Орлы смердят

А. А. В ваших текстах часто используются образы: «По крайней мере, в первое время в нашем постэкзотическом мире <…> нет глагола <…> есть образ места или ситуации, и лишь образ имеет значение. <…> Он самодостаточен, и его, может быть, достаточно нам. Затем появляется голос, но голос — позже». Так рассуждает один из персонажей «Писателей», Мария Труа-Сан-Трез. Она излагает теорию образа, подкрепляя ее списком кинематографических сцен. Какие у вас взаимоотношения с этими фильмами?

А. В. Образ — основа всего. Мы хотим рассказывать истории, которые являются прежде всего продолжением образов, и мы используем все литературные средства, чтобы добиться результата. «Лекция» о голосе и рождении образа, которую Мария Труа-Сан-Трез читает после смерти, — нечто вроде псевдофилософского бреда, в котором вырисовывается поэтичная теория безо всякого налета университетской серьезности. Фильмы, которые Мария цитирует, реальны. Я поначалу соблазнился идеей вымышленных режиссеров и ссылок, но потом мне показалось более эффективным апеллировать к чему-то известному. Там есть очень важные сцены, например, игра в шахматы со смертью в «Седьмой печати» Бергмана. Что касается Тарковского с его «Сталкером» и «Зеркалом», то на эти фильмы постэкзотическая литература откликается уже давно.

А. А. С самого начала нашего разговора мы поочередно приводим в пример книги, подписанные Мануэлой Дрегер, Антуаном Володиным, Лутцем Бассманом. Как вы сочетаете единство постэкзотического искусства и разные голоса его выразителей?

А. В. Речь идет о коллективном творчестве. Все строится на основе повторяющихся фрагментов, которые каждый писатель использует по-своему, не заботясь о правах собственности, проблемах плагиата или копирайта. Существует некий многоголосный художественный текст. Из него рождается новый текст, и так далее. Окончательно поставленная под ним подпись зависит от степени чуткости автора, от настроения, от оригинальных странностей, и при этом каждый из писателей постэкзотизма — в их числе и Володин — использует и перерабатывает элементы, уже смоделированные другими.

А. А. Лутц Бассман опубликовался позднее других? С чем связана такая задержка?

А. В. Лутц Бассман принадлежал к коллективу из семи авторов, которые подписались под манифестом «Постэкзотизм в десяти уроках. Урок одиннадцатый». В тот период моей издательской жизни нельзя было требовать от «Галлимара» большего, они и так блестяще исполнили свою роль, согласившись, например, в книге «Вид на оссуарий» сделать три титульных листа и на каждом указать в качестве авторов Антуана Володина, Марию Самарканд и Жана Власенко. Но тогда мои персонажи еще не обладали полноправным издательским статусом независимых авторов, которыми они являются сегодня. Лутц Бассман завоевал писательскую независимость текстами «Тюремные хайку» и «С монахами-воинами». Я не мог подписать эти книги своим именем. Его стиль повествования слишком жесткий. Если бы я писал «С монахами-воинами», я бы работал с текстом иначе. Для Бассмана характерно нежелание смягчать ситуацию. В тексте «Орлы смердят» очень заметна страсть к насилию. А также применяются излюбленные нарративные техники Бассмана: повторение сцен, которые заполняют пустоту, достраивают друг друга, повествуя об одном и том же, но с разночтениями, — и этот факт смущает читателей, производит впечатление «дежавю».

А. А. Когда Лутца Бассмана напечатали в «Вердье» два года назад, вы отказались говорить от его имени. Чего вы боялись? Быть обвиненным в литературном мошенничестве?

А. В. Вот если бы я пытался заставить всех поверить в то, что Лутц Бассман, Мануэла Дрегер и Элли Кронауэр — самостоятельные личности, тогда можно было бы обвинить меня в мошенничестве. Мои персонажи родом из художественного творчества, они существуют в литературном измерении, но не претендуют на полуобщественную тайную жизнь в реальном мире. Здесь я не допускаю никакой двусмысленности. За всеми книгами, подписанными Мануэлей Дрегер, Лутцем Бассманом, Элли Кронауэром, стоит лишь один физически воплощенный человек — тот, с кем вы разговариваете. А на литературной арене действуют разные, независимые, писатели. В идеале текст должен существовать сам по себе, вне индивидуализации, которая зачастую ведет к тому, что автор использует право голоса за пределами своих книг, занимается их рекламой и объяснением, бесконечно переливая из пустого в порожнее. Когда вышли первые книги Бассмана, голоса автора слышно не было, это был мой сознательный выбор. Зато многочисленные активисты провели потрясающую работу, организовали выступления и презентации, уличные спектакли, смастерили разные коллажи, создали творческие группы друзей в Сети. Мы знаем, насколько эффективны такие методы. Поэтому теперь я готов высказываться от лица Лутца Бассмана, такой подход мне более близок. Однако для меня он вновь поднимает проблему общественного статуса писателя. Володинский писатель, каким он изображен в «Писателях», личность не медийная. Это бедняга, творящий литературу в тени, вдалеке от общества; он отнюдь не сверхчеловек, скорее недочеловек, и он противоречит образу современного писателя, красноречивого, удобно устроившегося перед микрофоном. Но заметьте, современный писатель не является для меня мишенью: «Писатели» — это не памфлет. Врага ищите в другом месте!

Перевод Аси Петровой.