Каирский синдром

Хотя чем неблагозвучно «сущностное» существительное Богооставленность?

Добродеев писатель экстремальный во всех смыслах эпитета. Запредельность манит нас с вами тоже. Но здесь есть сила и кураж, чтобы, пардон май Френч, passer à l’acte.

Каирский синдром

ПРОЛОГ

(Мюнхен, 28 февраля 2010 г.)

— Переводчик, ты влип!

— Кто, я, почему?

— Ты сейчас же покинешь расположение части!

Я вижу страшные глаза подполковника Мордовина и молю его:

«Пожалуйста, не высылайте меня из Египта»!

В ответ громкий хохот офицеров:

— Ну Жора, ну дает! Пытается разжалобить.

Понимая, что все бесполезно, я собираю чемоданчик и покидаю командный пункт ПВО. В душе отчаяние: «За что высылают? Я так люблю Египет! Это солнце, эту пустыню, этот обжигающий кофе „масбут“. Я не хочу назад, под тусклое московское небо»!

Советский газик-«козел» увозит меня из части, вокруг пустыня, мальчишка-араб на ослике машет мне рукой.

Прощай, Египет!

Какой сейчас год?

1971-й? 1972-й?

Есть СССР? Нет СССР?

Кадры скачут.

Отчаянным усилием открываю глаза: что это, сон?

Понимая, что больше не засну, подхожу к окну.

Мюнхен застыл в утреннем морозном тумане. Вдали виден силуэт Мариенкирхи. Немцы начинают заводить машины и разъезжаются кто куда. Тротуары чистят унылые турки. В воздухе запах кофе и свежих булочек.

Этот город засыпает в 10 вечера, а в 6 утра уже на ногах.

Здесь все нормально, размеренно, аккуратно.

Я в Германии уже 20 лет.

Люблю ли я свою новую жизнь? Не знаю. От Советского Союза меня отделяют горы времени.

Где я? Что я? Почему я здесь?

Хочется ущипнуть себя за ухо. Хочется вернуться к истокам, чтобы понять, почему вышло так.

Это непросто. Слишком длинная история. А в ее исходной точке — Египет.

Я вижу: Москва, 71-й год.

Но лучше сначала.

КОМАНДИРОВКА

(Москва, 28 февраля 1971 г.)

Хмурая, холодная столица СССР. У здания Главпура на Гоголевском бульваре топчется группа людей в кургузых пальтишках и шапках-ушанках. Курят «Яву», «Приму», «Север». Это советские военспецы. С ними я — 20-летний переводчик-арабист.

Нас грузят в автобус, везут в «Шереметьево», сажают на спецборт «Ил-18». Сопровождающий офицер пересчитывает всех по головам, дает отмашку:

— Команда в сборе, поехали!

Курс — Каир.

Ночное пространство вдоль Кавказа, Малой Азии, Средиземного моря — безлюдное и темное. Прощупываемое радарами дальнего слежения. Изломанная линия холодной войны. Где-то под крылом проплывают Турция, Кипр.

Я думаю, как все же надоела монотонная советская жизнь, водка с салатом оливье и бесконечные разговоры о духовном. Как хочется вырваться на древнюю землю Востока, о которой я знал лишь по книгам. Уж лучше слушать по утрам рев ишака, чем гимн Советского Союза…

А теперь помолчите, товарищи!

Приглушенно шумят турбины, самолет идет на снижение, в иллюминаторе возникают огни гигантского города.

Здравствуй, Каир!

Сходим с трапа. Все непривычно: аромат ночных трав, гортанные крики носильщиков, теплый ветер. Прямо на поле — короткая перекличка, погрузка в автобус и размещение в общежитии для советских специалистов — хабиров.

Многоэтажный дом в Наср-сити, на самой окраине Каира.

Обшарпанные чемоданы, пакеты. Все достают кипятильники. Фронтовой юмор, сто грамм и спартанские койки в в большой полупустой квартире.

Какого хрена занесло меня сюда? Их, спецов, манили сертификаты с желтой полосой, возможность пить спирт с мужиками вдали от опостылевших кастрюль. А я, двадцатилетний студент, чего ищу? Только экзотику Востока? А может, в душе я настоящий комсомолец и клюнул на уговоры пропагандистов из Главпура и «Десятки»?

