Гранатовые джунгли (ЛП)
Гранатовые джунгли (ЛП) читать книгу онлайн
Я узнала, что сотни тысяч людей, а теперь и миллионы, меня прочли, и многие из них были достаточно великодушны, чтобы сесть и написать мне об этом. Я никогда не ждала таких теплых откликов. То, что больше всего меня поразило при этом - как некоторые люди не могли смириться с фактом, что героиня стала лесбиянкой. Я все время недооцениваю недостаток сексуальной изощренности в нашей стране. С одной стороны, кажется, что мы все одержимы сексом, в его непривлекательной и незрелой форме; с другой стороны, мы наказываем людей за то, что они им наслаждаются. Это было для меня бессмысленно, когда я писала «Гранатовые джунгли», и пятнадцать лет спустя это все еще не имеет для меня смысла. На самом деле эта моя первая повесть – о цене свободы. Ее центральная тема - та цена, которую личность платит за свою свободу. Поскольку героиня молода, и я была молода, когда писала о ней, счет не слишком высок. В более поздних повестях я продолжала писать о личной свободе, но я смогла уже вырасти как личность и, надеюсь, как художник, до той степени, на которой можно исследовать цену, которую платит за свободу все общество. Как американцы, мы с вами знаем только сильнейшее противоречие между личной свободой и стабильностью общества. Это настолько является частью нашей жизни, что, может быть, мы иногда забываем об уникальности опыта своего народа. Мы, то есть наш народ, никогда не определялись до конца, каким путем мы пойдем. Другие общества, например, японское, приняли свое решение. Для Японии стабильность превыше всего. Эта постоянная борьба американцев между истинной индивидуальностью и истинной общностью – то, что делает нас такими подвижными и, очевидно, такими творческими. В «Гранатовых джунглях» у меня впервые возникли еще две темы. Одна – это простой вопрос: необходимо ли для организации общества, чтобы в нем присутствовала группа изгоев или низший класс? По-моему, для нашего общего будущего эта тема будет становиться все важнее и важнее. Другая тема, та, которую большинство людей не заметило в «Гранатовых джунглях», и, может быть, в других моих повестях, такова: что значит быть христианином? Сцена рождественского спектакля в «Гранатовых джунглях» для христианской традиции гротескна. Я не уверена, что значит быть христианином (я лютеранка), даже когда я «знаю», чему меня учили. Мне удивительны те люди, которые абсолютно уверены в ответе; и мнение Бога у них на удивление похоже на их мнение. Эта проблема стоит минуты вашего времени. Важно помнить древнейшие корни нашей цивилизации, и это Афины, а не Иерусалим, который был внесен в нашу культуру позже. Наши древнегреческие матери и отцы (отцы забрали себе всю славу) разрабатывали религиозные празднества, когда они не только восхваляли своих богов, но и посмеивались над ними. Они, наверное, ожидали, что бессмертные не прочь иногда посмеяться, хотя бы даже над самими собой. Поэтому я спрашиваю, зачем же Богу было давать мне чувство юмора, если Он(а) не хочет, чтобы я им пользовалась? Если Аристофан мог схулиганить, не вижу причин, почему бы мне этого не сделать. Насколько я знаю, гром с ясного неба не разразил Аристофана, когда он писал в пятом веке до нашей эры, в Афинах. Я считаю, что должна изучать религию в комических терминах. Если мы не можем найти смешное в религии, разве это не значит, что наша вера настолько слаба, что не выдержит такой проверки? И что это тогда за вера? Как говорила моя мама: «Когда нет веры, волей-неволей появляются дьяволы». Она оказалась почти пророком, моя мама. Я верю, что смех – это еще один путь найти свою веру. Желаю вам многих лет смеха. Если «Гранатовые джунгли» заставили вас немного посмеяться, я счастливая женщина. Если нет, я все равно счастливая женщина. А вы, может быть, найдете повод посмеяться где-нибудь еще. Надеюсь, что еще через пятнадцать лет я напишу еще какое-нибудь предисловие к этой книге. Надеюсь, что я буду делать это до ста лет, а потом, наверное, успокоюсь. Я отчаянно хочу дожить до ста лет, потому что Жизнь хороша, волшебна, чудесна, и даже когда она не такая, я все равно не хочу упустить из нее ни одной минуты. Учитывая альтернативу. Наслаждайтесь жизнью, милые мои. Это все-таки не репетиция в костюмах. С любовью, Рита Мэй Браун. Февраль 1988 года, Шарлоттесвилль, Вирджиния.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Однажды в пятницу вечером я избежала красно-бархатного чрева «Сахара». Молодая женщина появилась во «Флике» и заказала мороженое с шоколадной крошкой и экспрессо. Она заглянула мне прямо в глаза и сказала:
- С таким телом ты могла бы попробовать что-то и получше, чем обслуживать столики.
