Опыты любви и одиночества(СИ)

Брат водил ее по магазинам, водил по клубам и ресторанам, водил по московским улицам и площадям.

Потом выходные закончились, а Марион так и не решилась рассказать брату про Стефана. Жан-Клод несколько раз спрашивал про ее друга, но Марион отвечала неопределенно.

Понедельник тянулся медленно. Марион не знала ни слова по-русски, кроме нескольких фраз, которым ее успел научить брат. Весь день она бестолково слонялась по столичным улицам, боясь заблудиться. Вечером, почти без сил, она добралась, наконец, до квартиры Жан-Клода.

Зазвонил телефон. Звонил брат.

- Марион, я целый день тебе звоню. Где ты была?

- Гуляла по городу.

- Приезжай ко мне в офис. Посмотришь, как я работаю.

Едва не потерявшись в московском метро, Марион приехала в офис брата. Несмотря на поздний час, почти все сотрудники были в офисе и продолжали работать.

Жан-Клод провел ее по кабинетам и представил коллегам. Марион обратила внимание на симпатичную молодую девушку Лену, как ей показалось, чуть старше ее, которая свободно говорила по-французски.

Пока брат заканчивал срочную работу, Лена пригласила Марион выпить чашечку кофе.

- Ваш брат, Марион, совершенно потрясающий человек и очень обаятельный мужчина. Девушки в нашей компании просто влюблены в него. Жаль, что Жан-Клод предпочитает азиатских женщин. Недавно у него появилась новая подруга-китаянка, а до нее он встречался с якуткой. Ты, наверное, знаешь, Марион, как покорить сердце Жан-Клода. Пожалуйста, поделись со мной этим секретом.

За окном давно стемнело. Шел промозглый дождь. Капли стекали по стеклу, убеждая в бесполезности попыток спора с судьбой. Марион почувствовала, как зыбкая почва под ногами куда-то уплывает. Голова закружилась, и Марион с трудом сохранила равновесие, удержавшись за край стола.

- Я не знаю, - промолвила она посиневшими губами. Она действительно ничего не знала. Она не знала о китаянке, не знала о якутке, не знала о страданиях русской девушки Лены, не знала, зачем приехала в Москву. Марион не знала, почему наивно думала, что Франсуаза, невеста Жан-Клода, служащая одного из парижских банков, и есть его единственная любовь.

- Я так страдаю, Марион, - продолжала Лена. - Иногда мне кажется, что Жан-Клод дает мне понять, что не равнодушен ко мне. Неделю назад мы допоздна работали в офисе над отчетом, и когда шофер развозил нас по домам, Жан-Клод предложил меня проводить, но я отказалась. Я не хотела, чтобы он подумал, что я легкомысленная, такая, как его девицы.

Сизые московские голуби обосновались на подоконнике и заворковали о чем-то своем. "Странно, - подумала Марион, - в каждом городе голуби разные. В Москве они совсем не такие, как на крышах Парижа".

Марион ничего не ответила Лене. Но Лена, похоже, не нуждалась в ее ответе. Она как будто разговаривала сама с собой.

Марион, не дожидаясь, пока брат закончит свою работу, отправилась домой, в его квартиру. Около двери квартиры сидела девушка небольшого роста, с восточным разрезом глаз.

- Вы кого-то ждете? - спросила Марион по-английски.

Китаянка ответила на довольно хорошем английском, что ждет уже несколько часов, потому что Жан-Клод пригласил ее к семи, а сейчас уже десять.

- Я его сестра. Жан-Клод вряд ли скоро придет. У него много работы. Я слышала, когда уезжала из его офиса, что на десять он назначил совещание коллегам.

- Не может быть! - воскликнула китаянка. - Я звонила в офис, но никто не подходил, звонила на мобильный, но никто не отвечал.

- Секретарь ушла домой, а мобильный, наверное, заблокирован на время совещания.

- Но я все равно не уйду, - как-то беспомощно сказала китаянка. - Я должна его увидеть.

- Наверное, вам лучше позвонить брату завтра утром.

Китаянка не двигалась.

Марион устала, она хотела спать.

- Уходите, - сказала она твердо.

Марион вошла в пустую съемную квартиру, где табачный дым впитался в мебель и стены, хотя брат не курил. Не включая свет, она подошла к освещенному уличным фонарем окну. Дождь сменился мокрым снегом. Желтый свет струился в темную комнату. Свинцовое небо висело над городом, как огромный саркофаг. Стало тяжело дышать. Бестелесная тоска затаилась в груди и не могла вырваться наружу. Марион неподвижно стояла у окна и долго смотрела, как мокрый снег превращается в капли на мутном оконном стекле.

Щелкнул выключатель света в коридоре. Вернулся брат. Слезы градом покатились по лицу Марион, прорвав непрочную плотину самообладания.

- Что случилось, Марион? Не плачь, пожалуйста, - Жан-Клод пытался успокоить сестру.

- Ты, ты такой, как он.

- Кто он?

- Стефан. Для него любовь и верность ничего не значат. Он изменил мне с Карин.

- С Карин? С этой страшной? Не бойся, это не надолго.

- Ты ничего не понимаешь. Он предал меня, обманул. Он встречался с ней, а говорил, что я у него одна. Я приехала сюда, я думала, что ты меня поймешь, а ты, ты такой же, как он.

- Ну, да, все мужчины одинаковые. Где-то я это уже слышал. Но ты же не старая дева, чтобы такое говорить.

- Я не знаю про всех мужчин. Я любила тебя и его. И он...и ты... Марион опять зарыдала.

- Знаешь, я тебя не понимаю. Ложись спать, завтра поговорим.

В ту ночь, которую Марион часто потом вспоминала, она не сомкнула глаз. Она хорошо помнила длинные тени на потолке от проезжающих по бульвару машин и силуэты черных деревьев в окне. Детство перешло в фазу юности стремительно, не оставив ей время на раздумья. Московский март уплывал на восток, оплетенный узорчатым коконом хрупкой паутины иллюзий, связывающей Марион с жизнью. Марион осталась в одиночестве накануне московской весны, которая начиналась в марте только по календарю, а на самом деле ждать ее оставалось не меньше полутора месяцев. Лже-весна покрывала своей лже-правдой лже-любовь, которую испытывал Жан-Клод к своей младшей сестре.

Вероятно, это чувство зародилось в нем, когда в доме их родителей под Парижем, на глазах Жан-Клода, Марион из маленького розового комочка с пушком на голове превращалась в пухлую куклу с большими глазами и светлыми кудряшками. Вечерами, после купанья, мать укладывала Марион спать, и Жан-Клод любил пробираться к ней в комнату. Он целовал ее в розовую попку, раздвигал маленькие ножки и целовал между ними, целовал ее всю, и она засыпала в блаженной истоме.

Жан-Клод бежал в ванную и, наедине с белой раковиной и прозрачной занавеской, получал такое полное удовольствие, которого больше потом не испытывал никогда. Он не испытывал его ни с изощренной красавицей китаянкой, ни с опытной парижской проституткой, ни с невестой Франсуазой, ни с влюбленными в него русскими девочками. Жан-Клод искал и не находил, и не знал, что то, что искал, он потерял в свои шестнадцать лет в пригороде Парижа, где одним вечером мать застала его в комнате Марион. Мать сказала, что Марион уже взрослая, и вечерние поцелуи брата не могут принести ей ничего, кроме вреда, и если она снова застанет его вечером в комнате Марион, то пожалуется отцу. Отца в семье боялись все, и многое в словах матери показалось взрослеющему Жан-Клоду разумным, поэтому он прекратил вечерние визиты.