Хроники последнего лета (СИ)

У Наташи с утра было отвратительное самочувствие. Правый висок ныл, а стоило закрыть глаза, как начинала крутиться цветная карусель. Что, в общем-то, не удивительно: воздух как будто замер, и удушливый бензиновый смог повис над городом. Переливчатое и плотное, как желе, марево дрожало над раскаленным асфальтом, а прохожие старались идти под защитой тени домов и поникших деревьев. Солнце жарило так, что казалось, на коже должны немедленно выскочить волдыри.

На работе дела не клеились, Наташа второй час ломала голову над простенькой презентацией. Слова отказывались собираться в предложения. И, что вы думаете, как только текст из набора букв стал понемногу приобретать осмысленный вид, раздался телефонный звонок. И все — концентрация исчезла, зато вернулась головная боль.

Наташа вздохнула и взяла трубку.

Звонил взволнованный Ванька Кухмийстеров. Сам по себе его факт волнения был событием примечательным, если не экстраординарным. Последний раз такие же эмоции звучали в его голосе, когда он звонил из Склифасовского, куда попал после аварии, а два хирурга деловито обсуждали: резать ногу или попробовать оставить.

Кухмийстеров заявил, что случилось нечто важное, необходимо встретиться, и он готов заехать вечером. Наташе вовсе не улыбалось проводить время в Ваникином обществе, она собиралась быстренько заскочить в больницу к Рудакову, а потом — домой, в горячую ванну, и за закрытые шторы — спать. Но если Иван решил заехать вечером в гости, то противиться этому бессмысленно. Она вздохнула, сказала, что будет дома после семи, захлопнула ноутбук, достала из холодильника пакет с мандаринами — их Рудаков потреблял как семечки — и отправилась ловить такси, благо любимый начальник до выходных укатил в Питер.

Когда Наташа пришла, Рудаков спал. Она положила мандарины на тумбочку, поцеловала мужа в лоб и побежала ловить лечащего врача. Встретила его в коридоре, поговорила на ходу и расстроилась. Тёмке сделали томограмму, судя по всему, у него проблемы с сосудами в основании черепа — периодически случаются спазмы, и кровь в спинномозговой жидкости — последствия травматического кровоизлияния. Приходится постоянно держать под капельницей. Самочувствие неважное, иногда происходят галлюцинации и странные видения. Сестры рассказывают, что больной говорит во сне. Хотя, слава Богу, паралича и нарушений координации не наблюдается, даже ходит по палате, хотя это категорически запрещается.

Наташа чуть не расплакалась. А ведь Тёма держится, не подает виду, пытается что-то писать, каково-то ему приходится… Хотела дождаться, пока он проснется, но врач настоятельно рекомендовал уйти — Рудакова как раз собрались переводить в палату интенсивной терапии, а туда родственникам нельзя.

Домой Наташа пришла около семи, и только хотела залезть в ванну, как в дверь позвонили. Кухмийсткров был точен. И, что самое интересное, он не стал по своему обычаю заниматься пустым трепом, а сразу приступил к делу. Нет, конечно, Наташа провела его на кухню, напоила чаем и накормила яичницей из пяти яиц, поскольку Ванька умирал от голода, а ничего другого в холодильнике не было. Впрочем, все это по меркам Кухмийстерова укладывалось в понятие «сразу».

Уплетая политую кетчупом яичницу, Иван начал рассказ. Наташа слушала очень внимательно, потягивая апельсиновый сок из высокого стакана.

Оказывается, Кухмийстеров в обед был вызван «наверх». Причем не к непосредственному начальнику — директору какого-то там департамента, а к самому зампреду правления, имеющему статус божества. Встречаться с ним ранее не доводилось — уж очень разновеликое положение. А тут…Можно было ожидать чего угодно. Но произошедшее не укладывалось… словом никуда не укладывалось.

В общем, ему, Ивану Кухмийстерову, предложили возглавить офис в Роттердаме. И условия выкатили такие, что челюсть отвалилась и минут пять никак не могла прийти на место…

— Тебя можно поздравить? — дежурно улыбнулась Наташа, у которой от усталости сами собой закрывались глаза.

