Ледяной город

Получалась какая-то невнятица, Аддисон же хотела ясного текста о жизни на рубеже непознанного, непостижимого мира. Мира, превосходящего воображение любого фантаста. Бездонного — а мы видим лишь его поверхность. Но ничего связного не выходило.

В том давнем интервью для «Эллери Квин» Аддисон задали вопрос о Холи-Сити: тогда она тоже свернула на воображение. Литература, сказала она, — всегда смесь реальности и вымысла. «Мы живем в эпоху сплетен. Есть критики, которые в чем угодно видят скрытую автобиографию. Писатель и его творения для них — одно и то же. Воображение остается не у дел. Но всегда остается то, чего объяснить нельзя. Тут-то и кроется загвоздка».

Журналистка возразила, что мы живем в эпоху науки. «Может быть, воображение — это припоминание того, что осталось за пределами памяти? — И тут же предложила компромисс: — Или все это химия? Взаимодействие нейронов?»

«Трах!» — ответила Аддисон: по меньшей мере двусмысленно.

Много, много раз до и много, много раз после того интервью Аддисон рассказывала историю про свой первый кукольный дом и про несчастного покойного мистера Брауна. Потом она излагала ее так часто, что рассказ вытеснил воспоминания, и осталось только воспоминание о рассказанной истории мистера Брауна.

Но первый кукольный дом Аддисон увидела задолго до мистера Брауна, когда ей было три года. Они тогда жили на Пасифик-стрит. Эту историю Аддисон никому не рассказывала, потому что не помнила ее. Ни воспоминаний, ни истории, ни воспоминаний об истории.

У матери болела голова, и она велела Аддисон поиграть в саду. Та принялась собирать улиток в пластмассовое ведерко, которое обычно брала на пляж. Насчет их у Аддисон имелись смутные планы — устроить представление, семейную драму с их участием. По следам на листьях плюща она отыскала пять улиток. Если бы какая-то попыталась сбежать, представление вращалось бы вокруг ее поимки.

Перед домом остановилась черная машина. Из нее вышел мужчина, оставив мотор включенным, и прошел в ворота. Из автомобильного приемника доносилась рождественская песня в исполнении Бинга Кросби. Мужчина приблизился к Аддисон и присел на колени рядом с ней. Серые брюки на коленях были заляпаны грязью, машинным маслом и пятнами от травы.

— Пойдем, я отвезу тебя к Санта-Клаусу, — сказал он.

Аддисон не разрешалось одной выходить за ворота, но если взрослый обещает показать Санта-Клауса — это же совсем другое дело. Мужчина помог ей накрыть ведерко крышкой и придавить камнем, чтобы улитки не расползлись. Потом он посадил ее справа от себя. Обычно Аддисон всегда ездила на заднем сиденье. Там был деревянный ящик из-под пива, в котором лежали мелки и книги, она усаживалась на него и таким образом могла смотреть в окно. Радость от того, что едет на переднем сиденье, вскоре поблекла — смотреть было особенно не на что.

Во время поездки незнакомец не разговаривал с ней, зато улыбался, подмигивал и подпевал песням по радио. Дорога пошла вверх и стала извилистой. По крыше застучали ветки деревьев. Когда они приехали, Аддисон уже заснула.

Мужчина распахнул дверь, обошел машину и взял Аддисон на руки, отчего та проснулась. Он понес ее через тенистый двор, поднялся на крыльцо, постучал в дверь и поставил Аддисон у облезлого кресла-качалки, на котором виднелась паутина. Где-то в доме лаяла собака.

Ему открыла женщина.

— Я ее привез, — сказал незнакомец.

— Да она же еще совсем мелкая. — Голос женщины звучал сердечно. Она отодвинулась, пропуская Аддисон. — Привет, мелкая.

На женщине были чулки, которые пузырились на коленях. Крошечные детские ступни украшала пара вышитых китайских шлепанцев.

Мужчина элегантно кивнул Аддисон на прощание и удалился. Никаких признаков Санта-Клауса не было, зато вокруг Аддисон возбужденно скакал терьер и лизал ее в лицо.