- Кто, я? - я чуть не уронила мороженое ей между колен.
- Ты. Когда ты уходишь с работы?
- В двенадцать.
- Я вернусь сюда и заберу тебя в двенадцать.
Господи Иисусе, меня только что подцепила потрясная женщина шести футов ростом. Черт подери, а Нью-Йорк не так уж плох!
Двенадцать часов, и она была тут как тут, в длинной черной накидке с наполеоновским воротником. От этого она казалась даже выше, и высокий воротник привлекал внимание к идеальному носу под выгнутыми бровями. Ее звали Холли. Ей было двадцать пять, родом она была из Иллинойса, без каких-либо жизненных задач, кроме привлечения внимания. Она спросила меня, есть ли какие-нибудь вакансии во «Флике». Вакансии были, и на следующий день Холли нанял Ларри Пиявка, у которого слюнки потекли, когда он заметил ее третий размер груди. Мы с Холли работали в одно время и на одной площадке. Наверное, половину своего заработка она тратила на меня, но, похоже, деньги для нее ничего не значили. Я не возражала, чтобы она тратила свои деньги на меня, если уж ей было все равно, на что их тратить. Мы в свободные вечера ходили на каждое шоу в городе, а если ничего не было интересного, она провожала меня до дверей, целовала на прощание и исчезала в своей черной накидке. Трудно было ее разгадать.
Может быть, мне нужно было немного подправить себя? С этим намерением я вышла в ранний утренний туман в своем бушлате и почти долларом в кармане. Через два часа я вернулась с флаконом духов «Мадам Роше», банкой крема для бритья, экземплярами «Нью-Йоркского книжного обозрения» и «Варьете», тремя баночками арахисового масла, одним стейком, одной упаковкой замороженного шпината, от которого рубашка моя позеленела, а печенка промерзла, бритвами, тенями для век, тушью для глаз и ручкой в фетровом футляре. Вечером, когда я пришла на работу, на мне были тени, тушь и «Мадам Роше», но Холли не заметила, а может быть, она считала, что я хороша и без боевой раскраски.
Мы вышли в двенадцать, и она повела меня в новый бар на 72-й улице под названием «Пентхаус». Чтобы войти, нужна была дорогая членская карта, но Холли извлекла ее на свет.
- Холли, как ты достала на нее денег?
- Я не доставала. Одна актриса мне ее подарила.
- По доброте душевной?
- Отчасти. Она моя любовница.
- О.
- Я содержанка, если ты об этом подумала.
- Я ни о чем вообще не думала, но я бы нарвалась на это, в конечном счете.
- Вот, теперь ты знаешь мою страшную тайну, - ее голос задрожал в притворном ужасе, - и ты навеки уйдешь из моей жизни?
- Нет, но если у тебя есть деньги и все такое, какого черта ты трудишься на этой каторге?
- Это позволяет мне не отрываться от реальности.
- Кому нужна такая реальность? Я в ней всю жизнь провела. Мне, пожалуйста, что-нибудь другое.
- Ну, если это временно, то мне нравится. Это, знаешь ли, приключение.
- Ну да. Слушай, а кто же эта актриса?
- Ты поверишь мне, если я назову Мари Дресслер {48}?
- Она умерла уже, хитрюга, но вообще-то, она моя самая любимая актриса. Ну давай же, рассказывай!
- Ким Уилсон.
- Не врешь?
- Не вру.
- Как ты с ней встретилась?
- Это долгая история. Сейчас мне об этом не хочется. В любом случае, она классная, хоть ей и за сорок. Если хочешь с ней встретиться, скоро будет большая вечеринка у Криссы Харт - она археолог. Я буду там с Ким, но мы можем пойти все вместе, если только домой я пойду с ней. Вот погоди, Крис положит на тебя свой голубой глаз. Это сулит богатство.
