Каирский синдром

Последние годы Шамс организует поездки в Египет. Он зарабатывает на этом, а также подкармливает родственников в Karnak Travel и заодно проверяет свои квартиры в центре Каира.

Он ходит в мечеть и, я почти уверен, подолгу беседует с муллами и богословами в кофейнях и на рынках. Естественно, все эти шамсы-исламисты и им сочувствующие комфортно чувствуют себя в Европе. Немцам и англичанам на них начхать, а им самим приятно ощущать собственную исключительность в мире гяуров.

ВСЕ ДЕЛО — В АНТРОПОЛОГИИ

Как я уже сказал, моя поездка оплачена. Да, у меня здесь есть свой, кровный интерес, есть ностальгия по Каиру. Но есть и дело. Я должен провести исследование.

Эту тему мне поручил Гюнтер К. — завкафедрой антропологии Мюнхенского университета. Мы познакомились в 90-е, когда я читал лекцию на тему социальных последствий распада СССР — о кризисе семейных институтов и личности в России.

Гюнтер сказал, что я как арабист могу провести для них полевое исследование. Условное название — «Исламизация общества и кризис нравов в современном Египте». Тема необычная, но ставшая актуальной в свете последних мировых событий. Тема, можно сказать, закрытая — ввиду ее щекотливости, что ли. У факультета есть гранты на эти цели, сказал Гюнтер, и мне оплатят поездку в Египет. Я также получу небольшой гонорар. После поездки я должен написать аналитический обзор и представить отчет о расходах.

Мы выпили с Гюнтером по кружке пива в Английском парке, он сказал:

— Да, это тема важная. Но ты же знаешь, что мы, немцы, погрязли в политкорректности. Мы — уже не мы. Можешь представить, что здесь, в Мюнхене, работал Шпенглер, творили Хаусхофер и Макс Вебер? Теперь же мы стали политкорректны до тошноты, мы так изменились после войны, мы просто боимся правды, боимся говорить, что люди — разные. А ты — русский эмигрант. Ты сможешь.

Он продолжил:

— Димитрий, ты историк, значит, кое-что понимаешь в антропологии. А ведь только антропологи и, может быть, историки могут объяснить современный мир. Никакие не политологи, не экономисты и не философы. Только те, кто знает место человека в его культурной и семейной среде, способны понять поведение людей, обществ, стран. Политики ни хрена не смыслят. Возьмем прогнозы Эмманюэля Тодда. Он понял неизбежность распада СССР как антрополог. Он увидел разложение семьи и человеческого социума. И тот же неминуемый конец он предсказал Соединенным Штатам.

Гюнтер сделал многозначительную паузу, крепко приложившись к кружке с пивом:

— Так вот — исследование арабо-мусульманской морали в области секса и брака — один из важных ключей для понимания так называемой исламской угрозы. А может, ее и нет? Но это надо выяснить, и выяснить предельно беспристрастно. В Париже ученые занимаются этим давно, там много пишут о скрытых механизмах цивилизаций. Из этих исследований становится ясно, что нынешний конфликт в мире — не политический, не религиозный, но антропологический. Вот, я прочту, что говорит об этом конфликте Эмманюэль Тодд:

«Американцы инстинктивно считают арабо-мусульманский мир враждебным. Враждебность эта — нутряного, примитивного, антропологического характера. Она выходит далеко за рамки религиозного конфликта цивилизаций, о котором писал Хантингтон. Для антрополога абсолютно ясно, что англо-саксонские и арабские системы семейных ценностей диаметрально противоположны. Американская семья — нуклеарная, индивидуалистическая, где женщина имеет высокий статус, а мужчина подчинен. Арабская семья — разветвленная, патриархальная, в ней женщина знает свое истинное место. Америка, где феминизм становится все более догматичным и агрессивным, а непримиримость к многообразию мира все жестче, была просто запрограммирована, чтобы войти в конфликт с арабо-мусульманским миром.

Это — глубинный конфликт между системами ценностей, которые априорно несовместимы. Сопоставление само по себе гротескно. С одной стороны — Америка, страна доминирующих женщин, где даже президент должен доказывать комиссии, что он не спал с практиканткой. С другой стороны — бен Ладен, террорист-многоженец, с бесчисленными кровными узами, член мусульманской уммы.

