Везунчик Джим

Тут-то и обратилась к нему Кристина.

— Выручайте, мистер Диксон, — сказала она вполголоса. — Я ни слова из нее не могу вытянуть.

Диксон взглянул на Кэрол и прочел в ее глазах безоговорочное неузнавание, но, прежде чем смог соорудить приличную фразу, вернулась Маргарет.

— А вы все пьете, — пропела она всем — и никому. — Я думала, вы давно танцуете. — Мистер Гор-Эркарт, я не допущу вашего дальнейшего сидения в баре — пусть в зал хоть дюжина ректоров нагрянет. И вообще, что ректор такому человеку, как вы? Идемте.

Гор-Эркарт с вежливой улыбкой поднялся, промямлил «извините» и позволил себя увести. Бертран взглянул на Кэрол.

— Нельзя допустить, моя милая, чтобы оркестр играл впустую. В конце концов, я выложил двадцать пять шиллингов.

— Выложил, выложил, кто же спорит, мой милый, — ответила Кэрол, выделив обращение интонацией.

На миг Диксон испугался, что Кэрол сейчас откажется, чем спровоцирует перелом в отношениях с Бертраном, какой бы характер они ни носили. Однако Кэрол поднялась и пошла в танцевальный зал.

— Диксон, не давайте этой девушке скучать в мое отсутствие, — гавкнул Бертран. — Не бросайте ее — она хрупкий товар. Пока-пока, моя сладкая, — просюсюкал он Кристине. — Я скоренько вернусь. Если этот тип руки распустит, потом пожалуешься.

— Пойдемте потанцуем, — предложил Диксон. — Я не профи, но почему бы людей не посмешить, если вы не возражаете?

— Не возражаю, тем более что я тоже не профи, — улыбнулась Кристина.

Глава 11

Выходя из бара об руку с Кристиной, Диксон ощущал себя тайным агентом, корсаром, крестным отцом чикагской мафии, идальго, нефтяным магнатом, принцем Уэльским. Изрядных усилий стоило не изобразить лицом все перечисленные типажи, а паче того, не расплыться в восторженной и горделивой имбецильской улыбке. На пороге танцевального зала Кристина повернулась и посмотрела на Диксона. Нет, не может быть — она не позволит прикоснуться к себе, или набегут эти, во фраках, и оттеснят, отнимут ее. Однако через несколько мгновений Диксон и Кристина, сомкнув узаконенное псевдообъятие, выполняли некие движения, могущие быть названными танцем, хотя и довольно неуклюжие. Диксон сосредоточенно смотрел Кристине за плечо — боялся ввести ее в какую-нибудь пару, ибо траектории танцующих за пятнадцать минут сильно разнообразились. Диксон заметил Баркли, преподавателя музыки, — тот танцевал со своей женой. Миссис Баркли всегда походила на лошадь, сам Баркли — только когда смеялся, что делал неожиданно и нечасто. Диксон застал как раз такой момент.

— Вы не знаете, чем недовольна миссис Голдсмит? — спросила Кристина.

Диксона чуть покоробило.

— Вам тоже показалось, что ей все надоело? — парировал Диксон.

— Это потому, что Бертран обещал сегодня быть ее кавалером, а привел меня?

Получается, Кристина знает о перетасовке? Не обязательно, хотя вполне возможно.

— Понятия не имею, — глухо отвечал Диксон.

— А мне кажется, имеете, — рассердилась Кристина. — Ну так скажите мне.

— Боюсь, мне ничего не известно. И вообще меня это не касается.

— Если вы заняли такую позицию, тему можно закрыть.

Во второй раз за последние несколько минут Диксон почувствовал, что краснеет. Разумеется, Кристина Каллаган была самой собой, когда ассистировала Бертрану в ловле на живца при первой встрече, когда выговаривала Диксону за лишнее пиво, когда в упор не замечала его сегодня. Теперь, именно теперь она настоящая. Подумаешь, помогла разобраться с постельным бельем. Ясно же: исключительно для того, чтобы разжиться «анекдотцем» для развлечения лондонских приятелей. А по телефону лучилась дружелюбием, чтобы выудить информацию. Конечно, ее напрягает ситуация с Бертраном и Кэрол, но Диксон не вчера на свет родился, он знает эту женскую тактику — делать мальчика для битья из первого встречного. Знает и презирает.

Некоторое время они танцевали молча. Кристина не скромничала, когда говорила, что неважно танцует, а не разошлись они исключительно по причине благоприобретенной неспособности Диксона выяснять отношения. Прочие пары задевали их; когда позволяло пространство — кружились, когда не позволяло — обнимались. Все разговаривали; внезапно над ухом Диксона раздался женский голос.

