Олений заповедник

«Надо будет отучить ее от этой привычки», – подумал Айтел.

– Потому что ты знаешь, что лучше его, – с улыбкой сказал он.

– Ну, не знаю. – Но в зеленых глазах появилось проказливое выражение. – Наверно, я это хочу сказать, – произнесла она и снова рассмеялась.

– Ты чудо, – сказал Айтел.

– Я сегодня так здорово провожу время, – улыбнулась Илена.

Эта ночь была такой же, как и накануне, даже, пожалуй, лучше, поскольку Айтел весь день ее хотел и к тому же находил более приятной. Он снова удивлялся Илене. Она была похотлива, как изнывающая от скуки графиня, а чего он столько времени искал, если не этого? Терзавшее его сомнение, сумеют ли они повторить ту ночь или то была лишь случайность, теперь рассеялось.

– Такого у меня никогда еще не было, – сказала она ему и, когда он кивнул, недоуменно покачала головой. – Что-то произошло со мной. – Прильнула к нему и прошептала, а он почувствовал первый укол ревности: – С другими мужиками я почти всегда подыгрывала.

Подобное он уже слышал. У него были женщины, впервые получавшие удовлетворение с ним, и его осыпали похвалами, ублажавшими его тщеславие, но ему никогда еще не приходилось сталкиваться с таким королевским проявлением вкуса. Просто удивительно, как бережно они относились друг к другу в промежутках между любовными утехами и сумасбродствами. Он обладал исключительным даром – во всяком случае, так он считал – узнавать женщину и был уверен, что может в какой-то миг найти в ней каждую близкую по духу жилку. «Я онанист в душе», – думал он, с таким тщанием занимаясь любовью с женщиной, словно занимался этим сам с собой. А Илена вела его со ступени на более высокую ступень. Ее лицо жило, сама она была полна жизни, ни разу никто так хорошо не понимал его. Между ними существовало идеальное равновесие, и можно было не думать, совершено ли слишком мало или слишком много.

Айтел погрузился в глубокий сон. Подобно многим циникам он с сентиментальной серьезностью относился к сексу. Он представлял это себе, как щедрый дар, и эта мысль питала его надеждой, что, проснувшись, он благодаря своему роману вновь обретет утраченную энергию, преисполнится мужества и вновь станет тем, кем когда-то считал себя. Лежа рядом с Иленой, он впервые за многие годы подумал, что ничего на свете не может быть лучше, чем снять великий фильм.

Можно пасть, очень низко пасть, но всегда существует дно. Вот он, растраченный дальше некуда, и эта девчонка, которую он едва знает. И каждый из них может чем-то обогатить другого. Его переполняла глубокая нежность к Илене. Она была прелестна. У нее такой красоты спина.

– Просыпайся, обезьянка, – шепнул он ей в ухо.

Весь день он играл с мыслью, что она должна переехать к нему. Из осторожности он не предлагал ей этого, пока не будет уверен, что сам того хочет. Но время они провели хорошо. Они уже были на стадии, когда люди делятся воспоминаниями о прошлых романах, что всегда привлекало Айтела. Он обнаружил, что Илена не только любит посплетничать – ее интересовали сложные варианты.

– Ты знаешь, что я имею в виду, когда говорю «сандвич»? – спросила она.

Он знал. Она потребовала, чтобы он рассказал ей об этом во всех подробностях, и, обхватив себя руками, слушала, как ребенок сказку, пока он рассказывал.

– Может, совершим что-нибудь такое, – предложила она.

– Может быть.

– Ох, до чего же дурацкий у нас разговор. – Но она была алчным зайчонком, жаждавшим еще морковок. На ее лице сердечком появились ямочки – ей так хотелось узнать, устраивал ли он себе такой праздник.

– Я, в общем, воздерживался от подобных вещей, – сказал Айтел. Однако все же сообщил ей, что знает в Дезер-д'Ор людей, с которыми можно такое строить. Ее это интересует?

Интересует. Надо будет как-нибудь такое учинить.

– Мне, знаешь ли, приходилось быть близкой с женщинами, – призналась Илена. – И однажды… – Похоже, ей было что рассказать. Но она не вдавалась в подробности. – Колли хотел убить меня, когда я ему рассказала. Ему было трудно это простить.

