Кот в сапогах

В Пале-Рояле Буонапарте заметил под аркадами пассажа Валуа среди обычной утренней толчеи скопление мюскаденов. Ногами в башмаках с заостренным носком и дубинами со свинчаткой они громили витрину книготорговца. Стекло расколотили стулом. По воздуху летали номера «Часового» — их расшвыривали, разрозненные листы падали на землю, их тут же топтали.

— Этого следовало ожидать.

Человек в неопрятном рединготе и с гладко зачесанными волосами подошел к Буонапарте и, указывая на эту сцену, повторил:

— Следовало ожидать, что эти молодчики набросятся на магазин Луве.

Только теперь по голосу генерал узнал депутата Тальена, так кардинально тот изменил свою наружность: вчерашний щеголь ныне пренебрегал своей одеждой, словно якобинец. Он пояснил, что «Часовой» — газета Луве, издается на средства комитетов, ныне она резко нападает на эмигрантов, называет мюскаденов коршунами в человечьем обличье, предупреждает республиканцев о возможности новой Варфоломеевской ночи, утверждает, что священники в окрестностях Гренобля отрезают патриотам носы, а иностранные агенты за каждый подобный мерзкий трофей платят по тысяче ливров. Тем временем там, под галереей, на защиту магазина встали праздношатающиеся гусары, один из них обнажил саблю, и молодые люди гурьбой отступили в «Кафе де Шартр», распевая:

Тальен поинтересовался, уж не к Баррасу ли направляется генерал. Да? Так и он туда же. Ему сегодня же предстоит отбыть с важным поручением, и он должен все обсудить.

— Когда наши очумелые юнцы пронюхают, по какой причине меня посылают в Бретань, они распояшутся вконец. Войско эмигрантов высадилось в Кибероне.

— Эта экспедиция провалится также, как в Карнаке.

— Ты уж очень уверен в себе, генерал.

В прошлом месяце эмигранты, переодетые в английскую форму, высадились в Карнаке; там их войско увеличилось, к нему примкнули шуаны, однако должным образом организоваться они не сумели, и их изрубили на куски. Однако Тальен был в сомнении:

— На сей раз дело представляется серьезным. Наши наблюдатели насчитали больше сотни кораблей на рейде у Киберона: там и фрегаты, и баркасы, и грузовые суда…

— У эмигрантов и шуанов слишком много командиров, — возразил Буонапарте. — Они между собой соперничают. Скажи-ка мне, что собой представляет Киберон?

— Скопление рыбацких хижин, притом у них там нет воды, годной для питья.

— Всего-то и надо, что перекрыть доступ туда.

— Гош этим и занимается. Западная армия возводит редуты и копает рвы, чтобы поймать роялистов в ловушку.

— А ты что собираешься делать при Гоше?

— Исполнять свою депутатскую миссию. Военные будут доставлять нам пленных, а мое дело — судить их по всей строгости, в высшей степени республиканской.

— Разве ты не питаешь некоторой склонности к роялистам?

— Я? Ну, генерал, там-то я и докажу обратное. Ведь все меняется.

— Да. Посмотри на своих бывших протеже… — Буонапарте оглянулся на «Кафе де Шартр», теперь окруженное подразделением национальных гвардейцев. Офицер с двумя десятками стрелков зашел внутрь. Мюскадены, которые находились в зале, взятые под прицел, безропотно позволили себя увести.

— Ты присутствуешь на репетиции спектакля, который скоро разыграется в Кибероне, — сказал Тальену генерал.

Поскольку Конвент, освободив посаженных в тюрьму после весеннего мятежа якобинцев, тем самым отрекся от мюскаденов, эти последние теперь разочаровались в нем и ждали короля. Сент-Обен был в восторге от возможности послужить столь важному делу. Подумать только! И ведь что от него требуется? Распространить фальшивые ассигнаты, которые были выданы ему, как и большинству его соратников. Итак, он тратил их в полное свое удовольствие. Большую часть ночи провел за игрой, чтобы счастливо расточить целое состояние. Утром он вернулся к Розали и повел ее завтракать к Фраскати. Хозяин этого заведения, расположенного на углу бульвара, сожалел о старом режиме, когда клиенты умели с толком дегустировать разновидности его мороженого. Они позавтракали там в беседке, увитой глициниями, потом побродили по восьми салонам, декорированным под античность, где актрисы, кутилы, светская публика, изнеженные модники трепали языком под люстрами из горного хрусталя и поправляли свои наряды перед громадными зеркалами в рамах, выточенных из апельсинового дерева. Группа взбудораженных мюскаденов шумно кипятилась, сидя на резных изысканных стульчиках в этрусском стиле за маленькими круглыми столиками. Среди них был Дюссо, он окликнул Сент-Обена, который проходил мимо под руку с Розали, зажав под мышкой свою трость со свинчаткой и держа наготове прямоугольный чемоданчик с фальшивыми купюрами:

— У вас до неприличия веселый вид, дорогой мой.

