Иные измерения. Книга рассказов

Вскрыл консервы, разложил шпроты веером на тарелке, разрезал помидор на узкие дольки. Нарезал хлеб.

Зачем мне нужна была эта встреча? Я досадовал на себя: «Интеллигентская мягкотелость. Тоже мне писатель, учитель жизни. Пожалел несчастных и обездоленных, а самому угостить нечем. Что сам завтра буду есть? И о чём с ними разговаривать? Сам не знаю, как жить».

…Неделю назад поехал с путёвкой Бюро пропаганды художественной литературы в какое-то ПТУ, где обучают будущих крановщиц, чтобы заработать выступлением четырнадцать рублей пятьдесят копеек. Еле нашёл на окраине Москвы обшарпанное здание. По дороге решил: прочту десяток стихотворений, а потом проведу беседу о том, как важно при выборе профессии прислушаться к тому, чего на самом деле хочет душа.

На этой-то затее я и попался. Вызвал на себя шквал записочек, вопросов с мест. Вызвал к себе нездоровое доверие. После встречи обступили. Кто-то попросил номер моего телефона. Провожали до метро. И вот позвонила некая Наташа, напросилась прийти с двумя подругами, посоветоваться бог знает о чём.

Шёл восьмой час. Они все не приходили. Мне нужно было дочитать чужую рукопись, чтобы написать на неё внутреннюю рецензию для «Нового мира».

Вдруг показалось, будто кто-то выкликает моё имяотчество.

Вышел на балкон и увидел с высоты своего третьего этажа стоящих у закрытой двери подъезда трёх девушек, разряженных, как на праздник. Никого из них я не узнал.

— Здравствуйте! Как войти? Не записали номер кода.

— Открываю! Поднимайтесь.

Войдя, одна из них вручила мне букет роз. Две другие попросили разрешения сразу пройти на кухню, чтобы выложить из хозяйственных сумок принесённое угощение.

— Погодите. Как вас зовут?

— Наташа Иволга, — сказала рослая длинноногая, та, что вручила розы. Неожиданно потянулась ко мне, поцеловала.

Фамилия у неё была красивая. Как и она сама. Подружки тут же последовали её примеру и устремились на кухню со своими сумками.

— Всё-таки вас-то как зовут? — спросил я, растерянно глядя на то, как они выставляют на стол коробку с тортом, банку мёда, банку клубничного варенья, банку баклажанной икры…

— Я Оля, — ответила самая низенькая из них, беленькая, бледненькая.

— А я Настя, — отозвалась третья. — Где у вас ваза? Нужно поставить розы.

Действительно, я, как дурак, все стоял с розами. Пошёл в комнату за вазой. И они пошли за мной, оглядывая книжные полки, фотографии на стенах, рабочий стол с пишущей машинкой.

— Первый раз в гостях у писателя! — воскликнула Наташа. — Вы что, один тут живёте?

Настя, пухленькая, в синем платье с оборочками, деловито предложила:

— Давайте мы тут приберёмся. Подметём, вымоем пол. Это мигом. Пока она говорила, Оля успела отыскать в кладовке совок и веник, принялась было за работу.

Я тут же пресёк самоуправство. Загнал их обратно на кухню.

…Ваза с розами красовалась на столе. За чаем с тортом я впервые толком смог разглядеть будущих операторш строительных кранов.

— Девочки, сколько же вам лет?

— Оле с Настей по двадцать, — ответила Наташа Иволга. — Мне двадцать два.

Эта красавица была и на вид зрелее подруг. Её южную, похоже, украинскую красу портило отсутствие нескольких передних зубов. Поймав мой взгляд, Наташа нехотя объяснила:

— Очередной фраер увязался. Бежала от него в метро, грохнулась на платформе. Вышибло. Надо вставлять.

— Надо, — подтвердил я.

— Попробуйте же баклажанную икру, варенье, — почему-то засуетились Оля и Настя. — Нам наши мамы прислали. Домашнее. Из Горловки.

Выяснилось, вся троица с Украины. Кончали одну и ту же школу. Вместе участвовали в самодеятельности, в местном КВН. В Москву привлекло то, что операторы строительных кранов получают относительно высокий заработок, обещание в отдалённом будущем постоянной московской прописки и жилья. Пока что они проходили производственную практику и ютились в общежитии при ПТУ.

— Девочки, а как же вы залезаете в подоблачные выси?

