Моя лю... (си)

- По поводу всего: людей не дают, качество комплектующих не улучшается, а план растёт. Ну, их - надоело! - махнул рукой мастеру. - Сам-то как? Жив-здоров? - и, как бы давая подсказку, добавил. - Наверняка, температура была, врача вызывал, и есть больничный лист.

Лялин опустил голову:

- Я абсолютно здоров.

- С родственниками что-нибудь случилось или, не дай Бог, с родителями?

- Нет, с родителями тоже всё в порядке.

- Тогда что? - удивился мастер. - Получается - прогул?!

Произнесено это было с такой внутренней болью и сопереживанием, что у Лялина защемило в груди.

- Выходит, что так, - согласился Лялин.

- Придётся Вас наказать!

- Вот это правильно! - даже обрадовался Лялин.

- Как правильно?! Вместе с Вами лишат премии всю бригаду.

Лялин захлопал глазами.

- А Вы как думали: мало этого, ещё и тринадцатой зарплаты не будет. Послушайте, Лялин, либо Вы дадите мне слово, что больше не будете нарушать, либо...Короче, сами решайте.

Мастер ушёл. К Лялину подошёл гайковёрточник Акопянц и поинтересовался:

- Что, крепко досталось от мастера?

- Совсем не досталось, даже выговор не сделал.

- Вот, что за человек?! - воскликнул армянин. - Разве можно с нами быть таким добрым? Недаром его зовут Ваней-Петей!

- Почему Ваней-Петей?

- Да, потому, что он не рыба и не мясо! Характера нет у человека. Однозначно, пропадёт парень.

- Кажется, ты прав, - согласился Лялин, думая о следующем понедельнике - дне, когда, согласно программе, ему предстоит на рабочем месте организовать распитие спиртных напитков.

Но пока, слава Богу, была пятница и, следовательно, впереди Лялина ждали два дня отдыха, когда обо всём можно подумать, а главное - в субботу он должен встретить Олю и обязательно с подарком. Лялин мечтал о джинсах для неё, которыми торговали с рук прямо в вестибюле гуманитарного корпуса МГУ. Он блаженно улыбался, заранее предвкушая бесцеремонность, с которой Оля примет подарок, не поинтересовавшись ни его стоимостью, ни тем, откуда он достал деньги, что явится убедительным доказательством того, что Лялин ей не чужой человек, а ... , но об этом ему даже страшно было подумать!

Часть 4. Не выдать себя

- Ехать! Всенепременно ехать! - убеждённо говорил Артур Келептришвилли.

Нет слов, грузин, безусловно, гениальный человек, но со своим марксистско-ленинским "всенепременно" он явно перегибал палку.

- Ехать?! - изумлённо вскричал Лялин. - Зачем? Какой в этом смысл?

Лялин посмотрел на начальника бюро Дунина - свою последнюю надежду. Владимир Серафимович, как всегда в минуты умственно напряжения, исполнил несколько циклов поочерёдного моргания глазами и вдавливания указательным пальцем душки роговых очков, и спросил:

- В самом деле, Артур, если эта поездка не связана с предметом нашего исследования, то зачем Лялину ехать? А?

- Вы, значит, тоже наивно полагаете, что эта поездка бессмысленна? - спросил Келептришвилли, явно подражая Сталину.

- Пусть товарищ Келептришвилли объяснит нам свою точку зрения, а мы послушаем, - произнёс начальник бюро также на сталинский манер.

Товарищи развлекались в то время, как Лялину было не до смеха: для него вопрос стоял ребром - ехать или не ехать в зиловский двухдневный дом отдыха, путёвку в который Лялину вручил в конце смены мастер Петров со словами: "убедительно прошу вас поехать, отказ не принимается". Лялин, может быть, и рад был бы поехать, но как быть с Олей, которая завтра должна вернуться из "Вороново"? Если он уедет, то не сможет её встретить!

- Вы с-спрашиваете, зачем Лялину нужно ехать в дом отдыха? - задумчиво сказал Артур Келептришвилли, как истинный гений, не стеснявшийся думать в присутствии других людей. - Дело в том, что при разработке программы я сознательно не учитывал влияние фактора свободного времени на морально-психологический климат трудового коллектива, который, в свою очередь, тесно коррелирует с уровнем трудовой дисциплины. Нельзя исключать, что поездка в дом отдыха поменяет весь фон исследования. Не считаться с этим мы не имеем права. Нам необходимо знать, что будет происходить в этом доме отдыха.

