Похититель снов

— Прочная. Развинчивается на три части. Легко укладывается в пенал. В верхнюю часть можно продольно вложить два стеклянных цилиндра, типа мензурок. Их легко вынимать и вставлять благодаря футляру из гладкой красной кожи, которая изнутри выстилает полость трости. Благодаря вот этой пружине, закрепленной в основании трости, достаточно лишь отвинтить рукоять и нажать на крышку верхнего сосуда, чтобы получить в руки оба. Что вы хотите поместить в трость?

— Зеленый шартрез в верхний сосуд и в другой — старый виски, настоящий шотландский, выдержки от 15 до 28 лет. Сможете мне это найти?

— Заходите вечерком, все будет готово. Всегда держите эти сосуды полными, и вы увидите — и в походе, и в бою у вас всегда будет что выпить.

И он широко обвел тростью вокруг себя. Я его остановил, испугавшись, что он опять примется демонстрировать свои упражнения, и пообещал вернуться до наступления ночи. Тут стенные часы принялись отбивать двенадцать полуденных ударов, что, похоже, продолжалось несколько минут. Мое пребывание у антиквара затянулось намного дольше, чем я планировал.

Не было ни малейшего желания идти обедать в одну из абанских тратторий, так как все они афишировали одинаково скучные туристические меню. Случайно я встретил шофера такси, который утром привез меня сюда.

— Хорошая еда, Dottore? В траттории де Монтероссо. Это рядом, я вас подвезу.

Действительно, gnocchetti di pasta fresca con ragu di porcini a sfilacci di pesce alia spuma di mais [78], запиваемые белым фриульским вином, были просто восхитительны.

Вернувшись в Абано, я отправился в парикмахерскую, которая показалась мне самой шикарной. Чтобы объяснить хозяину, как я хочу постричься, я просто показал ему фотографию из журнала: очень короткие волосы и десятидневная бородка (еще пяток дней, и она будет в норме). А почему бы вам не приклеить усы — выбирайте!

Хозяин лично вымыл мне голову. Я спросил, может ли он определить характер клиента по форме головы и буграм черепа. Цирюльник-френолог. Почему бы и нет? Он принялся меня уверять, будто может с закрытыми глазами определить вытянутый, как мяч для регби, череп кампанийца (он называется доликоцефалическим). А у итальянцев с юга и у немцев с севера по-другому: у них головы квадратные (брахицефалические, объяснил я). А бугры? Он заметил, что у мужчин с голубоватым подбородком (у которых жесткая трудновыбриваемая щетина, как у Никсона), имеется затылочный бугор — вот почему они бегают за юбками. У меня этого бугра не было, но он нащупал бугорок повыше. — Пощупайте сами, — сказал он. Это был артистический бугорок, который он у меня пропальпировал, и я впервые узнал о его существовании у себя…

Приклеив мне маленькие усики, хозяин показал роскошный том, посвященный искусству пирсинга носа, языка, ушей, сосков, пупка и половых органов, — предмету, абсолютно новому для меня.

— Dottore, Professore, только piccolo, piccolissimo [79] в ухо. Бриллиант или цирконий?

Поколебавшись, я выбрал самую незаметную клипсу с крошечным бриллиантиком. В правое или левое? В этом должен быть какой-то смысл. Пусть в правое, со стороны моих болей. Хозяин скорчил недовольную мину… Ладно, пусть в левое!

Когда я покинул парикмахерскую, чтобы отправиться к портному, потребовалось некоторое время, прежде чем я снова стал узнавать сам себя в отражении многочисленных витрин.

— Рига lana super 150 con dark grey stripes [80], изумительный готовый костюм, сшит как будто специально для вас, — сказал мне продавец из магазина верхней одежды, самого дорогого в Абано. — И рубашки, серые с голубыми полосками, и галстуки.

— А что мне делать со старой одеждой? С вельветовыми брюками и старым твидовым пиджаком?

— Можете выбрать у нас чемодан.

— Нет, только не фирмы «Виттон».

Продавец пожал плечами:

— Хотите этот, из кожи американской дикой свиньи? Это супершик! Я поставлю его рядом. Приходите вечерком, все будет готово.

Еще мне нужна была обувь.

