Лжец

с кем он станет делить квартиру, никто Адриану не предоставлял. Во время жеребьевки билетики с его и Гэри именами были вытянуты вместе – вот они теперь вместе и жили. Черные кожаные штаны с цепями, выкрашенные хной волосы и широкий ассортимент режущих и колющих инструментов, свисавших с ушей Гэри, извещали мир о том, что он панк – единственный в Св. Матфее и потому являвший собой украшение колледжа, столь же чарующее и пугающее, что и современный Стаффорд-корт на другом берегу реки. Гэри был студентом отделения современных и средневековых языков, но на второй год собирался перебраться на отделение истории искусств; пока же он выражал свою преданность Адриану – подлинную или притворную, тот так и не смог разобраться, – третируя его, как страдающего слабоумием старшего брата, прибывшего с другой планеты. До Кембриджа Гэри не встречал ни одного ученика частной школы и, собственно, даже не верил в их существование. Адриан потрясал его куда сильнее, чем он Адриана.

– И тебе действительно прислуживала шестерка из младших классов и все такое?

– Да. Насколько я знаю, теперь эта традиция отмирает, однако, когда я там учился, каждый обязан был иметь шестерку.

– Черт, поверить не могу! И ты носил канотье?

– Когда требовалось.

– И полосатые брюки?

– В шестом классе.

– Мать-перемать! – Гэри аж скрючило от восторга.

– Я, знаешь ли, не один такой. Здесь десятки выпускников одной лишь моей школы и сотни ребят из Итона, Харроу и Уинчестера.

– Ну да, – сказал Гэри, – но вас же меньше семи процентов населения, так? Люди вроде меня, как правило, с людьми вроде вас не сталкиваются, разве что в коронном суде, когда вы напяливаете парики.

– У нас на дворе девятьсот семьдесят девятый, Гэри, люди вроде тебя формируют кабинет Тэтчер.

Адриан рассказал ему о школьной жизни, о журнале, о смерти Свинки Троттера. Даже про Картрайта рассказал.

Гэри немедля изобразил Адриана, каким он его себе представлял, – прогуливающегося в блейзере и белых крикетных штанах перед готическим дверным проемом, за которым перепархивали, точно вороны, учителя в академических шапочках и мантиях. Адриан же не сходя с места купил рисунок за десять фунтов. С тех пор он оплачивал марихуану и водку Гэри, приобретая по меньшей мере три произведения искусства в неделю. Правда, теперь Адриан думал, что вряд ли сможет вынести еще хотя бы один свой портрет – любого размера и ракурса, – о чем и сообщил Гэри.

– Ладно, – сказал Гэри, – в таком случае тебе придется подождать до конца года, тогда я все и верну.

– Да уж конечно, придется, – сказал Адри-ан. – Ах, коитус!

– Брось, ты можешь себе это позволить.

– Да я не об этом. О работе.

– О работе? Я думал, у нас тут университет.

– Да, хоть он и быстро обращается в технический колледж, – сказал, падая в кресло, Адриан.

– Значит, Трефузису твое эссе пришлось не по душе?

– Да нет, оно ему понравилось, в том-то все и горе, – сказал Адриан. – Эссе было хорошее. Произвело на него сильное впечатление. Но теперь