Голубая комната

— Когда вы оттуда вышли?

— В половине пятого.

— А когда расстались с братом?

— Незадолго до десяти.

— То есть, вопреки обыкновению, с десяти часов утра и до половины пятого вечера ни ваша жена, ни кто-либо другой не знали, где вас найти?

— Меня это не слишком волновало.

— А если бы, допустим, с вашей дочерью что-нибудь случилось… Ладно! Вы отправились ждать Гарсиа на выходе из мастерской.

— Да. Его заинтересовало мое письмо. Мы хотели пойти в кафе напротив, но там было очень много знакомых. Гарсиа на своем мотоцикле поехал за мной до города, до пивной «Глоб».

— И снова никто не знал, что вы находитесь в пивной «Глоб»? Даже ваш брат?

— Нет. Мы поговорили с Гарсиа о семейных делах, потом перешли к делу.

— Вы ему сказали, почему хотите уехать из Сен-Жюстена?

— Только дал понять, что из-за женщины. Я знал, что у него были сбережения и он собирался открыть свое дело. Я предлагал ему раскрученное дело, готовый дом, ангар, инструменты, не говоря уж о весьма неплохой клиентуре.

— И он клюнул?

— Он не дал мне окончательного ответа. Гарсиа попросил неделю на размышление, в основном чтобы посоветоваться с женой и старшим сыном. Больше всего его удручало то, что придется уехать из Пуатье, а сыну уйти из лицея — он хорошо учился, у него были там друзья. Я сказал ему, что в Триане есть хороший коллеж. Он ответил: «Каждый день пилить пятнадцать километров туда и столько же обратно, или придется отдать его в интернат!»

— Сколько времени продолжался ваш разговор?

— Около семи Гарсиа предложил пойти к нему, но я сказал, что меня ждет жена. — Каковы были ваши планы на тот случай, если бы на следующей неделе Гарсиа дал свое согласие?

— Я бы попросил у компании место представителя на севере или на востоке, например в Эльзасе, как можно дальше от Сен-Жюстена. И мне бы не отказали, потому что я был на хорошем счету. Возможно, со временем я бы снова открыл свое дело.

— И вы бы оставили отца одного в Ла-Буазеле?

— Венсан был неподалеку.

— Хотите немного отдохнуть, господин Фальконе?

— Можно открыть окно?

Ему не хватало воздуха. С самого начала этого допроса, такого обычного на первый взгляд, он чувствовал, что задыхается. Было что-то нереальное и угрожающее в этих вопросах и ответах, которые просто перечисляли события, но на самом деле имели отношение к драме, которую невозможно было и вообразить.

— Сигарету?

Он закурил, встал, глядя на улицу, на окна напротив, на мокрые крыши. Если бы это было в последний раз! Но даже если Дьем больше не вернется к этой теме, все равно придется все заново рассказывать на суде.

Тони снова сел, покорившись судьбе.

— Мы почти добрались до конца, Фальконе.

Он кивнул, грустно улыбнувшись следователю, в котором, ему казалось, он угадывал некоторое сочувствие.

— Вы поехали прямо в Сен-Жюстен, нигде не останавливаясь?

— Мне вдруг захотелось оказаться дома, увидеть жену и дочь. Думаю, я ехал очень быстро. Обычно на эту дорогу уходит часа полтора, а я доехал меньше чем за час.

— Вы пили с Гарсиа?

— Он выпил два аперитива, а я один вермут.

— Как и с братом.

— Да.

— Вы проезжали мимо его дома и даже не вышли рассказать ему о результатах поездки и переговоров?

— Нет. К тому же в это время в кафе обычно много народу, и Венсан наверняка был занят.

— К этому времени уже стемнело. Вы издалека увидели огни Сен-Жюстена. Вас ничего не удивило?

— Меня насторожило, что все окна моего дома освещены, чего никогда не бывало, и я понял, что случилось несчастье.

— О чем вы подумали?

— О дочери.

— Не о жене?

— Естественно, Мариан казалась мне более слабой, и несчастье скорее могло произойти с ней.

— Вы не стали ставить машину в ангар и остановили ее в двадцати метрах от дома.

— Возле нашей ограды столпилось половина деревни, и я понял, что на самом деле случилась беда.

— Вам пришлось продираться сквозь толпу.

