Переводы с языка дельфинов

— Что это у вас? — указала она на крайнюю грядку, с удивлением глядя на зеленые торчащие листья.

— Да это патиссоны, — сказала Василиса Федоровна, довольная, что удалось удивить «городскую» дочь. — Отец посадил, сказал, что очень полезно для здоровья.

— Господи, патиссоны еще какие-то, я даже не представляю, что это такое…

— Ну, узнаешь еще, у нас маринованные есть, с того лета закатанные. Пойдем к столу. — Мать обняла дочку. Но в этот момент Вова, дико закричав, дернул мать за рукав и начал ее куда-то тащить.

Сразу после приезда он быстро обежал весь участок, посмотрел на дом, на огород, на цыплят в загородке. Видно, понял, что это и есть место, в которое они так стремились, решил, что с него достаточно впечатлений, а теперь главная цель — вернуться домой.

Сначала Вова просто теребил Алину за руку, потом сильно дергал за юбку, потом стал усиленно тащить ее к выходу. Алина пыталась отвлечь сына, но он уже сообразил, что домой его никто везти не собирается, и начал орать еще громче.

Василиса Федоровна встрепенулась:

— Ах, где мой внучек? Пойдем скорее, я тебя накормлю… да ты, наверное, устал с дороги, мой хороший. Вот у нас как раз яички сегодняшние. Сейчас молочка у соседки перехвачу…

— Мама, молочка ему не надо, нельзя, он на диете. — И, переводя внимание матери с щекотливого вопроса, спросила:

— А наша-то буренка куда делась? Уж молока-то никогда не приходилось брать у соседей.

— Так все, дочка, отвез ее отец на мясозаготовки. Совсем уж она стала старая, а новую нам не потянуть, сама видишь… только-только на это хозяйство наших сил и хватает.

Мать пошла накрывать на стол, а Алина присела с кричащим Вовой на лавочку у входа в дом и осмотрелась.

На Алинин взгляд, с таким хозяйством управляться надо было бы вдесятером. И как отец с матерью и старой бабкой Марфушей умудрялись все это хозяйство обихаживать?

Вова не унимался, вцепившись в мать, порывался уйти. Он плакал, вырывался, бил кулаками и ногами, не разбирая, куда попадает. Не давал себя раздевать в надежде, что ему удастся убедить мать вернуться домой. Отпустить его было совершенно невозможно, родные были в напряжении, первый день приезда был скомкан.

Алине удалось соблазнить Вову огурцом и вареной в мундире картошкой. Спать отправились в комнатку на чердаке. И тут на Алину нахлынули воспоминания.

По правде говоря, она никогда не любила деревню. Она хотела уехать из дома как можно скорее. И всеми силами приближала этот светлый, как ей казалось, момент. Впервые попав в ближний городок, она поняла, что всю жизнь провести в деревне не хочет, а когда съездила к сестре в Петербург и посмотрела на городских девушек: как они одеваются, как время проводят, по каким магазинам и театрам ходят, — Алина поняла, что ни за что в деревне не останется.

Теперь же, обустроив свою жизнь так, как мечтала, она вспоминала деревенское детство как светлое и теплое, что, оказывается, незаметно согревало ее долгие годы. Она вспоминала утренних петухов, душистый сеновал, кошку, родившую девятерых котят, которых они с сестрой таскали, пока троих не уморили насмерть — не со зла, а по незнанию. В речке они купались целое лето, обжигали руки и ноги в малиннике, который зарастал крапивой, зато какая сладкая была эта малина! Алина была рада, что родная деревня не умерла, не развалилась, как другие деревни.

В письмах мать ей жаловалась, что все вокруг постепенно умирает, совхозы развалились, работать негде, многие едут в большие города или за границу. Но сейчас после долгой разлуки Алине все нравилось.

Наутро, к удивлению матери и радости бабушки, Вова как будто освоился, и к обеду казалось, что он жил здесь всегда. Он с восторгом пытался ловить своих и соседских котов, подружился с собакой, охраняющей двор, и хотя Жулька сторонилась его навязчивого внимания, уже не тявкала и терпеливо сносила посягательства Вовы на ее уши и хвост — он их нещадно трепал. Потом ребенок обнаружил, что можно выдергивать из земли морковку, и если мать или бабушка не успевали заметить, сгрызал ее целиком прямо с остатками земли. Алина дергалась, но Василиса Федоровна успокаивала ее:

— Не волнуйся у нас здесь все чистое, химии никакой, не отравится.