– Ах ты, чертенок. Ты и занималась-то этим для того, чтобы рассказать ему.

– Ну, ему пришлось потрудиться, вытаскивая из меня подробности. – Она хихикнула. – Я ужас какая плохая.

– Интересно, как ты охарактеризуешь меня, – сказал Айтел.

– Я не стану о тебе говорить, – сказала она. – Никогда. Не смогу. – Он отвел от нее глаза, но вопрос все-таки последовал: – А ты почему станешь обо мне говорить?

– Не стану, конечно, нет, – сказал ей Айтел. – Это же фантастика, – услышал он свои слова, – лучшая женщина в моей жизни. – Он хлопнул ее по ягодицам. – Смешная ты обезьянка. – И у него вырвалось: – А кого ты сейчас любишь?

– Тебя, – сказала она и отвела взгляд. – Нет. Вообще никого не люблю.

– То есть существуешь сама по себе?

– Да.

– Хорошо так существовать.

И почти без паузы он стал рассказывать ей новую историю. Так безмятежно провели они день и только к вечеру заговорили, как она дальше будет жить. Илена по-прежнему настаивала на том, чтобы завтра уехать в киностолицу, Айтел же говорил, что не отпустит ее. После часа препирательств он сказал с великим воодушевлением:

– Давай жить вместе.

К его удивлению, она восприняла это скорее с тревогой, чем с удовольствием.

– Думаю, что не надо, – спокойно произнесла она.

– Почему?

Она попыталась объяснить:

– Я так долго жила с одним и тем же мужчиной…

– Но ведь это не совсем так, – перебил ее Айтел.

– В общем, я теперь больше не связана с Колли, и мне не хочется начинать… во всяком случае пока. Я хочу посмотреть, смогу ли жить самостоятельно.

– Это не настоящая причина.

– Да, – сказала она и посмотрела на него. – Кроме того, у нас с тобой не получится.

– Почему не попробовать?

Илена утратила спокойствие.

– В самом деле, почему не попробовать? Что теряешь?

От досады он чуть не сказал: «Что ты-то теряешь?», но промолчал.

Они договорились о компромиссе. Илена остается в Дезер-д'Ор, и они будут видеться когда захотят – если на то пошло, хоть каждый день.

– Ты сможешь делать что хочешь, – сказала Илена, – и я буду делать что хочу.

– Отлично, – сказал Айтел. – Если тебе нужны деньги…

– Мне хватит на какое-то время того, что есть, – скромно сказала она.

Это оказалось действительно лучше того, что он мог ожидать. Иметь ее и в то же время не быть связанным. «Она мудрая женщина, – подумал он, – понимает, как поступать, чтобы ничего не испортить». Айтел настоял на том, что заплатит за неделю вперед за ее номер, и в тот вечер, проводив Илену до отеля, спал один. Как только она вышла из дома, он понял, что ждал этой минуты. В каждом его романе наступал момент, когда ему хотелось остаться одному, – к счастью, она понимала это.

Айтел заснул с мыслью, что сон на этот раз легко пришел к нему. Но через три часа он проснулся и уже не мог закрыть глаза. Долгое бдение до зари побудило его вспомнить всю свою жизнь, так что под конец он показался сам себе никчемнейшим человеком. Запах тела Илены по-прежнему был с ним – каким-то образом даже проник к нему в горло. Он почувствовал, как до боли напряглись нервы – словно вздернули на дыбу. Принять таблетку было слишком поздно, да в таком состоянии ему пришлось бы проглотить несколько штук. Айтел вылез из постели и стал пить. Но это принесло мало пользы – разве что хуже не стало.

Он обнаружил, что подумывает позвонить Илене и попросить ее приехать. Мысль о том, чтобы быть с ней, была не просто приятна, а казалась необходимостью: он не хотел в одиночестве дожидаться зари. Итак, он взял трубку, набрал номер ее отеля и попросил дежурного позвонить к ней в комнату. Долгие десять секунд она не отвечала; за это время по тому, как сдавило сердце, Айтел понял, каково ему будет, если ее в такой час не окажется в номере. Наконец она ответила. Он не мог быть уверен, но ему показалось, что Илена изображает отупение от сна.

– О, это ты, дорогой, – произнесла она, – что-то случилось?