Последний сторож

Очнулась она в постели оттого, что кто-то нежно целовал ее в рыло. Как выяснилось позже, Кейн после происшествия приказал отвезти Соню не в больницу и не к ветеринару, а в маленький элегантный мотельчик в Нью-Джерси, который, само собой, тоже принадлежал ему. Именно там, над Гудзоном, неподалеку от Энглвуда, начался их роман. Кажется, я уже упоминал, что Сонин английский сильно хромал. Но кто знает, не этот ли изъян стал причиной ее небывалого успеха в качестве эстрадной попсовой звезды. Уже через неделю после появления на рынке ее первого сингла «Доктор Визг» стало ясно, что Кейн победил, а американская молодежь обрела нового кумира.

И критики, и простые меломаны были едины в своем мнении. Магнетизм личности Сони, ее необыкновенный, хватающий за душу голос, неотразимая экспрессия позволили миллионам молодых и многообещающих американцев разорвать ненавистный корсет пуританского хип-хопа и в ритме тяжелого визга в десятках концертных залов и на тысячах дискотек дать выход своим наиболее интимным естественным потребностям.

Гений Кейна и благородный артистизм Сони нашли самое полное воплощение в изысканном, поэтичном видеоряде «Пигмалион И», где были запечатлены восемьсот эротических позиций. Представленный на осенней экспозиции в Метрополитен-музее, этот шедевр стал путеводной звездой в искусстве нового миллениума. Признаюсь, даже сейчас, когда я об этом говорю, мне трудно сдержать волнение. Бог мой, что это был за хит! Без ложной скромности могу сказать, что я очень много сделал для Сониного успеха. Она частенько называла меня своей музой. Мы почти ни на минуту не расставались. Ведь даже на сцене я всегда находился при ней, держа в кулаке конец цепочки, а в карманах сахарок, который она обожала. Мы оба были молоды, ночи были жаркими — стоит ли удивляться, что в таких обстоятельствах между нами начало зарождаться чувство?

Преградой на пути к нашему счастью стал стареющий и все больше озлобляющийся Кейн. Соня никогда не была с ним счастлива. Очень скоро она поняла, что Кейн ее не любит. Он просто нуждался в Сонином успехе для удовлетворения своих ненасытных амбиций. Ему не терпелось отыграться за поражение на выборах. Он хотел доказать всему миру свою правоту. В постели был груб и эгоистичен. Уже через полгода после свадьбы Соня оказалась на грани нервного срыва. Начала пачками глотать антидепрессанты, но вскоре вынуждена была бросить, поскольку прибавила в весе восемнадцать кило. Впрочем, не так уж они и помогали.

Светом в конце тоннеля стал для нее Интернет. Каждый день Соня заходила в «чат-рум» и благодаря этому узнала, что не одна она такая, что на свете много других свиней, оказавшихся в точно такой же или схожей ситуации. Через Интернет она подружилась с сибирской свиньей Таней, которая вылетела из полуфинала объявленного Fox-TV конкурса на претендентку в жены мультимиллионера. У Сони было доброе сердце: сама находясь в глубокой депрессии, она пыталась всячески поддерживать Таню. Все напрасно. Таня бросилась с моста «Золотые ворота» в Сан-Франциско. Тела ее не нашли. Соня тяжело это пережила. Я делал что мог, чтобы ее приободрить. Но с тех пор как она перестала выступать и Кейн перебрался в замок, мы не могли уделять друг другу много времени. Кейн счел образование Сони законченным, поблагодарил меня и перестал платить, но согласился на мое присутствие в замке в качестве консультанта. Тайком встречаться с Соней я мог, только когда Кейн смотрел свои фильмы, постоянно одни и те же. Он запирался в огромном кинозале и часами просиживал там в одиночестве. Когда крутили «Унесенных ветром», в нашем распоряжении было четыре бесценных часа.

