Путь наверх

– Я бинтовал раны и потяжелее этой.

– Ты видел много страшного, Джо? Когда был летчиком, я хочу сказать.

– Сколько положено, вероятно. Все забывается.

– Ты кажешься таким юным. Вот разве только рот… Ты уверен, что уже все забыл?

– Бывает, что-нибудь и потревожит мертвецов… Тогда все они подымают голову и начинают выть, и нужно загонять их обратно в могилу. А почему ты спрашиваешь?

Боишься, что я неврастеник?

Она поцеловала меня в щеку.

– Ну, что ты! Разве неврастеники такие бывают? Просто мне давно хотелось расспросить об этом кого-нибудь, да некого. Джордж никогда не был на военной службе. У него повреждена барабанная перепонка, и его сразу забраковали.- Она взглянула на меня чуть-чуть сердито.- Это не его вина.

– Я же не сказал ни единого слова.

– Снаружи все выглядит так пристойно, надежно, уютно,- продолжала она, полузакрыв глаза.- Все люди такие воспитанные, такие деликатные, милые… А что кроется за этим? Насилие и смерть. И все, кто там был, видели то, от чего нормальный человек, казалось бы, должен сойти с ума. Однако внешне это не оставило на них никакого отпечатка. А в сущности – у всех руки в крови…

И все, все так дьявольски непрочно…- Я заметил, как она вздрогнула.

– Не думай об этом, любимая,- сказал я.- В мире царит насилие. Но так было всегда. Возможно, что в эту самуго минуту кто-то когото убивает в каких-нибудь десяти шагах отсюда.

– Не напоминай мне,- сказала она.

– На войне – совсем другое. Там тебя не тошнит, потому что на это не остается времени. Слишком много дела. Во всяком случае, если ты будешь терзать себя такими мыслями, никому легче не станет.

– Знаю, знаю,- нетерпеливо прервала меня Элис.- О господи, все проносится с такой сумасшедшей быстротой. Ничем не остановить эту карусель. И ни одной секунды человек не чувствует себя в безопасности. В юности я этого ощущения не знала. Даже когда отец и мать ссорились, ко мне они все равно были добры. И дом был такой прочный, надежный, а это проклятое железобетонное сооружение, в котором я теперь живу, такое чистое, такое обтекаемое, что я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день оно поднимется на воздух и улетит.

– Ты слишком много говоришь,- сказал я и притянул ее к себе на колени.- Давай помолчим.- Я стал поглаживать ее плечо. Она закрыла глаза и замерла в моих объятиях.

– Можешь делать так хоть всю ночь,- сказала она.- Я не буду протестовать.- Она вздохнула.- Ты очень удобное кресло. Мне кажется, я сейчас начну мурлыкать, как кошка.

Кожа у нее была такая гладкая, шелковистая, я чувствовал теплоту и тяжесть ее тела… Я тоже мог бы просидеть с ней так всю ночь. И я мог бы снова обладать ею, но момент сближения казался сейчас не то чтобы неуместным, не то чтобы ненужным – он просто перестал быть чем-то самодовлеющим, стал в один ряд с другими радостями, дарить которые могла только она одна.

У входной двери позвонилш: три коротких звонка, потом один длинный и опять три коротких.

– Это Элспет,- сказал я.

Я хотел встать, но Элис удержала меня.

– Брось свои мещанские привычки,- сказала она, и я теснее прижал ее к себе.

В дверь просунулась голова Элспет. Эта ее лукавая улыбка, вероятно, была ей больше к лицу в те времена, когда она еще выступала в «Девчонке-плутовке».

Элспет вошла, вернее впорхнула в комнату, юбка ее развевалась. Повеяло пряным запахом духов «Нана».

– Здравствуйте, голубки! – сказала она своим грудым, чуть хрипловатым голосом.- Надеюсь, я вас не спугнула. Я стараюсь быть тактичной, но у меня нет больше сил бродить по улицам. Слишком холодно.

– Я приготовлю тебе чаю,- сказала Элис и ушла в ухню.

Элспет бросилась в кресло.

– Ну и ну, вот так репетиция! Ставить пьесу – это значит просто учить их всех, как надо играть. Поверьте, детки, они не в состоянии уразуметь самых простых вещей. Ей-богу, я не понимаю, с чего это меня понесло на сцену.- Она порхнула к пианино и тотчас запела: «Дочь свою вы подальше держите от сцееены».- Ее хрипловатый голос все еще был силен, а дикция – просто отличная.

