Заклинание в стиле ампир
Заклинание в стиле ампир читать книгу онлайн
Эта книга писалась с 1991 по 2007 год. Она никогда не задумывалась как книга, и ее появление, в общем — то, чудо. Для меня. Это сборник эссе, по которым видно как менялся я, и менялось мое мироощущение на протяжении всех этих лет. Она состоит из двух частей. Эти части не похожи одна на другую, но они — настоящие. Я вообще писал то, что пишется, а не то, что надо бы было написать. Если угодно, это куски моей жизни. Моего понимания того, что происходило со мною и Миром вокруг меня. Понимание, не оформленное в четкие умозаключения. Понимание не умом вообще. Эмоциями.
И еще, никогда и ни за что она не могла бы быть даже написана, не то, что издана, если бы не мои друзья. Если бы не то огромное количество по настоящему хороших людей, которые есть в Мире. Из — за которых есть Мир.
Спасибо вам. Мертвым и живым.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
и те, кто дает неправильные ответы, умываются кровью,
Своей и чужой…
Эту цену платят за государственность?
Нет.
её платят просто так.
А я видел Храм, парящий в небесах.
И пусть во все времена не все было в порядке…
разве это означает, что — нибудь, кроме того, что мы не знаем, как нам быть теперь?
И дым, заволакивающий город скрывает тишину…
настоящую, звонкую тишину неба…
Того самого неба, на которое мы так редко смотрим,
да и от чего бы нам часто смотреть на него?
Он не знал дороги к дому.
Он был молод, он хотел жить,
он ничего не боялся, и собирал с мертвых золото,
он был хорошим парнем, надежным другом,
он даже спасал беженцев и возил продукты, оставшимся без крова,
не стеснялся расстрелять пленных после разговора с ними.
Он многое смог бы в жизни,
да, что там, он и так многое смог.
Он ходил по даче некоего известного поэта, и, декламируя наизусть «Вандею», стихи этого самого пребывающего ныне в Америке поэта…
пинал высокими Ботинками валяющиеся на полу книги…
— Зачем ты пинаешь книги? Спросил я…
— Ну, как же, как же, я же не должен выпадать из образа…
«Вандея- это ремесло, глотать мятежников живыми»…
А потом, усевшись за рояль, несколько часов играл,
Бетховена, Вагнера.
И Вагнер был уместен в этих комнатах разбитых и разграбленных,
и автоматы прислонились к роялю, и слушали.
А мы с друзьями пили вино из огромной бутыли, и тоже слушали.
Казалось, что весь Мир замер,
и Война, повернув свое прекрасное лицо к слабому огоньку горящего в гильзе фитилька,
слушает Вагнера, и вспоминает.
И ей есть, о чем вспоминать, и о кого оплакивать.
И Мир открывался нам, какими-то невиданными ранее гранями, и был прекрасен,
наше оружие было с нами.
Наше оружие слушало Музыку Вагнера.
И Китаец был не здесь, не на Земле, не с нами,
Он как будто нашел то, что не мог найти до этой Музыки то, что искал, не зная сам.
Дорогу к дому.
Его пальцы летали над клавишами,
и становилось слышно, как шумит море, когда он на время замолкал.
А Китаец просто жил, просто жил.
Как жил всегда,
и когда перевернулся автобус, и он спасал детей, вытаскивая их из огня,
так и не успев спасти свою девушку…
и когда расстреливал пленных,
и когда собирал с мертвых золото.
И когда искал дорогу к Дому…
Он хорошо стрелял, и прекрасно «тер базар»,
он хотел переспать с одной известной певичкой, и переспал бы,…
когда надо было мстить — мстил. И пил, когда хотелось…
Его знали и уважали.
И убили тоже уважительно,
в висок из автомата, приоткрыв стекло в автомобиле и быстро умчавшись…
Его обложили сухим льдом, и увезли хоронить.
Никто не может сказать, что видел его мертвым.
Даже те, кто хоронил его.
Таким уж он был.
Он смеялся, глядя в небеса, чему-то своему, понятному одному ему.
Может быть, мы зря так редко смотрим на небо.
«Владыка сущего, прими его, и укажи ему дорогу домой».
Для гуманизма, тоже нужны предпосылки.
Для того, что бы создать гуманизм, необходимо выжить, отчего это все втайне считают, что наскальные росписи, удивительные в своей незамысловатой прекрасности, создавали осиянные вегетарьянцы в снежно белых одеждах…только и думавшие о благе для всех и сразу?