Постепенно Алина ослабила пристальный контроль за ребенком и просто радовалась жизни. Погода выдалась удачная. Она стала понемногу помогать матери по хозяйству — еще помнила, как полоть и поливать.

Нужно рассказать родителям о Вовином диагнозе, думала Алина. Отцу она об этом даже заикаться не хотела, потому что с детства помнила его суровость. Когда Алина собралась из деревни в город, у нее на лице было написано, что о замужестве она даже и не мечтает. Иван Сергеевич очень ругался. Иметь в семье бездельницу, которая собирается стать домохозяйкой при богатом мужике, было выше его сил. И хотя Алина благополучно вышла замуж и отец вроде смирился и простил, но… В общем, новости про Вову Алина попыталась осторожно рассказать матери. От нее она ждала внимания и понимания, но была разочарована. Мать с удивлением посмотрела на нее и отмахнулась:

— Алиночка, ну что ты на него наговариваешь? Вовочка — самый обычный ребенок. Конечно, он не разговаривает, да что ты от него хочешь в три неполных года-то? Да сколько таких детей, и вырастают нормальными! Ой, да я тебе расскажу, вот у нашей Палны…

Алине хотелось заткнуть уши. За последние год-полтора она эти рассказы выучила наизусть! Теперь ей приходилось слушать истории о разных детях, которые в свои два-три-пять-семь лет не говорили. И всегда это были мальчики. И всегда они потом начинали болтать фразами, предложениями и абзацами! А потом догоняли сверстников за полгода и выучивали наизусть целые поэмы и поражали всех талантами и способностями! И все дело обычно было просто в том, что они «не хотели» или было «не время». Алина слушала эти рассказы сначала благодушно, потом с надеждой, потом с отчаянием, а теперь они вызывали у нее только раздражение.

Когда Василиса Федоровна закончила рассказ о сыне некоей Палны и его триумфальной победе над пятилетним молчанием, Алина пробормотала: «Конечно, конечно, ты права» — и стала снова полоть морковку. Отцу рассказать о Вове она даже не попыталась.

Семен давно не оставался дома один. Он даже растерялся сначала, ведь с тех пор, как они с Алиной познакомились, они проводили время вместе. Даже в деревню к ее родне ездили вдвоем еще до рождения Вовы — познакомиться.

Теперь он остался один в квартире, которую любовно выстроил для жены, и каждая вещь в ней напоминала о ней. Четверг и пятницу он еще как-то пережил, приходил с работы поздно и сразу после душа ложился спать. Но в выходной стало совсем тоскливо. Он позвонил Салиму и уговорил его отправиться в баню.

Баня была их любимым времяпрепровождением, хотя обычно инициатором выступал Салим. Семен пообещал сам купить пива и рыбы, лишь бы Салим согласился на незапланированную встречу. Салим согласился, сказал, что придет с двумя дальними родственниками, которые с ним работали, потому что уже давно договорился провести эти выходные с ними, а против бани они не возражают. Семен был даже рад, потому что после последнего разговора он не хотел говорить с Салимом о своем больном ребенке, а Салим непременно спросил бы его о Вове. Семен понял, что вообще зря рассказал обо всем Салиму, вряд ли тот понял его чувства, а вот чувство превосходства у Салима взыграло еще больше. Просто посидеть с мужиками в бане будет лучшим способом избавиться от тягостного настроения.

Салим и вправду привел друзей — веселого толстого бородача Серегу и маленького, с хитрыми глазками Азамата. Сюрпризом для Семена оказалось то, что они привели с собой девах нетяжелого поведения, подцепленных ими, похоже, в двадцати метрах от бани. Семен даже не стал выяснять, платные ли это девушки или нет, в любом случае его такие услуги никогда не интересовали. Мужики вовсю веселились, щипали баб за бока и груди, спихивали их в бассейн при каждом удобном случае. Баня, судя по всему, была рассчитана на такие удовольствия, потому что в дальнем углу была крохотная комнатка с небольшим топчаном, о назначении которой Семен раньше не задумывался.