Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер

Бар «Под мухой»

Я вышла от нотариуса с кипой документов.

– Дом-развалюшка перейдет в вашу собственность через две недели, – объяснила мне нотариус.

«И можно начинать жизнь с нуля!» – перебегая дорогу, ликовала я и чуть не попала под велосипед.

Мимо со свистом пронеслась бабка в пробковом шлеме и спортивном костюме. За бабкой, ноздря в ноздрю, бежали два бультерьера. В Дракине легион таких сумасшедших бабок с выводками собак.

И тут я вспомнила, что мне надо зайти к той самой Леле Залуцкой, бывшей театральной костюмерше и знакомой сестер Хвалынских. Именно Леля Леонидовна Залуцкая, в девичестве Рыжикова, любившая и сама пропустить стаканчик-другой, выступала посредницей моего к ним подселения.

Я постучалась в дверь коммунальной квартиры неподалеку от автовокзала и вошла. Пахло гречневыми блинами, значит, Леля дома, поняла я.

На кухне у плиты ко мне спиной стояла высокая кудлатая старуха и ножом снимала со сковородки толстый блин. Кому-то нравятся молодые лица, а мне пожившие... Карта жизни, в основном топографическая, отпечаталась на длинной физиономии Лели Леонидовны, на ее шее и ушах. Большеротая и надменная дама с мешками под глазами и лошадиным подбородком, Леля оглянулась, ничуть не удивившись моему приходу.

– Садись, – кивнула она. – Все скитаешься?

– Скоро вернусь, – пробормотала я, усаживаясь на табуретку, когда-то крашенную в синий цвет.

– Ты не нервничай, а рассказывай, – налила стакан черного чаю Леля и подвинула его ко мне. – Бери блин, правда, без сметаны, – ворчливо предупредила она.

Халат цвета увядшей розы распахнулся на Леле, и я нечаянно узрела ночную застиранную рубашку в полоску.

– Пропали? Уже пятый день? Недолго, – закуривая, безразлично допытывалась Леля. – А чего им здесь делать? – громко возмутилась она. – Крепкие старухи, их поленом не убьешь...

Сзади бабка, а спереди все еще дама, вот такая невидаль сидела и пыхтела от возмущения. Никакой дряхлости на Лелином лошадином лице за шестьдесят с лишним лет так и не наросло.

– Когда мы работали, они тоже исчезали время от времени, – нехотя жуя блин, ворчала бывшая костюмерша. – Это демоны, а не сестры... А ты выпить принесла? – внезапно спросила Леля, с пристрастием глядя на мою сумку.

– Так и живешь отшельницей? – вытаскивая четыре бутылки пива и воблу, задала я риторический вопрос.

– Так и живу, – согласилась Леля, открывая пиво. – Да кому они нужны, эти два тощих привидения? – снова возмутилась она. – Найдутся! Правильно, что уходишь от них, раз у тебя дом есть. Последнее дело со старухами жить. Им помирать пора, а в тебе еще жизни сколько.

– Ты же мне их порекомендовали, – напомнила я.

– У тебя выхода не было тогда, раз в гадалки пошла, даже я до такого не скатывалась никогда, – отрезала Залуцкая.

И тут меня разобрал смех.

– Согласна, сглупила, – я перекрестилась на календарь с Казанской Божьей Матерью в углу.

– Тебе в церковь сходить и раскаяться в грехах надо, а не тут креститься, – кидая пустую бутылку под стол, проворчала Леля.

– Да какие грехи? – отмахнулась я.

– Не скажи. – Леля вытащила платок из кармана и высморкалась. – Ты совершила большой грех, а раз не понимаешь, то совершаешь еще больший.

Я кивнула, решив не вступать в спор – уж больно скользкая тема.

– А ты давно их видела? – поинтересовалась я.

– Лет семь назад. – Леля Залуцкая снова закурила и усмехнулась сквозь дым. – Ты подожди, я сейчас... Смотри, какие они были в балете «Керубино» тридцать лет назад, – вернулась она с фотоальбомом.

– Похожи, – согласилась я, рассматривая сестер Хвалынских в белоснежных пачках. – Тут ведь вот еще дело в чем, привезли гроб с телом Эмилии из Рима, Лель...

Леля тихо всхлипнула и открыла вторую бутылку пива.

– Помянем? – предложила она.

И я проглотила полстакана теплого пива, продолжая с интересом перелистывать альбом. Даже на снимках тридцатилетней давности Эмилия Хвалынская выглядела явно аристократичнее своих сестер.