- М-да, - сказал Дунин, - звучит весьма убедительно.

Лялин не выдержал.

- Как, что будет происходить?! - крикнул он в лицо Келептришвилли. - Известно что - одно пьянство и б..., и больше ничего!

- К-кто вам сказал такую глупость? - побелев лицом сказал Келептришвилли.

- Какая разница? Допустим, Акопянц сказал.

- К-кто такой Ак-копянц? Социолог?

- Нет, обычный гайковёрточник, но очень умный человек.

Келептришвилли устало улыбнулся, как улыбаются взрослые над высказываниями детей.

- С-свободное время остаётся свободным временем, - пояснил он, - Даже не смотря на пьянство и, как вы выразились, б... Для науки абсолютно не имеет значение то, чем объект исследования занят во в-внерабочее в-время. Лялин, настоятельно рекомендую почитать Маркса и, уже обратившись к Дунину, сказал. - За ночь я н-напишу дополнение к программе и н-новый вопросник. Потрудитесь завтра же передать эти материалы Лялину в дом отдыха. Х-хорошо?

- Сделаем, - ответил начальник бюро, провожая своего товарища и коллегу, готового не спать ради дела, взглядом полным восхищения.

Лялин сидел, будто придавленный чем-то тяжёлым к стулу. Судьба, кажется, разводила его с Оленькой. "Прости, меня, моя лю.." - только и успел подумать Лялин, как его перебил начальник бюро:

- Хотите таблетку валидола?

- Спасибо, нет. Со мной всё в порядке, - ответил Лялин.

* * *

Мрачный прогноз Лялина насчёт "сплошного пьянства и б..." в двухдневном доме отдыха оправдался на двести процентов. Едва вереница из десяти громадных автобусов отъехала от второй заводской проходной, как началось безудержное пьянство: пили все одинаково много, без различия возраста, пола и занимаемой должности.

Мастер Петров всё время держался подчёркнуто рядом с Лялиным. И в автобусе они сидели рядом. С задних рядов приплыла непочатая бутылка водки.

- О! - будто удивился мастер. - Будете из горла?

- Можно, - равнодушно согласился Лялин, считавший, что терять ему уже нечего.

- Есть предложение: сразу перейти на "ты".

- Почему бы и нет, мне без разницы, - опять согласился Лялин, стараясь погасить раздражение к Петрову, явно набивавшемуся к нему в друзья. Людей, домогавшихся его расположения, Лялин необъяснимо презирал.

Открыв зубами пробку, Мастер Петров предложил:

- Пей первым.

Лялин сделал небольшой глоток и вернул бутылку.

- И-эх! - залихватски крикнул Петров и одним махом ополовинил бутылку.

После небольшого молчания Петров сказал:

- Вот, смотрю на тебя, Лялин Егор, и не пойму: странный ты какой-то. Никак не могу раскусить тебя, в смысле понять.

- А что такое?

- Ну, как же - вроде ты из обыкновенной, рабочей семьи, а рабочей косточки в тебе нет ни грамма. И смотришь на меня, как будто изучаешь. Слушай, ты, случайно, не американский шпион? - сказал мастер и уставился на Лялина.

Не отводя глаз, Лялин на ощупь дотянулся до недопитой мастером бутылки водки и влил в себя всё содержимое, ни разу при этом не моргнув.

- Вот это да! - восхитился Петров, тем не менее, продолжая буравить Лялина.

- Ерунда, для меня это семечки. Значит, ты считаешь, что я американский шпион?

- Вроде того.

- Ты не прав, - сказал Лялин, обтерев губы рукой, - я не американский шпион, а ... английский!

После чего, забыв о времени, они гипнотизировали друг друга, будто вычисляя долю шутки в сказанном, пока оба не рассмеялись. Они хохотали долго, до боли в животе, до слёз, не находя в себе сил остановиться. Трясясь всем телом, мастер делал попытки спросить что-то ещё, но только задыхался, хрипел и, прося пощады, махал обеими руками. Первым успокоился Лялин.

Через некоторое время пришёл в норму мастер.

- Вот это - да! Давненько я так не смеялся! - сказал он, вытирая слёзы. - Что это такое было?