— Я не хочу неприятностей, — сказала женщина, уже не столь сердечно. Она отвела Аддисон в туалет, спустила с девочки штанишки и посадила ее с ногами на унитаз, прислонив к задней стенке, чтобы малышка не свалилась внутрь. — Ты уже большая девочка, — строго проговорила она. — Вытрись сама и позови меня, когда закончишь. — Она закрыла за собой дверь, в которую стала скрестись собака.

Аддисон вовсе не нужно было в туалет, так что она стала слезать с унитаза, поскользнулась и попала одной ногой в воду, замочив туфлю и носок. Вытерев туфлю, она влезла обратно в штанишки и стала изо всех сил натягивать их.

— Я закончила, — сообщила она, но прошло какое-то время, прежде чем женщина пришла и поднесла ее к раковине, чтобы вымыть руки.

— Если будут спрашивать, — сказала она, — запомни: это не я предложила тебя сюда привезти. Не я.

В доме пахло сигаретами и лаком для волос. На спинки стульев были наброшены салфетки, а ножки были закрыты кусками материи, на которых скапливались грязь и собачья шерсть. Появился еще один мужчина — в синих брюках и черных ботинках на шнурках. Он жевал резинку.

— Привет, Бадди, — бросил он терьеру и повернулся к Аддисон: — Добро пожаловать в нашу скромную обитель, госпожа.

— Она совсем мелкая. — Голос женщины вновь сделался сердечным.

— Иди сюда, мелкая, — позвал мужчина и понес Аддисон через всю комнату, чтобы показать ей кукольный дом.

От него пахло лакрицей. Аддисон никогда раньше не видела кукольных домов, а этот оказался к тому же большим и затейливым — три этажа, двенадцать комнат. Сзади была петля, чтобы закрывать его, как книгу. Мужчина пододвинул стул, чтобы Аддисон могла встать на него, и показал ей напольные часы. Они шли: мужчина разрешил ей поднести их к уху и послушать тиканье.

В столовой была крошечная фарфоровая посуда, белая в синий цветочек, и совсем уже малюсенькие вилки и ножи.

— Можешь устроить чаепитие, — сказал мужчина. — Давай накрывай на стол. — И он открыл холодильник, где лежали ветчина и пирог.

— Нам надо поговорить. — С этими словами женщина увела его из комнаты.

Аддисон осталась стоять на стуле. В доме была детская с колыбелькой, в которой лежала погремушка. А еще был туалетный столик с зеркалом и пуховкой. А еще — библиотека с книжными шкафами, только книги были нарисованные.

Санта-Клаус все не шел, между тем настало время ланча. Женщина позвала Аддисон за стол, дала ей стакан лимонада и сэндвич с тунцом. Мужчина быстро поел и ушел. Аддисон выпила лимонад и стала возить сэндвич по тарелке.

— Я не знаю, как принято у вас дома, — нахмурилась женщина, — но у нас здесь не встают из-за стола, пока все не съедят.

У Аддисон дома было принято так же, только ее мама подсушивала хлеб, срезала корку, не клала сладких огурчиков и не заправляла сэндвич майонезом так, что тот сочился отовсюду. Но все равно Аддисон часто не доедала его, и мама сдавалась. А эта женщина не обладала и десятой долей маминой выдержки.

— Я не могу нянчиться с тобой целый день, — сказала она. — Пойди и поиграй во дворе.

— Я хочу играть с кукольным домом.

— Он не для того, чтобы играть, а для того, чтобы смотреть.

— Я хочу на него смотреть.

Женщина вздохнула. Хорошо, можно посмотреть, только сначала надо снять туфли, чтобы не испачкать стул. И ничего не трогать. Но когда Аддисон сняла туфли и встала на кресло, носок оставил на нем влажное пятно. Женщина надела ей туфлю обратно.

— Почему у тебя мокрый носок? С тобой случилась неприятность?

Она снова усадила Аддисон на унитаз, и на этот раз пришлось сделать свои дела. Когда женщина мыла ей руки, Аддисон спросила:

— А кто живет в этом доме?

— Они все умерли.

Аддисон поняла это так, что дом ничей, можно забирать. Женщина вытерла ей руки полотенцем с розовощекими ангелочками.

— Поиграй во дворе, — сказала она.

Бадди тоже захотел выбежать, но женщина не пустила его, сказала, что он испачкается.

Аддисон села на ступенях крыльца, потому что на кресле была паутина, и стала собирать листья и шишки, чтобы соорудить столы и кровати, но получалось так себе.