Что любопытно: американка (American woman), несущая угрозу оскопительница, внушает тревогу даже европейским мужчинам. И в то же время арабские самцы легко сношаются с европейками и американками. У них нет страха перед женщиной».

Гюнтер допил пиво:

— Тодд абсолютно прав: недаром принцесса Диана имела дело с мусульманскими самцами. Они сохранили еще силу эрекции и, самое главное, они не боятся женщин. Так давай же узнаем, что может позволить себе арабо-мусульманский мужчина в быту! Тогда мы сможем распознать мотивы его поведения, увидеть, что нас ждет.

— А вообще, — понизил голос мой собеседник, — я веду это исследование в экспериментальном порядке. Ты же знаешь, в каких условиях мы, немцы, живем. Мы все еще не полностью свободны и нам навязаны совсем другие ценности. Мы рассуждаем в рамках дозволенного, наши мысли блокированы страхом. А это ничего хорошего не даст. Политкорректность убила живую мысль.

Знаю, что скажет твоя русская душа. Знаю, что скажет моя немецкая душа. А что может дать мультикультурный подход? Нет, общечеловеческих ценностей тут быть не может.

Мне иногда сдается, что разговор об исламской угрозе есть отвлекающий маневр, чтобы закрыть глаза на разрушительные процессы, что происходят в наших, европейских обществах.

Тут Гюнтер подмигнул и в его голосе прозвучал апломб немецкого профессора:

— К тому же, мой дорогой Димитрий, твоя историческая родина — Россия — находится в стадии антропологического коллапса. Подобно Египту эпохи мамлюков. Вам, русским, было бы полезно взглянуть на нынешний Египет с этой точки зрения. Заглянуть в историю. Египет в XVIII веке был подобен нынешней России. Ненасытные мамлюки выпивали последние соки из своего народа, который находился в состоянии демографического спада и моральной деградации. И знаешь, что их спасло? Ха-ха! Их спасла иностранная оккупация. Их спасли чужеземцы, их спас Наполеон. Он всего лишь установил просвещенный порядок в стране. Он сверг власть мамлюков, дал египтянам твердый закон, открыл доступ к современной науке и технологии. С этой самой экспедиции Бонапарта и началось их национальное возрождение. С каких-то полутора миллионов человек население Египта увеличилось до нынешних восьмидесяти. Национальная жизнь пошла на подъем. Вот так-то, сравни это с вашей муттерхен Руссланд. Любые политические реформы там бесполезны, ибо каста мамлюков никогда не пойдет на ущемление собственных интересов. Вам нужна просвещенная диктатура, нужны варяги, нужна оккупация или что-то в этом роде, чтобы спасти русский народ от своих хозяев…

Гюнтер остановился, почувствовав, что сболтнул лишнее, пожал мне руку и ушел из Английского парка.

А я поехал в Египет — посланник мельчающей европейской мысли.

И бывший советский переводчик.

«СИТИ-СТАРС»

(6 марта 2010 г.)

На окраине Каира нас высадили в гостиничном комплексе «Сити-Старс». Этот монстр характеризуется как «первый интегрированный гостинично-торгово-жилой комплекс на Ближнем Востоке». В центре квартала — супермолл, вокруг — гостиницы и резиденции. Великолепный холл в псевдодревнеегипетском стиле: мраморные колонны, цветные Клеопатры и Сфинксы. В этом вместилище комфорта прохаживаются шейхи с выводками жен и детей, а также кучкуются некрасивые западные туристы в шортах и майках.

Разве так тут было?

Разве так тут было?

Разве так тут было в 71-м?

Здесь была бескрайняя пустыня. Она начиналась под окнами моего дома в Наср-сити и уходила к горизонту. Здесь, на барханах, разворачивался газик-«козел» и рвался по пустынной дороге к Суэцкому каналу, где проходила линия фронта.

Сегодня Гелиополис и Наср-сити слились с аэропортом. Древний город превратился в бескрайний спальный район. Населенный модифицированными египтянами XXI века.