А разве сытый плотью врага, или проштрафившегося соплеменника, дикарь не мог быть автором? мог,
Да и был, чего уж…
И тот, кого съели, возможно, тоже был талантлив, но, скорее всего, он был чужим,
Или стал чужим, по тем или иным причинам…
И что изменилось?
Люди стали слабее, люди стали бессловесным стадом, с идеалами, навязанными нам сбоку…Мир, в котором враги выдаются за друзей, а извращенцы не просто поощряются,
А превалируют среди «властителей душ», такой Мир изменится.
Он вернется к старым настоящим принципам,
через большую кровь, кровь, смывающую идеалы и народы, ненужную и липкую.
Вернется, как возвращаются, невзирая на препятствия лососи в реки, где они когда-то проявились на свет…что бы умереть.…Появились на свет, что бы умереть…
И придет время понятных и честных истин…. Время несложных идеалов и предельно простых решений.
Будут друзья и враги, свои и чужие…
И когда появится убогий, кричащий о равенстве и братстве, он умоется своей жидкой кровью…просто так, без объяснения причин…
Поскольку крики такие, слишком недешево обходятся народам и государствам.… _За Свободу, равенство и братство платят болью и безысходностью, дикой, звериной предсмертной тоской…
Когда к вам в дом приходят, приходят, что бы изощренно убить, за идеалы…
Во имя гуманизма. И убивают.
А еще страшнее, когда битва идет за справедливость. Тогда уж бомбы и ракеты валятся на города как снежинки. Потому, что люди равны, потому, что идеалы плохо усваиваются…
Наверное, проще было дать убогому по лохматой голове, по кривым глазам его, еще тогда,
Еще каменным топором.
И погибали бы убогие.
Не народы, а те, «кто знает как надо»…
Туда им и дорога.… Пусть придумывают богов для себя. Пусть убивают для них друг друга
Ведь благородство, не в произнесении, благородство в силе.
Для гуманизма нужны предпосылки…сытость и сила, так нужно ли все запутывать?
И все грезится нам, что есть на свете места, где мы были бы уместны,
более того, счастливы,
все мы хотим счастья, хотим, что бы однажды, все обстоятельства сложились в нашу пользу,
и соленые брызги моря, искрились бы на солнце, в своей всепобеждающей кратковременности…
И что бы покой был счастливым, и обязанности, да и само небо было бы радо твоему счастью…
А между тем, у каждого все это было…
и понимаем-то мы, что хорошо там, где нас УЖЕ нет, только потом, а попытки составить обратно кубики судьбы, не приводят ни к чему,
Слишком многое мы узнаем,
слишком многие меняются, да и море возвращает раздувшиеся трупы…
А ведь было, было,
и понимаешь вдруг, что не так уж и плохо проходит твоя жизнь, если есть право понять — ты был счастлив, ты УЖЕ был счастлив…
А значит — обязательно будешь еще…
Потому, что все зачем-то,
только вот это зачем-то, не нами задумано, и не для нас…
Видишь? Там на небесах, свои трагедии и свои интриги,
видишь?
Они используют нас,
Они думают, что мы просто материал в их, несомненно, величайших деяниях…
И не понимают они в своей привычке демиурга играющиеся кирпичиками, что человек, который был счастлив, уже сам по себе вселенная…
Ни те, что на небесах, ни те, что на строительстве…здесь, рядом денно и нощно строят рай на Земле…
Возомнившие себя скотниками строят рай для скотины…
Успевшие первыми к уходу Творца, далеко не решающая сила в Мире созданном Им…
Потому, что ты был счастлив.
Ты был счастлив. И значит жив.
Ведь смысл не в безгрешии, смысл в том, что бы грехи совершались сознательно, и то, ради чего их совершают, должно стоить такой цены, цены греха, греха перед собой, перед своим счастьем…
И если ты убивал, то принял цену своего греха…
И тоже был счастлив…
Дело не в адреналине, дело в решенности…
Наше счастье приходит с возможностью решения, или с отсутствием вопросов…
Творец ушел…
Он сотворил Мир. Он счастлив.
Именно в этом мы подобны творцу.
Кто-то называл их маргиналами, кто-то сильными личностями,
кто-то извергами,
кто-то пассионариями, кто-то народными заступниками.
А по сути, это не более чем дегенераты,
Дегенераты, заливающие Мир кровью и соплями.
Я часто вижу этих людей.
Я вижу их на проходных заводов
шмонающими работяг, вытягивающихся в струнку при виде начальства,
тайком плюющими вослед и тем и другим,
