Иллюзия вечности

– Ребята, помогите погрузить в машину это… – он замялся, заглядывая мне в лицо.

– Конечно. Подождите, – я постарался избавить его от объяснений. Мы поняли и без слов, что это за мешок, поэтому, подхватив его за концы с двух сторон, понесли к машине.

Мешок был тяжел. Целлофан противно скользил в ладонях, и приходилось напрягать все мышцы, чтобы не выронить его. Доковыляв до машины, мы осторожно запихнули мешок на заднее сиденье.

– Куда вы его? – Сашка старался не смотреть в измождённые глаза мужчины.

– Отвезу на Троекуровское кладбище. Там её мать лежит. Похороню по-человечески. Иначе не смогу дальше жить, – голос незнакомца дрожал.

– Одному с этим не справиться. Вам помочь?

– Спасибо парни, но я должен сделать это сам. Так мне будет легче. Спасибо, – шершавой мозолистой ладонью он пожал нам руки и забрался в машину.

– Удачи вам, – мы попрощались с человеком и помахали вслед удаляющемуся автомобилю.

Какое-то время мы шли молча, погрузившись в размышления.

– Моих без меня похоронили, – Сашка, нахмурив лоб, говорил на ходу, – дядя Женя рассказывал. В той больнице так предложили, ну… я и согласился. Не могу я видеть их мёртвыми. Не могу, – он остановился и посмотрел на меня.

– Понимаю, мой друг, – я тронул его за руку, увлекая дальше.

– Ты сделал то, что должен был сделать. Это тяжелый ритуал. И не каждый способен его пройти. Сейчас мало кто хоронит. Церкви покойников вряд ли отпевают. Поэтому, ты простился с ними так, как твоё сердце подсказало. Бог даст, мы найдём могилы, и ты навестишь их. А сейчас не вини себя ни в чём. Теперь не время посыпать голову пеплом. Потом мы примем всё должным образом и ещё сотню раз раскаемся в содеянном.

– Ты прав… как всегда прав. – Он старался подавить дрожь в голосе. – Будем жить во имя тех, кто уже не с нами.

– И во имя тех, кто ещё может быть с нами, Саша.

– Да…

До дома родственников моего друга мы прошли пешком. По пути вновь встречали многочисленные военные патрули и с тоской взирали на унылые лица молодых солдат. Некоторые из них были серьёзно больны.

Пару раз наблюдали, как в припаркованные у дверей больших магазинов грузовики, солдаты загружали коробки с товаром. Сашка по ходу разок пошутил: «А нам коробочку можно?». После чего офицер, стоявший рядом, приподнял в нашу сторону дуло «Калашникова» и шутить расхотелось.

По-прежнему двери всех магазинов, за исключением некоторых продовольственных, были закрыты и опечатаны. Теплившаяся во мне надежда законным путём разжиться батарейками для аудио-плеера стремительно таяла.

– Вечером раздолблю витрины к такой-то матери, – я злился. – Это же надо было объехать всё, опечатать. Потратить столько сил и времени, чтобы собственным гражданам оставить прелестную дулю! Да нам же и не надо ничего, правда?! Остается ведь воздух. Совершенно, причём, бесплатно!.. Ты чего-нибудь понимаешь, Саш? Что за дерьмо происходит?

– Сделаем это… Разобьём и залезем, – без тени иронии конкретизировал мой друг.

– Ты авантюрист, Астафьев. Это не серьёзно… Нас пристрелят. Представь рапорт на столе Президента вечером: «В столице всё спокойно. Забрали жрачки в достатке. Собрали трупы. Мимоходом пустили в расход двух придурков, проникших в торговую сеть за пальчиковыми батарейками. Пост сдал».

Саша расхохотался.

– Давай подождем, Стаф. Может это временно. Позже откроют. Холодно станет, и откроют. Одежду и всё такое. Им в количестве уже произведённого товара слишком жирно.

– Чушь полная, но как скажешь. Без тебя всё равно не пойду на кражу. А вместо плеера меня пока слушать будешь. Пою то хорошо. Ла-ла-лааа, – он затянул ужасным голосом и побежал скорей от моего пинка.

Я, смеясь, помчался за ним следом.

Через несколько минут мой друг вернулся к оставленной теме:

– А если не откроют? Филин, давай рискнем! Короткая ходка. Как приключение! Ничего страшного, уверен, не случится. Зачем им нас стрелять? Если поймают, заберут всё назад и отпустят через пять минут. Что они звери что ли?

– Вот ты присел, как прыщ! Не знаю… Может позже.