— Она расступалась, когда я шел, но на меня смотрели не с жалостью, а со злостью, чего я никак не мог понять. Кузнец, толстяк Дидье в кожаном фартуке, даже встал у меня на пути, уперев руки в бока, и плюнул мне на ботинки. Я шел через лужайку и слышал за собой угрожающий ропот. Дверь открылась сама собой, не успел я к ней прикоснуться, и меня встретил жандарм, которого я знал в лицо, я часто встречал его в Триане.

«Сюда!» — сказал он мне, указав на дверь моего кабинета.

Там я увидел бригадира Лангре, который сидел за моим столом. Вместо того чтобы назвать меня Тони, как обычно, он прорычал: «Сядь там, скотина». Я закричал: «Где моя жена? Где дочь?» — а он ответил: «Ты не хуже меня знаешь, где твоя жена!»

Тони замолчал. Он не мог говорить. Он не больше волновался, стал даже слишком спокоен. Дьем не торопил его, а секретарь внимательно изучал кончик своего карандаша.

— Не помню, господин следователь. Все смешалось. В какой-то момент Лангр мне сообщил, что Мариан забрали сестры Молар, и я перестал о ней беспокоиться.

«Скажи лучше, что ты не думал застать их в живых! Поганый иностранец! Падаль!»

— Он встал, и я понял, что он только ждет случая меня ударить. Я все время повторял: «Где моя жена?»

«В Триане, в больнице, если ты еще не догадался».

Потом, посмотрев на часы, он сказал: «Если только она еще жива. Мы скоро узнаем об этом. Где ты был весь день? Ты скрывался, а? Ты не хотел этого видеть? Все думали, что ты уже слинял и не вернешься».

«С Жизель что-то случилось?»

«Случилось? Ты что? Ты убил ее и сделал все, чтобы не присутствовать при ее агонии».

Прибыла машина лейтенанта жандармерии.

— И что он говорит? — спросил он у бригадира.

— Разыгрывает из себя невинного, как я и предполагал. Эти итальянцы такие вруны. Послушать его, так он и представления не имеет о том, что здесь произошло.

Лейтенант испытывал к нему не больше симпатии, чем его подчиненный, но старался сохранять хладнокровие.

— Откуда вы приехали?

— Из Пуатье.

— Где вы были весь день? Вас искали повсюду.

— В котором часу?

— Начиная с половины пятого.

— А что случилось в половине пятого?

— Нам позвонил доктор Рике.

Тони совсем растерялся:

— Скажите, лейтенант, что произошло? С моей женой случилось несчастье?

Лейтенант Жорис посмотрел ему в глаза:

— Зачем вы разыгрываете комедию?

— Нет, клянусь каждым волосом на голове моей дочери! Бога ради, скажите, что с моей женой? Она жива?

Тот взглянул на часы:

— Она была жива еще сорок пять минут назад. Я был с ней до последнего.

— Она умерла!

Он не мог в это поверить. Дом был наполнен посторонними звуками, на втором этаже слышались тяжелые шаги.

— Что делают в моем доме все эти люди?

— Они производят обыск, хотя мы уже нашли, что искали.

— Я хочу увидеть свою жену.

— Вы будете делать то, что мы прикажем. С этого момента вы арестованы, Антуан Фальконе.

— В чем меня обвиняют?

— Вопросы здесь задаю я.

Совершенно раздавленный, он сидел, обхватив голову руками. По-прежнему ничего толком не понимая, он был вынужден рассказывать в подробностях, как провел день с самого утра.

— Вы признаетесь, что принесли эту банку с джемом?

— Да, конечно.

— Жена вас об этом просила?

— Нет. Она просила купить сахар и стиральный порошок. Эту банку дала мне Андре Депьер, сказав, что Жизель спрашивала о нем еще две недели назад.

— Вы поехали домой прямо из лавки?

Он заезжал на вокзал… Осматривал поршень…

— Это именно та банка?

Ему сунули ее прямо под нос. Банка была открыта и почти наполовину пуста.

— Думаю, да. Этикетка та же самая.

— Вы сами лично вручили ее жене?

— Я поставил ее на стол в кухне.

— И ничего не сказали?

— Нет. Жена была занята — она снимала белье в саду. — Когда в последний раз вы заходили в ангар?

— Утром, около восьми, чтобы взять машину.