Наш друг Димка

Пришлось пакет ставить на стол. Пока Карл открывал вторую

непочатую бутылку, я нарезал Полкану ещё колбасы. Карл

экспроприировал часть, уже порезанную, на «зажевать».

- 90 -

– Вот говорят: «террористы, террористы…» Я так понимаю,

что пора нам слово «террористы» заменить на слово

«вымогатели».

С точки зрения глобальной психологии, это правильно для

«объективного

отражения

действительности

с

целью

формирования

реалистического

восприятия

мира

индивидуумом…».

Ведь что получается? Террора нет как такового. Ибо не

провозглашены ни цели ни задачи структуры или структур,

руководящих и проводящих акты, которые можно было бы

отнести к террористическим.

Реально мы же наблюдаем ситуацию, при которой одна сторона

с помощью методов устрашения выбрала путь улучшения своей

жизни за счет другой стороны путем запугивания её и понуждения

её в действиях по пути «поделитесь с нами, но мы работать всё

равно не будем».

Запугиваемая

сторона,

задекларировав

принципы

«человеколюбия», попала в угол, ибо она не может, не имеет права

заставить работать терроризирующую сторону силой. Ибо это

значит – отойти от гуманистических, ранее провозглашенных ею

же принципов, поэтому вынуждена делиться деньгами с

запугивающей стороной в виде гуманитарной помощи, либо в виде

инвестиций, либо в каком-то другом виде в то время, как

запугивающая сторона будет петь и плясать, – толкая речь, Карл

изредка смотрел то на меня, то на Полкана. – Таким образом, мы

наблюдаем обычный «рэкет», который мы в полной красе уже

наблюдали не раз с тобой и во многих местах.

Он посмотрел на меня, потом на Полкана и продолжил:

– И не надо говорить ни о религиях, ни об убеждениях, надо

вещи называть своими именами – «рэкет». Понуждение. Кстати, в

свое время уже была такая ситуация, но Иосиф Виссарионович

нашел в себе силы пойти по пути «не хотите – заставим».

Да! Наказывали за язык! Наказывали. А Петр Великий –

«Слово и дело»! Сколько народу он согнал на строительство … в

итоге Ленинграда, кораблей, танков, турбин? Почему никто ему не

отдает первенство и авторство по ГУЛАГам?

«Не работать сытому лучше, чем работать голодному» – это

ясно. Но! Голодный, работая, становится сытым, а сытый, не

работая, становится голодным и начинает работать. О! Как!

Он опять посмотрел на Полкана.

- 91 -

Я слушал это уже не в первый раз. Не в первый раз это всё

слушал и Полкан.

– Таким образом, общество имеет два пути развития: либо

заставить всех работать, либо убедить всех работать. Заставить –

нельзя, убедить – некому. Все работать не хотят.

Религия не работает, поскольку её представители под золотыми

куполами тоже не работают.

Путь один – война или борьба. Либо война между собой. Либо

борьба за выживание.

…Поэтому нам очень нужна планета «Х», или Набиру, либо

хоть Заберу, либо Отберу, чтоб уничтожить всё и «всё начать с

начала», чтоб народ понял, что надо работать.

…Вот, как я!

…Когда я копаю картошку, некоторые прохлаждаются в

тенёчке. Ни физической, ни моральной, никакой тебе помощи, а

потом… а потом едят колбасу, которой в итоге на всех не хватило

и которую они не заработали, а получили в результате

вымогательства или террора. Суть одна!

… И, прохлаждаясь, они ещё делают вид обиженного и ходят,

всем рассказывают, какие они несчастные, как им плохо, вызывая

жалость и желание пожалеть их – несчастных. Это ли не великое

лукавство?!..

И они же являются «поющими и танцующими»

вымогателями, рэкетирами, которые готовы петь дифирамбы

любому, у которого больше колбасы, что на сегодняшнем языке

звучит как – террорист. Вот!

Карл посмотрел на Полкана, на меня и пошел сливать воду с

картошки.

Я остался сидеть там, где сидел, и резал сало. Полкан перешел

от калорифера к креслу, где раньше сидел Карл, и смотрел на него

влюблёнными глазами.