Затем она повернулась на вращающемся стуле ко мне лицом и развела руками.

– Конечно, это только шансонетка,- сказала она.- И нет в ней настоящей изюминки…

– Если ты хочешь дать нам концерт, советую сначала подкрепиться,- крикнула Элис из кухни.

– Ты прелесть, душечка! – отозвалась Элспет. Она понизила голос: – Вам очень повезло, Джо. Элис – ангел, настоящий ангел. У нее золотое сердце.- Черные бусинки ее глаз впивались в меня пытливым взглядом. Они казались поразительно молодыми на этом дряблом, ярко накрашенном лице. Элспет сидела, слегка расставив ноги, юбка задралась у нее выше колен. Я отвел глаза – мне стало неприятно. Ноги у нее тоже были молодые не по летам. Если смотреть на нее от пояса и ниже, это выглядело совсем непристойно. Любая юбка на Элспет всегда казалась либо слишком короткой, либо слишком узкой.

Она оправила юбку, прикрыв колени.

– Всегда забываю,- сказала она и улыбнулась мне, слегка склонив голову набок.- В былое время, если бы я позволила вам увидеть так много, вы бы недолго усиделн в этом кресле.

– Само собой разумеется.

Она послала мне воздушный поцелуй.

– Я не могу винить Элис. Вы из тех мужчин, какие мне нравятся,- высокий, мускулистый. Слишком уж много одуванчиков развелось в наши дни. Когда-то я знала немало высоких, сильных мужчин. Все они уже лежат в могиле, а вот такая тощая коротышка, как я, еще жива…- Ее конфетное личико со вздернутым носиком и пикантным подбородком, в ореоле рыжеватых крашеных кудряшек, было грустно, как мордочка больной обезьянки.- Право, кажется, чем мужчина крупнее, сильнее, тем больше в нем пищи для болезней. Как сейчас помню тот вечер, когда умер Лэрд. «Мне нечем дышать»,- сказал он и разорвал ворот рубашки. А потом упал, просто упал ничком. Господи, пол в уборной так и заходил ходуном! Мы подняли его, а он уже был мертв. Всего тридцать пять лет – вся жизнь была у него еще впереди. Поневоле задумаешься, не правда ли? – Она закурила турецкую сигарету. От сладковатого, похожего на ладан дыма на меня повеяло старинной богемой, кулисами Друри Лейна.- Он был словно создан для меня,- продолжала Элспет.- Я должна была бы уйти к нему.

Иной раз я жалею, что не ушла. От мужа я уже и тогда радости не видела. Я была слишком независима, а он хотел распоряжаться мной, как вещью. И он становился хуже сатаны, когда напьется. Он тоже был высокий, сильный мужчина… Я никогда не могла устоять против высоких, сильных мужчин… Вы любите Элис?

– Да,-сказал я почти машинально. Вопрос был поставлен так неожиданно, что застал меня врасплох.

– Я так и думала,- сказала она спокойно.- Я видела, как она сидела с вами. Она еще сама не понимает…- Элспет сжала мне руку.- Не обижайте ее. Не обижайте.

Мне вдруг почудилось, что я тону и черные воды бесшумно смыкаются у меня над головой. В пропахшей духами комнате нечем было дышать, в ней было что-то невыразимо тоскливое; нарумяненное лицо, упорно маячившее у меня перед глазами, казалось лицом старой ведьмы. И на мгновение мне представилось, что я вот-вот превращусь в старика и Элспет, украв мою юность, снова став молоденькой девушкой, пухленькой и розовой, засмеется мне в глаза.

Элспет начала говорить что-то о былых временах в театре Дэли, но я едва слушал ее: меня внезапно потянуло вон из этой комнаты, захотелось шагать по вересковой пустоши, подставив лицо дождю и ветру.

И когда вошла Элис с ужином на подносе, мне вдруг показалось, что она похожа на Элспет, что и она – обитательница затхлого, заплесневелого мирка, вязкого, как растекающийся по лицу, смешанный с потом грим, и нежность, которую я только что испытывал к ней, исчезла. И уже не верилось, что я ласкал ее обнаженное тело и что этот вечер не был просто репетицией какого-то банального и малопристойного альковного водевиля вроде тех, какие идут на убогих провинциальных подмостках среди облезлой позолоты и линялого плюша.