– Как же они спились? – снова начиная листать альбом, спросила я.

– Очень просто, – отмахнулась Леля.

– Но все-таки ты помнишь это время?

Леля внезапно разозлилась:

– Знаешь, мужчины, у которых было много женщин, похожи на сырое мясо, обсиженное мухами! Они теряют вкус к жизни, пресытившись, и часто устраивают шоу из собственной жизни. – И Леля, прищурившись, зло добавила: – Мне тут подумалось, и женщины тоже!

– Им, наверное, было скучно, – предположила я. – Каждый волен жить, как хочет?

– Тут главное – суметь остановиться, – отбросила папироску Леля. – Похоже, им надо было вываляться в грязи, чтобы почувствовать себя еще хуже...

– Но зачем им чувствовать себя хуже? Не понимаю.

– Наверное, обычная жизнь казалась им унылой и пресной, – Леля хмыкнула, – ведь балерины рано уходят на пенсию... Так вот, они сначала неплохо жили, ходили в бассейн, следили за собой и лишь потом начали пить... Не от плохой жизни, заметь, скорей от хорошей.

– Лель, а некий Чернов был мужем Марианны? – набравшись смелости, спросила я.

– Петька, что ль, лошадиная задница? – хмыкнула Леля и непристойно выругалась. – Женился из-за прописки, а потом слинял... Альфонс классический, с достоинством носит пиджак, вот и все его достоинства! Своего не упустит, а ты откуда его знаешь? – У Лели вдруг загорелись глаза...

– Мне пора, Лель, – я сообразила, что мне лучше уйти сию секунду. – Жаль, что ничего не узнала про сестер.

Леля Леонидовна, накинув плащ, вышла на улицу вслед за мной. То, что было потом, я не люблю вспоминать, потому что, будучи участницей разнообразных мистических событий, я до сих пор не верю в них, такой вот парадокс.

Так вот на Лелю что-то нашло, я это заметила, когда она пила вторую бутылку пива. И на улице, оглядевшись, она накренилась к моему уху и сказала дословно:

– Сходи, посиди в кафе-бар «Под мухой», и иди прямо сейчас...

– В смысле водки попить? Ну и название. Да я уж лучше в Москве, – пожала я плечами. – А где это кафе, Лель?

– Улица Гладиолусная. – Леля пожевала губами и буднично добавила: – Там можно встретить мертвых, только никому об этом, слышишь?

Я кивнула.

– Что-о-о?

Леля, махнув рукой, зашипела:

– Не кричи... Ты уедешь, а мне еще жить тут!

– Ага, ну, конечно, – шепотом ответила я. – То есть как? В Дракине можно встретить мертвых, и давно? Я тут всю жизнь живу и первый раз об этом слышу!

Леля быстро взглянула на меня.

– Если ты чего-то не знаешь, выходит, этого нет? – язвительно пробормотала она.

– Почему? Я не это имела в виду. Да, у нас тут сплошные погребальные курганы на каждой улице, но чтобы мертвые по улицам ходили... Что, прямо в кафе «Под мухой» заходят? – не попадая зубом на зуб от возмущения, все-таки пошутила я.

– На Гладиолусной улице только, а не везде, – шепотом повторила Леля Леонидовна, оглядываясь. – Там раньше была чехольная фабрика, после войны, а сейчас все закрыто...

– И что?

– Посиди, посмотри, может, увидишь, про кого думаешь, – пожала плечами Леля.

– Всех?! – ужаснулась я.

– Главное, – тут Леля значительно помолчала, – когда сядешь ждать, тихо и отчетливо повтори: «Железо к железу, золото к золоту, дерьмо к дерьму!»

Леля плюнула на палец, подняла его, сказала:

– Ветер дует со спины, – и быстро скрылась в подъезде.

А я, уронив сумку, с перекошенным от возмущения лицом опустилась на старую лавку у дома.

– Не верю! – громко сказала я.

До последней ночной электрички в Москву оставалось не меньше семи часов, и я решила провести их с внучкой, но снедающий меня огонь любопытства, похоже, был сильнее и гнал на Гладиолусную улицу... Уже на подходе к ней мое любопытство вдруг сдулось, как шарик, и я повернула обратно.

Купив килограмм бананов на уличном лотке, я отошла в тенек и съела парочку, и тут меня окликнула со стороны дороги моя заклятая подруга Флора Попова в черной газовой косынке поверх рыжей фирменной «бабетты». Мы обнялись, ведь Руслан Католиков из 9-го «б», из-за которого мы соперничали, остался далеко в детстве и не представлял для нас никакой ценности.