уничтожить тех, кого они боятся.

Спустя 20 лет, в 1973 г., по роману Роже Вайяна режиссером Бернаром Полем был поставлен фильм, убедительно подтвердивший всю глубину и реалистичность нарисованных автором характеров.

Фильм смотрится так, словно действие происходит во Франции 70-х годов, хотя специально к этой задаче режиссер не стремился. Но ведь именно сегодня стали действительно массовыми увольнения, именно сегодня французский рабочий класс, идя наперекор монополиям, яростно выступает против закрытия (под предлогом модернизации) заводов и фабрик, повторяя слова Пьеретты: «Мы не хотим, чтобы технический прогресс стал нашим врагом». Разве не такова логика локаутов и классовой борьбы, развернувшейся в 70-е годы на заводах РАТО, ЛИП, Пежо, Рено? Плакатами, которые несут в фильме товарищи Пьеретты — «Non aux licenciements!» — «Нет увольнениям!», — покрыты сегодня стены десятков промышленных предприятий Франции. Под этим лозунгом проходят забастовки по всей стране.

Кадры из фильма, переснятые журналом «Нувель критик» в одном из номеров 1973 года, казалось, воспроизводили сцены недавних битв полиции со студентами и рабочими. Вот почему критика писала, что в фильме использован «эффект узнавания»: ситуации, детали оказывались одинаково характерными и для стачки 1952 года и для массовых выступлений конца 60-х — начала 70-х годов.

Фильму ничего не надо было «подновлять». Классовая борьба приобрела в 70-е годы настолько острые формы, что стачка в текстильном королевстве Клюзо и не могла «смотреться» иначе, она воспринимается как сегодняшняя.

Роже Вайян очень дорожил романом «Бомаск». Как-то на вопрос назойливого корреспондента, навсегда ли он распрощался с темой рабочего класса, Вайян ответил раздраженно и негодующе: «Отчего вы это решили?» А друзьям признавался, что именно эта книга, «основанная на доскональном изучении рабочей жизни, в то же время самая субъективная из моих книг» [7].

Бернар Бюзар, герой следующей книги Вайяна, «325 000 франков» (1955), в известном смысле аптипод Пьеретты Амабль. Насколько самоотверженна и душевно щедра Пьеретта, настолько эмоционально беден и равнодушен к другим Бюзар. Роман возник непосредственно из журналистского задания. Вайян поселился в одном городке департамента Эн, который жители прозвали «город отрубленных рук»: на фабрике пластмассовых изделий предприниматели ввели новые машины, тем самым ускорив ритм и снизив требования техники безопасности. Не менее тридцати увечий в год случается в Бионе — такое имя получил городок в повести. Вайян участвовал в борьбе рабочих за повышение заработной платы, за запрет сверхурочных часов, публиковал боевые материалы в местной прессе. Потом сказал друзьям: «Я буду писать роман…»

Бернар Бюзар по-своему нравится автору — красивый парень с орлиным профилем, отличный спортсмен. Но кроме спорта, он ничем не интересуется, ко всему равнодушен.

«Бюзар после окончания школы не прочел ни одной книжки… Он не имел никакого представления о том, что происходит на свете, если не считать событий в мире велосипедистов… Мари-Жанна и Бюзар были еще более оторваны от внешнего мира, чем Поль и Виргиния на своем острове». Вот почему Бюзара заразил дух стяжательства, показалась спасением мечта приобрести ресторанчик. Цель — снэк-бар; средство — полгода работы по 12 часов в сутки. Пресс, на котором Бернар штампует пластмассовые игрушки, внушает ему отвращение: «поднять решетку, вынуть карету, опустить решетку, отсечь „морковку“, разъединить сдвоенные части… поднял, вынул, опустил, отсек, разъединил, сбросил, подождал, поднял, вынул, опустил…» Однажды его посетила странная мысль — а что, если и часы, проведенные в снэк-баре, будут таким же потерянным временем, как у пресса? На самом финише изнурительной работы Бернар потерял руку. И хотя такой ценой ему и удалось приобрести кафе, но теперь это уже озлобленный, желчный человек, он груб с Мари-Жанной, словно вовсе не ее боготворил в дни юности.

Роже Вайян считал, что, даже если бы предприятие Бернара окончилось удачей, ничего по сути не изменилось бы. Он обязательно захотел бы открыть второй ресторан, потом третий, потом основать фирму, «В одиночку не меняют условия жизни», — заявил Вайян в 1964 г. [8] Наоборот, записывает он в «Дневнике», у людей, «владеющих (qui possèdent), кажется, всем возможным, растет равнодушие к другим; скорее, предметы владеют ими, наделив их бесчувственностью вещи».

По-французски эта игра слов звучит еще решительнее: possédés — это также одержимые, безумные. Бюзар и стал безумен, когда вопреки разуму, вопреки любви подчинил себя одной идее — заработать деньги на снэк-бар.

Повестью «325 000 франков» Вайян предвосхитил тему, определившуюся во французской литературе 60-х годов. У Бюзара, заболевшего лихорадкой приобретательства, появились братья и сестры — Мартина Эльзы Триоле («Розы в кредит»), молодожены Кюртиса, персонажи из повести «Вещи» Жоржа Перека и многие другие.