— Вы что-то сказали? — всполошился Диксон.

— Ничего.

Теперь Диксону надо было что-нибудь сказать, вот он и сказал давно заготовленную фразу:

— У меня еще не было возможности поблагодарить вас за то, что выгородили меня.

— Когда это?

— Как же: когда я назвался журналистом.

— А. Не будем это обсуждать, если не возражаете.

Ну нет, теперь она верх над ним не возьмет.

— А если возражаю?

— В каком смысле?

— Вы, похоже, забыли: если бы не я — и не моя маленькая мистификация, — вас бы сегодня на балу вообще не было.

— Подумаешь. От этого ничего бы не изменилось.

Танец кончился, однако ни Кристина, ни Диксон даже не подумали расцепить рук. Под аплодисменты Диксон произнес:

— Может, и не изменилось бы, только вы, когда звонили, хотели пойти на бал, разве нет?

— Слушайте, хватит уже на эту тему.

— Хватит так хватит. А вот королеву из себя строить не надо. У вас нет на то оснований.

Кристина неуклюже повела плечами, опустила глаза.

— Простите. Ужасно глупо. Я совсем не то имела в виду.

Пока она говорила, фортепьяно возвестило последний танец сета.

— Все в порядке. Продолжаем танцевать?

— Конечно.

— По-моему, вы отлично справились, — сказал Диксон, выждав некоторое время.

— Зря я так с вами говорила. Какая же я дура. Честное слово, круглая дура.

Когда она, вот как сейчас, не делает каменное лицо, губы у нее становятся пухлые и выпяченные, как у «дяди Джулиуса», отметил Диксон.

— Не волнуйтесь — я уже забыл.

— А я не забыла. Мне самой странно, почему я так сказала. На самом деле мне кажется, вы великолепно придумали с «Ивнинг пост». Просто блестяще, честное слово.

— Спокойно: совсем не обязательно впадать в другую крайность.

— Только поймите: мне не хочется с вами это обсуждать, потому что выйдет, будто я смеюсь над Бертраном за глаза, а это некрасиво. Боюсь, во второй раз по телефону я говорила с вами недружелюбно, но это потому, что иначе, если бы я говорила таким тоном, каким хотела, получилось бы, что я участвую в заговоре с целью попользоваться Бертраном. Вот.

Прозвучало по-детски, но лучше по-детски, чем сварливо. И все равно: как подумаешь, во что женщины впутываются из-за ерунды. Мужчины, конечно, тоже впутываются, причем так, что выпутаться куда сложнее, но у них хотя бы цели осязаемые. От ответа Диксона избавил маловразумительный и очень громкий речитатив — так мог бы изъясняться великан-людоед в приступе афазии. Усиленный репродукторами, речитатив перешел в песню. Модуляции наводили на мысли о Сесиле Голдсмите.

Пытаясь увести Кристину с траектории приземистого краснолицего джентльмена и его долговязой бледной дамы, Диксон жестоко сбился с такта.

— Давайте все с начала, — промямлил он, но дело не ладилось совершенно.

— Ничего не получится, потому что вы от меня за милю, — сказала Кристина. — Я не чувствую вас, не понимаю, куда вы ведете. Станьте ближе. Руки сюда.

Осторожно, по миллиметру двигался Диксон, пока не оказался близко-близко к Кристине. Снова взял ее правую руку, такую теплую, стал приноравливаться. Дело пошло на лад, хотя Диксон задыхался несколько больше, чем предполагал. Кристина была вся округлая, мягкая. Диксон повел ее прочь от оркестра, на звук, который опознал как лающий смех. Бертран, держа свою крупную голову как бы на отлете, нырнул в зазор между танцующими. Диксон не видел лица Кэрол, но действие Бертрана говорило о том, что Кэрол хотя бы отчасти успокоена. Какого черта Бертран замышляет? Проблема столь же животрепещущая, так же требует самого пристального внимания, как и другая — зачем Бертрану борода? Чего он хочет — располагать двумя любовницами сразу или одну из них пробросить? Если второе — то которую Бертран намерен оставить, а которую примирить с фактом пробрасывания? И вообще из тех ли он типов, что заморачиваются гуманными разрывами? Пожалуй, нет. В таком случае есть основания считать, что любовницей остается Кэрол. По крайней мере, это единственное объяснение ее присутствия на балу. Кристина, вероятно, функционирует только как племянница своего дяди, но будет удерживаться Бертраном, пока у него дела с Гор-Эркартом. Выходит, начат третий раунд кампании против Бертрана? В голове слегка звенело, хотя Диксон даже не представлял своей дальнейшей тактики.