- Избавь меня от подробностей. Ей семьдесят лет, у нее было пять подтяжек лица, и она роняет бриллианты везде, где проходит.
- Роняет, это верно, но ей сорок с чем-то, и она очень, хм, хорошо сохранилась.
- Здорово. И что она делает, спит в ванне с алкоголем? Меня будет преследовать маринованная женщина. Хороша подруга, устраиваешь мне встречу с престарелой опекуншей!
- Я пытаюсь помочь тебе выбраться из ужасающей нищеты, любовь моя. И хватит уже говорить о дамах средних лет. Пойдем потанцуем.
Мы прошли через длинный бар, потом битком набитую комнату с каменным камином, еще одну комнату, и наконец прибыли на огромную площадку, по центру которой сверкал зеркальный шар. Несмотря на весь здешний шик-блеск и бродвейскую клиентуру, здесь царило дружелюбие. Разные женщины и мужчины говорили с нами, угощали выпивкой и приглашали на вечеринки. Ни одна из нас не смотрела на часы, пока мы не заметили, что за окном светает.
- Слушай, этот город иногда прекрасен. Похоже, четыре утра, а я даже не устала, - сказала я.
- Я тоже. Я живу через несколько домов отсюда. Почему бы не пойти ко мне?
Ага, наконец!
Холли жила на Вест-Энд авеню в больших апартаментах, где на потолках было много старинной лепнины, а на полах лежал паркет. Громадная серебристая персидская кошка по имени Гертруда Стайн встретила нас у двери, явно недовольная тем, что Холли так поздно задержалась. На пути через апартаменты мы находили следы кошачьего недовольства - изжеванный тапок, измочаленный угол ковра, а когда мы дошли до ванной, увидели, что Гертруда Стайн размотала с держателя целый рулон туалетной бумаги.
- Она всегда такая мстительная?
- Да, но я уже готова к ее сюрпризам. Ты, конечно же, знаешь, что мы направляемся к спальне, и что там мы будем заниматься любовью?
- Знаю.
- Тогда почему ты идешь так медленно? Бегом!
Холли влетела в спальню, достопримечательностью которой была огромная медная кровать с плюшевым красно-коричневым покрывалом. На полпути к кровати она сбросила блузку.
- Скорее!
- Я не спешу, чтобы не возбуждать подозрений Гертруды, а то вдруг она у тебя ревнивая, - Гертруда явно следовала за мной по пятам с враждебностью в раскосых глазах.
- Ты в безопасности. Герти может только попытаться втиснуться между нами.
- Великолепно. Никогда не занималась этим с кошкой.
Холли уже скинула всю одежду и раскинулась на покрывале. Она была еще прекраснее без одежды. Я возилась, выбираясь из штанов.
- Молли, тебе надо заняться танцами. Ты вся состоишь из мускулов и выглядишь потрясающе. Иди ко мне.
Она потянула меня на кровать, и я была готова кончить уже оттого, что рядом со мной лежат шесть футов гладкой плоти. Она путалась пальцами в моих волосах, покусывала мне шею, и я плавала в жаркой энергии. У нее была мягкая, плотная африканская прическа, которая скользила по всему моему телу. И все время она меня покусывала. Ее язык пробегал по внешней стороне моего уха, в ухо, по шее, по лопатке, вниз, к грудям, потом обратно к губам. После этого я сбилась с последовательности, но помню, что она навалилась на меня всем телом, и я готова была заорать, так мне было хорошо. Я гладила ее по спине и едва могла охватить ее целиком, такая она была длинная. Каждый раз, когда она двигалась, я чувствовала мышцы под ее кожей, текучие, меняющие очертания. Эта женщина была сущий демон. Она начинала медленно, а потом все разгорячалась, пока не сжимала меня так крепко, что я могла едва дышать, но мне было все равно. Я чувствовала ее внутри, вовне, по всему телу; я не знала, где начиналось ее тело и кончалось мое. Кто-то из нас кричал, но я не знала, кто это был, или что кричалось. Через несколько часов мы распутались и увидели, что солнце уже стоит высоко над Гудзоном, над рекой падает снег, а Гертруда уже поглотила правый ботинок из единственной моей пары обуви.
- Молли, ты когда-нибудь занимаешься этим с мужчинами?
- Почему ты это спрашиваешь?
- Не знаю. Наверное, после такого я не могу даже думать, что ты растрачиваешь себя на мужчин.