Ванька протестующее замахал руками и продолжил: оказывается, пока он стоял с открытым ртом, ему высказали встречные условия. Кухмийстеров, уже пересчитывающий фантастическую годовую зарплату в привычное месячное измерение, потерял дар речи…

Он отодвинул тарелку, наклонился к Наташе и сказал громким шепотом:

— Они предложили мне дать показания на Рудакова.

Наташа даже не знала, как реагировать на такое сообщение.

— То есть?

— А вот так. Напиши, мол, Иван Богданович, свидетельские показания, помоги восстановить справедливость, расскажи, как на духу, что именно гражданин Рудаков напал на законопослушного гражданина, спокойно прогуливающегося по парку, и нанес ему тяжкие телесные повреждения металлической урной.

— Подожди, подожди, — Наташа схватилась за виски и замотала головой, — это что, шутка такая, да?

— Какая шутка! — драматически воскликнул Ванька. — Все серьезно! Кто-то очень глубоко копает под Тёмку.

— И… и что теперь?

— Да ничего. Послал я их.

— Спасибо… правда, спасибо. Вань, а что вообще происходит?

— Откуда я знаю, — буркнул Кухмийстеров, — я вообще не понимаю, как они вышли на моего босса. Тот ведь человек не последний, так просто на него не надавишь. С принципами. Но, сама подумай, сколько стоит это представительство в Роттердаме! Какие люди туда рвутся. А предлагают мне, значит, либо попросту кинут, либо… им очень нужна любая зацепка против Тёмки.

— Кто это может быть? — жалобно спросила Наташа.

— А чего тут думать! Да весь город говорит, что качок, которого Тёмка урной приласкал — из Султановых гвардейцев.

— Я не понимаю… Султановых? Это кто?

— Ну, ты, мать, даешь, — развел руки Кухмийстеров, — Султан Абдусаламов — слышала?

— Тот самый?

— Тот-тот.

Наташа выглядела совершенно потерянной.

— И что же делать? Может, в милицию пойти, все объяснить?

Ванька схватился за голову.

— Какая милиция! Ты что, не понимаешь, она-то дело и шьет!

У Наташи возникло ощущение того, что все происходящее — это дурной сон, и надо лишь сделать усилие, проснуться и оказаться в постели рядом с посапывающим Рудаковым. Она даже зажмурилась, но ничего не произошло. Все так же напротив сидел взъерошенный Ванька Кухмийстеров, пил чай из большой кружки и говорил что-то очень страшное и неправильное. Не должно так быть!

Ванька заметил Наташино состояние, протянул руку, ухватил за локоть и встряхнул.

— Да ты успокойся! Ничего у них нет! Я их послал так, что больше не сунутся. Дискин вот… Бог его знает, как он себя поведет. Ну да ладно — его слово против моего. Возьмем хорошего адвоката, поборемся! Я еще своих сослуживцев подниму — сейчас ребята хорошо сидят — помогут, если что…

Он еще долго говорил, придумывая все новые и новые способы борьбы с неведомыми злодеями, а Наташа молча смотрела в стену.

— Вань, ну почему так?

Прерванный на полуслове Кухмийстеров поперхнулся и закашлялся. Хлебнул чая и сказал очень серьезно:

— Просто, Наташа, люди забыли естественные понятия. Честь, совесть, долг. Но мы все помним. И мы победим!

На следующий день Кухмистеров пришел на работу в приподнятом настроении. С самого утра он связался с одним старым знакомым, который хорошо сидел в московской прокуратуре и договорился о встрече. Вероятность того, что родная компания будет устраивать всяческие пакости была невелика. Все-таки босс — человек независимый, влиятельный и, как известно, очень не любит силовиков. История с Роттердамом — это, конечно чушь полная. Надавили на него, это точно. А клиент отказался — забавно, да? Не хочет клиент в Голландию, такой он странный. И миллиона долларов ему не нужно, не продает он за миллион друга Тёмку. А что они вообще могут сделать? Выгнать? Полный вперед, сам подумывал уходить, сколько можно сидеть в конторе — понятно уже, роста нет и не будет. Начальник отдела — потолок. И это — счастье?