— Туфли, которые подошли бы к костюму, — сказал я продавцу.

— Ну конечно, Dottore, Professore, взгляните на эти «Ferragamo», они самые красивые, bellissimo. Говорите, немного узковаты… Смотрите, вот сверху указан размер с учетом специальной стельки для удобства ходьбы. Уверяю вас, сделайте только несколько шагов, а уж завтра у вас будет такое чувство, будто шагаете по облакам.

В костюме, туфлях, с бриллиантом в ухе, я мог наконец-то отправиться к ювелиру. Поколебавшись минутку перед изумительной «омегой», показывающей фазы Луны, я все же выбрал тот самый золотой «ролекс», на который положил глаз этим утром. Ювелир попросил подождать несколько минут, чтобы проверить мою кредитную карточку, позвонить в мой банк и в отель «Теодорих». Все было в порядке, и он извинился.

Теперь можно было вернуться к моему антиквару. Он угостил меня капучино.

— Вы преобразились, Professore. И эта трость из черного дерева так идет к вашему новому костюму. Не желаете попробовать шартрез и виски «Whyte and McKay», двадцатиоднолетней выдержки. Отдохните несколько минут. Нечасто доводится поболтать с таким знатоком, как вы. Я возвращаюсь в Рим, где у меня есть другой магазин, возле Piazza dei Re di Roma. Может, зайдете как-нибудь туда?

— Все дороги ведут в Рим, — сказал я ему, уходя.

Поднимаясь по виале делле Терме, я постепенно стал все более ловко управляться со своей тростью и привыкать к своему силуэту, отражавшемуся в стеклах витрин. Особенно забавлял меня блеск моей сережки, и я старался нарочно поворачивать голову так, чтобы бриллиант сверкал еще сильнее.

Кто-то хлопнул меня по спине.

— Ба! Да это же вы, дорогой коллега! Я уж было засомневался. Вы совершенно преобразились, такой юный и элегантный.

Это был доктор Перуккио, он вышел из большого отеля, где успел принять несколько дюжин отдыхающих.

— Несомненно, это я, дружище, — ответил я. — Пытаюсь сбросить шкуру старого ученого: сменил волосяной и внешний покровы. Это урок экофизиологии. Я твердо уверен: для того чтобы изменить личность, нужно изменить физическое или социальное окружение!

— Но, может, причиной ваших изменений явилось лечение у вашей коллеги онейросексолога? Не будет ли нескромно с моей стороны спросить, какое средство она вам прописала?

— Средство очень приятное. Нужно вспоминать свои сны и одновременно… стимулировать нервы Экарта.

— Какого Экарта? Мэтра Экарта, розенкрейцера из XIII века? — спросил он удивленно.

— Ну, вы прямо кладезь научных познаний, дружище! Нет, все более прозаично — эректильные нервы Экарта, анатома.

— Ах да! В самом деле, прекрасная мысль. У нашей коллеги, что, есть какой-то стимулятор?

— О да, мануальный, если вы меня понимаете…

— Понимаю, понимаю, — усмехнулся Перуккио. — Однако будьте осторожны! Вы так экипированы, будто собираетесь наделать глупостей в Венеции и расплатиться сердечным приступом. Опасайтесь инфаркта, будет очень жаль не увидеть вас здесь на будущий год. Arrivederci.

Он сделал было несколько шагов вниз по улице, но потом вновь вернулся ко мне.

— Кстати, друг мой, насчет мэтра Экарта, вы знаете, что в Абано есть музей?

— Нет еще. Я знаю только про музей в Монтегротто.

— Пойдемте посмотрим, весьма любопытно, это здесь, рядом.

Он увлек меня за собой в парк, где из травы выступали развалины оснований акведуков и римских бань. По соседству находился маленький музей, и Перуккио подвел меня к недавно откопанным статуям.

— Гляньте-ка на эти две малютки, — сказал он.

И он указал мне на две бронзовые статуэтки, позеленевшие за прошедшие века, каждая сантиметров по пятнадцать в длину. Они изображали спящих. Один из них спал на боку, положив голову на правую руку, а другой на спине, вытянув руки вдоль тела. У каждого был громадный фаллос в состоянии полной эрекции.