Холодные ключи (Новичок) (ЛП)

— Матвей? Вас зовут? Матиас?

Артём нашёл на земле раздвоенную ветку, подцепил ей куртку и отдал ветку Блейелю. Наконец–то можно было опустить руки. В это время Ак Торгу и Соня завязали беседу, постоянно кивали и говорили «да, да, да». Артём вступил в разговор, явно с удачной шуткой.

— I will learn, I will learn, [26] — прошептал Блейель. Певица почти отвернулась от него, глядя на брата с сестрой, но по крайней мере стояла рядом. Он жадно втянул воздух, хотя от мокрой шкуры разило псиной. И, когда она взглянула на него, он воспользовался шансом, невзирая на то, что Соня ещё говорила с ней, и, насколько позволила палка в руке, указал на её инструмент:

— Кай–комус!

Победа! Она снова повернулась к нему, подняв лютню:

— Ой! Кай–комус, yes. Шорский. Здорово! Very good, Matthias! [27]

— I love it! I love the sound. The way you play it. [28]

— Кай–комус? Thank you very much. — и она с улыбкой указала на его ноги, — сапоги. Very good here. [29] Сапоги, yes?

— Oh. Gumboots. A long story. But it's such a pity you couldn't play more today. [30]

Она пожала плечами.

— Дождь. Rain.

— And your voice! Your two voices. It's just — I never — never in my life… [31]

— Мистер Блейель на девятом небе, — перебил Артём, — простите за вмешательство, но рэйн прекратился и уже поздно. Надо бы подумать, как нам отсюда выбраться. То есть, из Таштагола.

Соня и Ак Торгу снова заговорили друг с другом.

— Мне кажется, можно остаться и здесь, — сказал счастливчик.

Певица вышла из–под балдахина, раскинула руки и произнесла по–русски:

— Приглашаю вас с собой, поедете?

— Ого, ого, ого! — заухал Артём, и она, обратившись к Блейелю, кивнула: «в Чувашку».

— В Чувашку?

— Ну! В Чувашку. You come? [32]

— Oh, yes. I mean — да. [33]

Она снова дотронулась до его руки, показывая, что можно отложить ветку. И, пока дамы обсуждали частности, Артём объяснил.

— Значит, она сказала, что приглашает нас в Чувашку, это вроде шорская деревня. Если я правильно понял, она живёт там с родителями.

— Просто чудесно!

— Погоди–ка минутку, я послушаю, что там говорят дамы.

Главное теперь — не проснуться, подумал Блейель и поглядел наверх, в мокрую черноту сосновых иголок.

— Действительно. Чувашка. Она говорит, что была бы рада. Этот дождь свёл нас не просто так. И такой странник с нами. Это она верно подметила, а, Матвей?

Он не ответил.

— Но мы должны, говорит она, быть готовы к более чем скромному жилищу.

— Ну конечно, естественно!

— И если у нас будет время и желание, и если погода не испортится — то завтра мы можем поехать с ней к Холодным ключам.

— К Холодным ключам.

— Да. Священное место. Там можно увидеть духов.

Он отбросил ветку и обеими руками обхватил свободную руку певицы:

— Ак Торгу, I am so [34] — спасиба, спасиба!

— Одну минуточку. А что, если мы с сестрицей не можем поехать? Завтра понедельник.

— Да, но…

— Catalog Services, — ухмыльнулась Соня. — Фенглер.

— Но с Галиной можно же… разве нет?

— С Галиной много чего можно, — ответил Артём и пригладил влажные волосы. — С другой стороны, какой у нас выбор? Мы застряли в Горной Шории, автобус наш ушёл, и, как нам известно, наш питомец, Матвей Карлович, без нас пропадёт.

Но в этот момент питомец не пропал, а углубился — пожирая глазами певицу, разговаривающую по мобильному телефону.

Мечта и реальность, мобильная связь и волчья шкура. Только бы не проснуться!

