Предпоследний день грусти

а окликнула меня. И я нехотя приблизилась к их романтическому дуэту.

– Люсенька, поблагодари профессора Каминского. Он нам так помог.

– Не его нужно благодарить. А природу, – буркнула, насупившись я.

– Не поняла? – мама недовольно взметнула свои черные дугообразные брови.

– Ну, мне ведь пятерку поставили за красивые глазки. А мне их подарила природа.

Мама позеленела от злости. А профессор Каминский расхохотался. Он все-таки был неплохим парнем. Хотя и недооценил глубину моих глаз…

Уже на улице, когда я поскорее старалась удалиться на приличное расстояние от консервы, меня окликнули.

– Девушка, подождите!

Я оглянулась. И увидела лохматого парня с большими, широко расставленными миндалевидными глазам. Как у девонского рекса. Судя по всему, это был тот парень, который сидел на экзамене позади меня. Что ж, и на сей раз я попала в точку. Обозвав наугад его рексом.

– Девушка, – он широко улыбнулся. – Я только хотел спросить, кто это такой – девонский рекс.

– Вы, видимо, в школе имели по биологии двойку. Поэтому и решили заниматься музыкой?

– Я решил занимать музыкой, потому что ее люблю.

– А я нет. Хотя и котов тоже особенно не жалую.

И я вкратце объяснила ему, кто такой девонский рекс. И добавила.

– У меня был кот по имени Жан. Очень похожий на рекса. Правда у него были ноги коротки и толстые. И шерсть длиннющая. И глазки маленькие и глубоко посаженные.

– Тогда чем же он был похож? – удивился парень.

– Он так же. Как и рекс. Был склонен к клоунаде и фарсу. За что и поплатился своей головой. Так что – берегите голову.

– Она всегда у меня на месте, – и парень обхватил свою голову двумя руками. – Я терпеть не могу фарс.

– Тогда нам с вами не по пути, – я пожала плечами. И, не попрощавшись, быстрым шагом пошла в противоположную сторону. Надеясь, что с этим рексом я сегодня встречалась первый и последний раз. Но на сей раз мои надежды не оправдались. И я не могла предположить, что долгие годы нас будет сталкивать судьба. И долгие годы я буду отворачиваться от этой судьбы. И в конце-концов, она сама от меня окончательно отвернется…

А в те годы я серьезно ничем не увлекалась. Я считала. Что серьезное увлечение чем-либо обязательно приведет к духовному рабству. Ни физическое, ни духовное рабство я не признавала. Я признавала единственное – полное наслаждение жизнью, физическое здоровье и духовное равновесие. Я считала. Что только это и является основным критерием жизни. И нужно стремиться получать удовольствие от всего – от работы. От природы. От пищи. От любви. И еще тысячи и тысячи других удовольствий. И эта способность извлекать из каждой мелочи радость и счастье. Приведет обязательно к гармонии. И человека. И мира. Я относила себя к эпикурейцам. < И теорию гедонизма применяла к себе. > И добавляла к ней множество своих практических умозаключений. Например, я была уверена, что полное одиночество – это обязательная основа наслаждения. Только исключение какой-либо привязанности может привести к истинному