– Да когда позже? Сейчас-то уже поздно. Мы с тобой скоро вообще без запасов останемся. А если так и продолжится? Вояки всё перетаскают со складов. С чем нам жить? Все равно придется красть. Так сейчас ещё есть что.

– О-о-о! Саша! Я тебя придушу, блин! Мёртвого достанешь… Ладно, уговорил. Чёрт с тобой! Не жалко собственной задницы, давай! Мне, кроме тебя дурака, всё равно терять нечего.

Он аж подпрыгнул: – Молодчина, Филин! Клянусь, у нас дело пройдёт как по маслу!

Мы ударили по рукам. Сашка словно расцвёл. Он напевал песню под нос, пританцовывал и постоянно хлопал меня по спине. Я не видел повода для радости. Меня, напротив, тяготила мысль о предстоящем взломе. Пороки воспитания, плюс инстинкт самосохранения. При одном только упоминании об этом портилось настроение, и охватывало неясное беспокойство.

В доме дяди моего друга, мы заскочили в угловой продуктовый магазин. Работала только одна касса. У входа сидел, покуривая сигарету, внушительных размеров милиционер. Пройдясь по торговому залу, мы обнаружили, что являемся единственными покупателями в эту минуту. В воздухе витал сладковатый запашок гниения.

Загрузив в тележку продукты, я подошёл к молодой кассирше.

– Девушка, мы батареек не нашли, – я выкладывал рядом с кассой поклажу.

– А все остальное, типа, нашёл что ли? – она усмехнулась.

– Очень смешно.

– Ага. Обхохочешься, – она стала брать наши продукты и устанавливать на неработающий конвейер. – Скажите спасибо, что хоть это есть.

– Спасибо, добрая фея, – ответил Сашка ёрничая. – И почем волшебные товары? Или в вашей сказке уже наступил долгожданный коммунизм? Почем, так сказать, у вас опиум для народа?

– Слушай, умник, знаешь сколько тут таких ходит?! Мне вообще всё равно есть деньги, нет их. Не я устанавливаю правила.

– Она чуть повысила голос, и встрепенувшийся милиционер повернул физиономию, даже приподняв объёмный зад со стула. Она умиротворяюще махнула в его сторону, и тот, удовлетворённо крякнув, приземлился обратно.

– А чего ж ты тогда сидишь здесь, вместо того, чтобы собой заниматься? За зарплату наверно?

– Может, хватит хамить?! Какая ещё зарплата? Мне податься некуда, понимаешь ты? Все мои уже там, – она махнула рукой на потолок. – Предложили, я и сижу. Плохо мне одной. А еще такие, как ты, в душу лезут… Давайте валите отсюда. Не надо мне ваших денег, – она сгребла руками продукты к концу прилавка.

Я толкнул смущённого друга и тот начал паковать товар в пакеты. Потом взял с края кассы карандаш и написал на первой попавшейся бумажке Сашкин телефон и наши имена под ним.

– Возьми это, – я протянул девушке бумажку. – Здесь наши координаты. Когда достанет всё – звони, будем рады слышать. – Незаметно я пнул Сашкину ногу под прилавком. Тот, не поднимая глаз и делая вид, что страшно озабочен процессом укладывания продуктов в пакеты, пробормотал: – Конечно, конечно…

– Спасибо. Может, и позвоню, – она расслабилась.

– Звони обязательно. Вместе будет легче. – Я подхватил несколько пакетов, остальные взял мой друг, и мы пошли на улицу.

Блюститель порядка проводил нас взглядом, не сочтя нужным проявлять излишнюю физическую активность.

– Зачем ты дал ей наш телефон?

– Жалко стало. А ты что случайных связей боишься? Напальчник оденешь.

– Не смешно… Просто мне она не понравилась. И тебе это не к чему. У тебя Ольга есть.

– Послушай, брат – не путай карты. Всё это не в этом смысле, в котором ты себе представляешь. Просто она может быть частью нашей… тусовки. Не подберу слово. Мы должны держаться вместе с другими живыми. Ты что забыл? Мы же говорили об этом. Чем больше нас будет рядом, тем реальнее шансы выжить. Со временем, чем чёрт не шутит, коммуной этакой заживем. А то и детей нарожаем! Или ты в монахи собрался?

– От кого ты себе детей насочинял не знаю, Филин, но матери своих я в ней не увидел. У нас с тобой речь шла о друзьях, ясно? О тех, с кем пообтёрся раньше. Эту барышню первый раз вижу, и надеюсь последний. С чужими риск, Андрей. Детям малым еще в детстве доводят, что чужих надо сторониться. Ты, видать, прослушал… Пока кушал.