Её лицо — оно выглядело немного не так, как он помнил. Но не менее красивым! Щёки округлее, лоб более выпуклый. Её глаза, он запомнил их почти чёрными — ошибка. Скорее светло–карие. Орехового цвета. Похожи на его собственные. Но в азиатском варианте. И она оказалась меньше ростом, чем он думал. Ему помнилось, что она не ниже его самого — но он оказался на полголовы выше. Матиас Блейель был метр семьдесят восемь ростом. Её голос, тише, чем можно было предположить по песням. Зато смех — заразительный, сокрушительный. Зажав в одной руке телефон, а в другой инструмент, она слегка покачивалась. Её одежды, туника и широкие штаны тон в тон, и пояс, с узором из тонких полос; в основном красного цвета, но были ещё чёрный, зелёный, белый и жёлтый. Её тело — не смей и думать о нём! Её светлые мокасины рядом с его сапогами. В месиве из грязи и сосновой хвои.

Она раздобыла машину у здешних друзей, у которых она собиралась переночевать. Старые белые «Жигули». Прямой наследник лошадиных саней в наших широтах, как выразился Артём. Потом выяснилось, что ни у него, ни у Сони, ни у Ак Торгу не было прав.

Блейель, скрючившись, сидел за баранкой и сосредоточенно глядел на дорогу. О гидроусилителе руля не было и речи. Мотор громкий, но чахлый. Рычаг скоростей расхлябанный и непослушный, зато увенчан прозрачным кристаллом, из которого к небесам кротко взирала какая–то святая. От малейшей неровности на дороге пассажиров немилосердно трясло, и что обувь новичка плохо сочеталась с педалями, особой роли уже не играло. Поначалу он судорожно извинялся за причиняемые неудобства, но скоро заметил, что они покорились судьбе, словно привыкли к гораздо худшему. Без умолку они взбудораженно трещали по–русски. Теперь Артём почти ничего не переводил.

Гость в качестве шофёра, подумал он. Наконец–то он мог возместить хотя бы малую толику того, что он им должен. Это хорошо.

В Чувашку. Единственное, что он теперь слышал в свой адрес — куда ехать, но и это случалось нечасто. Ведь он находился глубоко в бескрайности, и спасибо, что тут вообще есть дороги. Как он понял, деревня находилась в сотне километрах от Таштагола к северу, это напрямик. Но другого пути, кроме огромного крюка на запад, через города Новокузнецк и Мыски, не было.

Новокузнецк. Мыски. Привычные ориентиры для довольно большого количества народа. Так тоже можно посмотреть на вещи. Артём сказал, что Новокузнецк даже крупнее Кемерово. И Блейель повторял, тихо и радостно, я здесь, я приехал.

Холодные ключи. Священное место, больше ничего ему не рассказали. Ну и что? Он теперь рядом с Ак Торгу, она сама, во плоти сидит за ним. Вершилось чудо, прямо сейчас, и оно не прекратится, если он только не окажется так глуп, чтобы от неги потерять из виду шоссе или отпустить упрямый руль. Ак Торгу приведёт его к Холодным ключам. Хоть бы погода не испортилась. Затянутое тучами небо кое–где прояснялось, по лужам на крошеве асфальта бежала рябь от вечернего ветерка. Там можно увидеть духов, сказал Артём о ключах. Он верил. Но разве здесь он их не видел? Разве это не они проносились мимо стёкол, с сумеречных холмов и из затуманенных полей, рожицы теней, тёмные вихри? Вся дорога проходила по стране духов.

Но в двух местах лесная стена резко обрывалась, уступая место испоганенной пустыне, залитой холодным светом — кратеры, кучи мусора, а сбоку выступали трубы, заводские башни или домны. От этого вида у Блейеля щемило в груди; торжественного чувства, как в парке чудес в Кемерово, не возникало. Он, насколько это было возможно, разгонялся, пока мерзость не оставалась позади, и успокаивался, только когда на протяжении нескольких километров таких ран больше не показывалось. Спасение — в масштабах, думал он. В невообразимом просторе запросто пропадали целые Рурские области. А если свернуть с дороги, то пройдешь чуть–чуть — и попадёшь в глухомань.