Любит – не любит!

Я услышал топот Бендрикова, демонстрирующего свою

приверженность к чистоте обуви на моём крыльце, как только

успел присесть на табуретку в предвкушении сладостного чувства

снятия берцев и шерстяных носков. Грела мысль о диване с такой

- 92 -

знакомой выемкой, которая способна усыпить меня в любом

состоянии.

– Смотрим – приехал! – радостно улыбаясь, изрёк Карл, стоя в

открытых дверях и пропуская вперёд Полкана.

– Ага! – грустно ответил я, расставшись с надеждой на тихий

вечер и демонстрируя крайнюю усталость и желание спать.

Я скинул обувь и перешел к дивану, а Карл сел на мой табурет

и вытянул ноги.

– Ага! – повторил я и от того, что надо сказать что-то ещё,

добавил, – холодно что-то!

– Вот и я говорю, что вовремя приехал, дожди шли, а теперь и

холода будут. Холода будут, а ты – дома. Здорово это. Пойду дров

принесу, печку затопим, расскажешь, что да как, – он встал,

намереваясь идти.

Полкан даже не пошевелился, а оно и правильно – один дрова

принесёт, а по крыльцу в грязных лапах шастать – не дело.

– Ну, как ты тут без меня? Осточертело всё? – спросил я его,

сделав сострадательно–нежное выражение на своём небритом

больше месяца лице. Полкан поднял и опять положил голову на

лапы, что, видимо, означало: «как ни скажу – неточно будет».

– А я тут без тебя повеселился, повеселился, – Карл ввалился в

дверь, высыпая охапку дров у печки, и, не разуваясь, присел

вынуть из-под печки лучину, – думаю, дай посмотрю, что ты там в

этом компьютере находишь. Включил. Всё получилось. А ты

знаешь, всё-таки чертовски я талантлив! На второй день уже был

в нём как дома.

Только вот уже недели две как ни включу его – ничего не

получается. Даже скучно без него стало. Привыкаешь, едри его

корень, как к любовнице. И знаешь, что не своё, а тянет. Тянет,

едри его, компьютер этот.

– Деньги закончились, наверное, – я уныло смотрел на

разгорающийся огонёк.

– Деньги? Вот бы не подумал, – Карл пересел на табуретку.

– Это почему «не подумал бы»?

– А кто его знает? Не подумал ведь, вот и «не подумал бы».

… Ну, я же не подумал, когда он артачиться стал, про деньги?

Не подумал! Вот и «не подумал бы». Мне кажется, всё ясно. А ты

это?.. Дорогой-то «нз» прикончил? Или обратно привёз?

– Привёз обратно. В машине.

– Ты, пока истома по телу не пошла, дошел бы, а я с тобой

пойду, до дома добегу, у меня там перекусить есть. Быстренько. А?

- 93 -

– Не надо. У меня всё есть в машине. Даже Полкану купил.

Правда, уже здесь покупал. Ему без разницы где, ему бы внимание

было. Так ли?

– Так, так! Ты иди, иди, а то разморит с холода-то в тепле. Не

хватало мне ещё по чужим машинам в темноте рыться. Так ли?

– Дразнишься?

– Да нет! Просто рады мы, что ты вернулся.

– Спалил, говоришь, денежки с компьютера? Да и!.. Жили

месяц без него – проживём! Повеселил, говоришь, он тебя? Вот и

ладно! Пойду. Пусть Полкан «за встречу» с нами в тепле

почавкает.

Я вышел на улицу. Быстро набегающая темнота уже обхватила

всё вокруг, и от этого казалось, что мир стал меньше, уютнее,

спокойнее. Возможно, поэтому в детстве мы прячемся под одеяло и

там чувствуем себя в безопасности. Потом для безопасности нужно

много света, поле, много народа.

А потом опять маленький мирок с трещащим камином или

печкой, кружочек света от лампы на столе или экран монитора, но

обязательно, чтоб на плечах была темнота, сумрак и тишина.

Поглядев на небо, решив, что завтра дня не будет, поскольку