— Постепенно. По лесенкам.

— Лифта нет? Кажется, видел в кино американский кран с лифтом. Они удивились моей наивности.

— Какой там лифт! Пока долезешь до кабины…

— А как же зимой? Там наверху, наверное, ветер раскачивает, в кабине холодно… А если, извините, приспичит в туалет?

Я глядел в их смеющиеся глаза и почувствовал себя старым. В самом деле, я был старше каждой из этих отважных созданий больше чем в три раза.

— Как вы одеваетесь, когда лезете наверх?

— Выдают телогрейки и ватные брюки.

— Не женское это дело, — сказал я.

Тут-то и стало понятным, что их ко мне привело. Каждая мечтала выскочить замуж. Пришли посоветоваться. У каждой была своя история.

Первой начала исповедоваться беленькая, бледненькая Оля. Оказалось, беременна. На втором месяце. Родители в Горловке сойдут с ума, если узнают. Парень, от которого она зачала, о ребёнке мечтает, её любит.

— Слава Богу! — вырвалось у меня. Я уж подумал, что сейчас встанет вопрос — делать или не делать аборт?

— Его зовут Габриель, — продолжала Оля. — Девочки его знают. Конголезец. Из Африки. Кончил сельхозакадемию имени Тимирязева, уезжает на родину, хочет на мне жениться, забрать с собой. А я боюсь.

— Значит, дело за вами?

— Не знаю, как быть.

— Я тоже не знаю, Оля. Если жить без него не можете — валяйте. Хорошо бы свозить его в Горловку, познакомить с папой-мамой.

— Ой, что вы! Увидят, что негр — с ума сойдут!

— Опять «с ума сойдут»! У этого Габриеля есть там родители? Чем занимаются?

— Отец водит поезд по узкоколейке в джунглях. Недавно подстрелил гориллу, переходившую через рельсы. Они её съели!

— Да, Олечка… Что ж, будете со своим Габриелем светом в тёмном царстве. Я серьёзно. Если будет такая цель, все оправдается… — И я обратился к пухленькой Насте. — А ваши как дела?

— Нормально. Хочу быть крановщицей и буду. Нравится там, на высоте. Я маленькая, кран такой великан, и он меня слушается. Знаете, дома в Горловке мама больная и отец забойщик, инвалид после аварии, да ещё пятеро моих младших братьев и сестёр. Придётся помогать.

Я перевёл взгляд на Наташу Иволгу.

Она как бы невзначай прикрыла нижнюю часть лица ладонью с наманикюренными, малинового цвета ногтями, сказала:

— Через неделю творческий конкурс в «Щуку». Попробую пройти. Не получится — успею подать на актёрский во ВГИК или в училище МХАТ. Хочу стать артисткой.

—«Щука», если не ошибаюсь, при театре Вахтангова? Что же вы там будете показывать?

— Нужно прочесть басню или стихи, какой-нибудь монолог, отрывок из прозы…

— Выбрали?

— Вообще, да. Хотите послушать?

Я внутренне съёжился. Представил себе, как при отсутствии передних зубов станет она сейчас шепелявить. Попытался отвертеться.

— Наташа, я ведь не по этому делу… Но она уже стояла у стола, декламировала:

— Басня Крылова «Ворона и лисица»! «Вороне где-то Бог послал кусочек сыра. На ель ворона взгромоздясь, позавтракать совсем уж было собралась, да призадумалась…» — Наташа приставила указательной палец к виску, изображая, как призадумалась ворона.

— Понятно. — Хотя шепелявости не прослушивалось, это было полное безобразие, детский сад. — Что вы ещё приготовили?

—«Песня о буревестнике» Горького! — и она тут же начала завывать, взмахивая руками: «Над седой равниной моря гордо реет буревестник…»

Я понял, что её горизонт ограничен школьной программой, актёрская практика — провинциальной самодеятельностью… Не хотелось обижать красотку при подругах, то восторженно взирающих на неё, то испытующе — на меня.

Наташа исполнила произведение Горького до конца. В кухне повисла тягостная тишина.

— Наташа, какого рожна вы привязались к этим птицам? — наконец выдавил я из себя. — Неужели не понимаете, каждая вторая конкурсантка будет читать на экзамене ту же «Ворону и лисицу», изображать того же буревестника? Попробуйте ошеломить комиссию хотя бы каким-нибудь новым, неожиданным репертуаром.