Сталинка (СИ)

- Ой, какие твои годы? Успеешь ещё, - улыбнулась Елена. Анна, молча, теребила подол.

- Да уж больно Иван пьёт. Может оттого и Бог дите не посылает? - Анастасия выглянула в окно, темень, фонари зажглись.

- Я думаю, может Иван и пить бы бросил, если бы я родила.

- Ну да, жди... как бы ни так. Если мужик пьющий, то дети не помощники и не помеха. Вон Пятков из соседнего подъезда, детей мал мала меньше, а вчера смотрю, за кустиками во дворе, - Елена кивнула в сторону окна, - сидят "охотнички", портвейн на троих разливают.

- А Николай Давыдов, сосед, на виду каждый день. Даже на праздники ни - ни. А уж ему ли ни тяжко? И нога искалечена, и так здоровьем не особо, хотя по виду не скажешь. Вроде сильный, крупный мужик, а здоровье где-то оставил. И молчат оба, Мария не особо разговорчива, а уж Николай только когда по-соседски что нужно, это всегда пожалуйста. Правда, тут слыхала... - Петровна осеклась, вдруг усиленно начав вытирать и без того чистый стол.

- Анастасия Петровна, участковая врачиха поделилась, что Николай Давыдов в немецком лагере... здоровье оставил? - Негромким полушёпотом спросила Анна.

- Ну, так... - неловкое молчание повисло на кухне.

Анна ещё немного помолчала, и также негромко продолжила:

- Видела я лагеря такие во время войны. На ночь глядя лучше не вспоминать. Если там побывал Николай, про здоровье говорить не приходится. Жив остался, уже счастье. Евреев немцы поголовно уничтожали. А что Давыдовы евреи, так, то невооруженным глазом видно.

- Опять же, Зинаида и Михаил копия своих родителей: черноволосые, кудрявые, черноглазые, а младшенький Юрка - белокурый, голубоглазый. В кого? - Как бы между прочим поинтересовалась Петровна.

- Мама, если бы не Юркины голубые глаза да русые волосы, разве бы тебе пришло в голову такие вопросы задавать? Сколько сирот война оставила? Может благодаря Давыдовым на одного меньше. Хотя, кто знает?

- Ну и ладно. И не надо знать нам. К чему, зачем? Живём по-соседски мирно, дружно и, Слава Богу. Пьёт твой Иван, что за уши льёт. Зато когда трезвый - куда с добром мужик! Да и где ты другого по нынешним временам найдёшь? А вот ребёнок? И зачем бы я жила, если бы не родился Петенька?

Анастасия выключила плитку, на которой загремел крышкой синий эмалированный чайник:

- Может чайку налить?

- Я забеременеть не могу... - еле слышно, прошептала Анна.

- У врачей была? - Елена положила свою ладонь на её руку.

- После того раза нет...

Анна глубоко вздохнула и, вдруг решившись, захлёбываясь словами, размазывая по лицу слёзы, заговорила:

- Была я беременная. Да отец ребёнка - немец.

Помолчала минуту, другую и продолжила:

- Не- на-вижу! - Уставилась в темноту остановившимися глазами: - Но вот, поди ж ты, Иван тоже... немец! Тогда не могла иначе. Посоветовали мне одну женщину... Дала она настой из трав, я и пила. Пока по дороге на работу плохо не стало. Очнулась в больнице. С тех пор в больницу ни ногой. Прямо жуткое видение перед глазами от одного только запаха больничного.

- Дитё-то причём? Опять же у Давыдовых Юрий. И кому какое дело? Чем бы твой от остальных отличался? Мало ли, сказала бы погиб отец, - рассудила Анастасия Петровна.

- Мама! - Одёрнула Елена, ощутив, как дернулась всем телом Анна.

- Он и погиб. А ребёночек, врач говорила, жил ещё несколько часов. Белокурый, голубоглазый сын!

- Аня? Аня, что с тобой? - Анна билась в беззвучной истерике. Елена прижала её голову к себе и гладила, гладила по русым волосам. Анастасия подала Анне воды, было слышно, как стучат её зубы о край стакана. Немного успокоившись, вздохнула:

- Иван меня без чувств на улице подобрал, в больницу отнёс. Так и познакомились. Сам-то он репатриированный поволжский немец, - помолчала горько и повторила: - немец! Чем с такой болью в душе жить, лучше бы померла тогда.

- Что ты такое говоришь? Всё ещё будет! И дети будут!

Женщины уговаривали, успокаивали и сами верили, что, обязательно, всё у Анны будет хорошо. Откуда им было знать, что круги ада для этой женщины ещё не все пройдены. Хотя, если сравнивать с другими, так не самая страшная судьба. Война никого бедой не обделила. Только кому от этого легче? Вот и у Анны никак не заживали раны в душе. И не было от той боли лекарства.

Укладываясь спать, Анастасия рассуждала: если Иван с Поволжья, то почему немец? Кто такие репатриированные и вовсе не знала. Опять же фамилия Соловьёв, не немецкая. Решила, как-нибудь подберёт подходящий момент и расспросит Анну.

Дни одновременно одинаковые и разные, как листочки на дереве, проходили один за другим. Анастасия занималась Танюшкой, домашними делами и ждала вечера, когда все вернутся с работы. Возле входной двери кто-то с трудом попал ключом в замочную скважину.

-Здрасте, - Соловьёв Иван, высокий, крепко скроенный мужчина, еле держась на ногах, ввалился в коридор. Протопал в свою комнату и всё затихло.

Вышла Мария, вынесла посуду после ужина, перемыла её, сказала, что эту неделю их очередь мыть пол в коридоре и на кухне, так она завтра утром и отведёт её. Анастасия ещё стояла у плиты, когда пришли Елена и Петро.

-Мама, ужин не накрывай. Мы в гости и Танюшка с нами, - выглянула на кухню Елена.

И через пятнадцать минут принаряженное семейство отправилось из дома.

Плита протопилась, и мясо для супа Анне Анастасия сварила, только сама Анна всё не шла с работы. Анастасия посчитала дни. Ну, да, так и есть, конец месяца! Только успевай отсчитывать! Анна работала табельщицей и в конце месяца частенько задерживалась на работе. От протопленной печи по всей кухне распространялось тепло. Электрические плитки, оно конечно, дров не надо, но и дорого, и долго. Пока это на плиточке сваришь - полдня пройдёт. Так и приспособились всей секцией: Анастасия Петровна затапливала печь и ставила приготовленные соседками кастрюльки. Печка потрескивала дровишками, которые хранили в подвале, даже из подъезда выходить не надо. Сразу от парадного входа направо вверх лестничные марши к квартирам, налево вниз - в подвал. Подвал сухой и чистый, с белёными стенами, разве что без окон, а так хоть живи. На входе в подвал - замок, чтоб мальчишки ненароком пожар ни устроили. В каждой секции от подвала собственный ключ имелся. Печи топили все, каждый вечер. В подвале у каждого своя стайка, двери на щеколде, чтобы не открывалась.

-Анастасия Петровна, - она вздрогнула. Задумавшись, сидела без света, и не услышала, как пришла Анна:

- Почему без света?

-Ой! Да так. Твой давненько пришёл. Ты не буди. Пусть проспится.

Анна кивнула и тихонько ступая, ушла к себе в комнату. Вернулась быстро, в домашнем халате.