Что мне еще вам сказать? Знаете ли вы, что такое любовь эквадорца? Я завидовал ошейнику, который мог постоянно к ней прикасаться. К счастью, моя квартира была неподалеку от резиденции Кейна. Задолго до прихода Сони я не находил себе места. Как безумный кружил по спальне. Бросался на постель и вскакивал, стаканами глушил текилу и не пьянел. Кровь закипала у меня в жилах. Я представлял себе, что она делает в эту минуту, как смотрит на часы, принимает душ, распахивает дверцы шкафа и, слегка наморщив лобик, раздумывает, что бы такое надеть. За час до назначенного срока я уже ждал у окна. Увидев наконец, как она бежит через развалины Колизея, прикрывая шалью лицо, чтобы никто ее не узнал, я бросался к двери. Я уже издалека чуял запах ее духов, доводивший меня до безумия. Набрасывался на нее молча, со страстью сродни ненависти или отчаянию. Обнявшись, мы падали на постель. Предварительные ласки я сводил к минимуму. А потом… потом мир переставал для меня существовать. Кровь ударяла мне в голову, я кричал и плакал, она кричала и плакала, вторя мне, и наконец мы вместе тонули в судороге наслаждения. Потом долго лежали, тесно прижавшись друг к другу. Иногда случалось, что оба проваливались в сон, но лишь на минуту-другую. Мы не хотели терять ни одного мгновения. Строили планы на будущее. Мечтали всегда быть вместе, болтали о самых будничных вещах: где станем жить, как устроим наше гнездышко. Я рассказывал ей об Эквадоре. Мы знали, что не можем иметь детей, но ведь можно взять ребенка на воспитание. На свете столько бедных несчастных сироток, которым не грех подарить капельку любви. А потом… потом пора было расставаться. Когда я провожал ее до двери, мы оба рыдали. Я умолял Соню бежать со мной. Но, господи мой боже, что я мог дать ей кроме любви? Я был беден. Все полученные от Кейна деньги я вложил в акции, которые со дня на день падали в цене. Соня привыкла к роскоши. Носила одну из знаменитейших фамилий на земном шаре. Была Соней Кейн. Имел ли я право требовать, чтоб она отреклась от своего богатства? Я жутко исхудал, потеряв в весе что-то около тридцати фунтов, костюмы на мне висели как на вешалке. Соня, разрываемая двумя противоположными чувствами — любовью и супружеским долгом, исполнения которого Кейн требовал неукоснительно, тоже была в ужасном состоянии — все чаще, не в силах сдержаться, разражалась рыданиями.

Как-то в очередном припадке истерики она рассказала мне, чего от нее требует Кейн в постели. Этот человек был мерзким извращенцем. Я хотел убить его, но Соня не позволила. Я переживал адские муки ревности, а Соня начала пить — я ее понимал. Она не в состоянии была, да и не хотела отказаться от великой любви, но в то же время боялась упустить причитающуюся ей долю богатства Кейна и в особенности часть его легендарной коллекции бриллиантов. Соня страшилась мести старого деспота. Она прекрасно помнила свое детство. Грязное корыто и вкус разваренных картофельных очисток. Время шло. Я не знал, что предпринять. В голову то и дело приходила мысль о самоубийстве. И тогда само небо послало нам выход.

Замок подвергся сущему нашествию крыс. Кейн приказал с ними покончить. В неимоверных количествах был закуплен стрихнин. И тогда я сказал Соне: это наш последний шанс. Соня долго сопротивлялась, твердя, что я сам учил ее десяти заповедям. Не хотела брать грех на душу, у нее были дурные предчувствия. Я горячо убеждал ее, что поступок, совершенный во имя большой любви, никакое не преступление, что мы исповедуемся, покаемся, и милостивый Господь наверняка нас простит. В конце концов она признала мою правоту. Неделей позже она возвращалась от меня, неся под шалью полную баночку отравы.

Спустя день после оглашения результатов лотереи Соня приготовила мужу его любимое блюдо — венгерский гуляш с клецками. Сама спряталась под кроватью и стала ждать. Когда начались конвульсии, она проглотила целиком всю коллекцию алмазов, четырнадцать черных жемчужин и полкило бриллиантов.

Тиран умер, но самое худшее нас еще ждало впереди. Врачи, правда, ничего не заподозрили, но береженого бог бережет. Мы решили несколько дней не встречаться. Во время погребальной церемонии я мог только издалека смотреть на Соню, бледно-зеленую от недосыпа и несварения желудка. Для меня это был ад кромешный. Вас, возможно, удивляет, зачем я признаюсь в соучастии в убийстве. Сейчас это не имеет уже никакого значения. Доказать ничего не удастся. Кейна кремировали, а прах его развеяли над пустыней. Я не испытываю угрызений совести. Ни о чем не жалею. Кейн был человеком без совести. Я его ненавидел. Но теперь я не держу на него обиды. Сейчас он предстал перед судом Божьим. Когда вскрыли завещание, оказалось, что все свое баснословное богатство Кейн отписал институтам, фондам и университетам, занимающимся проблемами моды, главным образом Гарвардскому университету, первым представившему пятилетний проект по изучению истории, эволюции и психологии моды. Остатки пошли на стипендии наиболее талантливым манекенщицам и дизайнерам, которые поведут за собой мир в XXII век. А замок он распорядился отдать под музей его памяти. Соне этот подлец назначил только скромное ежемесячное содержание. Но наше будущее было обеспечено, во всяком случае мне тогда так казалось. Исчезновения коллекции в тогдашнем балагане никто не заметил.