— Я же предаюсь мотовству, пускаю свои деньги на ветер!

— Стало быть, вы еще не знаете.

— Что я должен знать?

— Наше «Кафе де Шартр» только что закрыли, а друзей отвели в арестный дом.

— Так давайте потребуем задержания тех, кто отвечает за это безобразие!

— Кого же именно?

Повисла пауза. Вопрос был не из приятных, он их смутил. Сент-Обен попросил своего друга Дюссо вмешаться, походатайствовать перед Фрероном, ведь он же пишет для него статьи и речи. Но Дюссо пожал плечами:

— Я уже много дней его в глаза не видел.

— А вы, Сент-Обен, похоже, не ознакомились с сегодняшним утренним выпуском «Народного глашатая»?

— Я был слишком занят — деньги транжирил.

— Так возьмите, почитайте.

Сент-Обен сдвинул на лоб свою давно уже ненужную черную повязку и, едва взглянув на газетный лист, тотчас убедился, что «Глашатай», доселе воспевавший подвиги молодых людей, проникся к ним внезапной враждебностью. «Королевское правление, — писал Фрерон или его новый секретарь, — это омерзительный режим, неужто вы мните, что его можно восстановить с такой легкостью? Для того ли мы ниспровергли Робеспьера, чтобы посадить на его место короля?» Швырнув низкопробную газетенку на стол, Сент-Обен предложил:

— Пойдем штурмовать Комитет общественной безопасности! Надавим на них как следует, благо не впервой.

— Вы забываете, что теперь там свирепствует Луве. Он нас ненавидит, вот и оскорбляет в своей газете.

— Мы часто заходим потанцевать в Хижину, — тихонько обронила Розали.

— А ведь точно! Она права! Терезия нас поддержит. Вспомните, сколько наших она спасла от гильотины в Бордо при Терроре! Пойду туда сегодня же вечером, потом вас извещу о результатах. Но где? Ведь «Кафе де Шартр» под запретом…

— В Национальной гвардии есть секции, которые всецело на нашей стороне, — сказал Дюссо. — Секция Лепелетье предоставила нам приют в бывшем монастыре Дочерей Святого Фомы. Их штаб состоит из шуанов, крайне настроенных против Конвента.

Ободренный новыми открывшимися возможностями, Сент-Обен распрощался с приятелями, но в такую рань и речи не могло быть о том, чтобы заявиться в Хижину.

— А хочешь, пойдем в «Рощи Идалии» сорить нашими ассигнатами? — предложил он Розали.

Ее привела в восторг идея прогуляться и вечерней порой повальсировать в зеленой гостиной под открытым небом в сиянии многоцветных фонариков, где однажды она уже выиграла на конкурсе танцоров массивный золотой браслет. Они наняли пронумерованный фиакр на стоянке под каштанами бульвара, и за пачку фальшивых купюр их отвезли к Монмартрской заставе. «Рощи Идалии» раскинулись на холме. Все здесь было оборудовано так, чтобы создать впечатление феерии. Аллеи и газоны кишели гуляющими. Парочка прошлась вдоль искусственного ручья вверх до питающего его ключа, который струился между причудливых камней. Они смеялись, как смеются в двадцать лет, забыв обо всем — о короле, комитете, моде, карательных походах и множестве других забот. Целовались возле шале, окруженного картонными скалами, потом зашли в замок из искусственного мрамора, позабавились игрой зеркал, бесконечно умножавших или деформировавших их отражения. Розали чуть не свалилась в бешеный горный поток, теснившийся меж валунов, и пережила мгновение испуга, ступив на лесенку, откуда вдруг выскочил китайский сюрприз-автомат и поднес ей пучок изящных перистых цветов. Перед часовенкой, которой умышленно был придан вид живописной руины, их встретил отшельник в грубошерстном монашеском балахоне с приклеенной бородой, окликнул, стал городить что-то про ожидающие впереди славные приключения. Они слушали, не уловив в его болтовне ничего серьезного, но ряженый малый, получив полную пригоршню ассигнатов, завершил свои предсказания куда более конкретным образом: «Я вижу всадников, несущих на своих киверах зеленое и красное, они подстерегают вас…» Человек прибавил еще: «Полиция, она везде, даже в воздухе».