Грузный, задубевший полковник Мосоликов отечески похлопал по плечу:

— Лети, сынок!

Я вытянулся:

— Служу Советскому Союзу!

И полетел.

Наутро яркое солнце ослепило, ошеломило. Я ходил по Наср-сити, забыв про своих спутников, про Главпур, про «Десятку» и про полковника Мосоликова, наблюдал за шумной арабской жизнью. Чувство жизни и, как ни странно, чувство свободы — после Москвы.

ИМПЕРИЯ НА ПОДЪЕМЕ

В 71-м мы были горды, охренительно горды, несмотря ни на что. Пик наивысшей гордости советских людей был именно тогда, в 71-м. Империя раправляла крылья, втягивала в орбиту далекие страны: Египет и Сирия, Вьетнам и Куба — все новые флажки на карте мира втыкал премудрый бровастый генерал в Генштабе, что на Гоголевском бульваре.

Арабистов стало — как нерезаных собак: особенно их много готовят в ВИИЯКА — Военном институте иностранных языков Красной армии. И все они должны нести благую весть арабским народам. Хабир — по-арабски — специалист, и все мы, включая переводчиков, были русскими хабирами — хобара рус.

Когда я учился в Институте восточных языков (ИВЯ) при МГУ, то не сомневался, что советская страна будет жить вечно. Что она при всей своей дубовости и архаичности будет прочно удерживать свое место в мире. Я мог планировать свою жизнь вплоть до глубокой старости — на подмосковной даче, с внуками на коленях и парткнижечкой в пронафталиненном пиджаке.

Но жизнь пошла совсем по другой колее.

Бедный, бедный Робин Крузо! Где ты был, как ты сюда попал? Долбаный хабир!

И СНОВА КАИР

(6 марта 2010 г.)

С того времени минуло почти 40 лет.

Снова лечу в Каир. Сейчас, в марте 2010-го, мои попутчики — пожилые немцы — в основном пенсионеры-полицейские.

Самолет вылетел из Франкфурта. Стоимость двухнедельного тура Karnak Travel немалая — две с половиной тысячи евро. Но мне поездку оплатила кафедра антропологии Мюнхенского университета. Я должен написать исследование. О чем — скажу позже.

Я не заметил большой разницы между «Боингом-737» и тогдашним «Ил-18». Разве что выдвижной экран, на котором показывали последний голливудский фильм.

Фляжка коньяка погрузила в состояние легкое и приятное, и я без раздражения отвечал на тупые вопросы соседей-немцев. Время прошло незаметно.

В каирском аэропорту встречающие из Karnak Travel провели нас без досмотра.

Полицейские начинают пить в автобусе.

Их целая группа — любителей Египта. Каждый год они катаются по одному и тому же маршруту, наслаждаются солнцем и общением. Под вой муэдзинов разливают «Егермайстер». И, одинокие в немецкой жизни, ощущают локоть друга в поездке по Египту.

Они здесь все знают наизусть: «Сейчас будет поворот на Каир», «Скоро будет старая мечеть», «А здесь должна быть стоянка верблюдов». Быть может, в душах отставных служителей закона происходит странная метаморфоза и пыльная, бедная земля дает им первозданную энергию, которой давно нет в немецких кнайпах и биргартенах?

Поездку организовал человек по имени Мохи эд-Дин аш-Шамс — семидесятилетний египтянин, давно живущий в Кельне и промышляющий турами на историческую родину. Для простоты немцы зовут его Шамс. Толстый, надменный и чрезвычайно неприятный тип. Когда я увидел его, все понял: на лбу, как у Садата, синела шишка, набитая многолетними молениями на ковре.

Биография его такова: в 60-е Шамс приехал в Германию на учебу, но учиться не стал. Женился на немке, завел детей и никогда не работал. Пользовался всеми благами немецкой социальной системы.

Поездки в Египет — его хобби. Он приезжает как барин, ему кланяются и даже целуют руки.

Шамс купил две квартиры в центре Каира и сдает их. Мало того, он — исламист. Живя в растленной Германии, как и миллионы других арабов в Европе, он отвратился от западной цивилизации и стал приверженцем фундаментального ислама.