Вышибая двери(СИ)

Во–вторых, по причине служебного долга. Провожать до дома в рабочее время даже нашу сотрудницу я не имел никакого права.

А в–третьих, когда, вернувшись, я рассказал о турках и ножах Анри, кассирша Ники стала ржать, как конь: оказывается, Моника давно положила на меня глаз и вроде даже поспорила на меня с другой официанткой. Анри стал ржать, как второй конь.

Так что понятно, о чем они подумали.

Новый шеф тоже, похоже, не поверил в историю с турками. Уж очень по–мужски солидарно щурились его глаза. Но мне он ничего не сказал, дескать, пусть уж.

Все это, мягко говоря, мне не нужно. Не для того я столько времени и сил отдал работе, чтобы подпортить репутацию из‑за таких глупостей.

Вот так и живем.

Снова в Симферополь хочу.

К маме.

Предстоят сплошные рабочие смены. Еще пять подряд, и все в ночь, естественно.

Вчера долго обсуждали с Гансом резко повысившуюся опасность дежурств. Крупнейшая дискотека «Фанпарк», куда я перенаправил весь сброд, ввела жесткий контроль на входе, такой же, как у нас. Там тоже надоели постоянные драки и напряги. В итоге у наших дверей снова стали появляться известные мне зловредные рожи (которые в свое время я лично послал по понятному адресу). Иногда начинаю встречать их даже внутри — это только я, как дурак, фанатею на работе, а те же Анри и Йозеф жить хотят, и желательно без напрягов, чтобы стоять только в рабочее время, щекотать девчонкам животы и лясы точить. Выбора же у меня пока нет, пойди найди путёвых тюрштееров, да еще со всеми документами, да еще и за такие деньги… Эти хоть перепивших бюргеров за шкирки вытащат и у школьников паспорта спросят.

Однако от этого не легче. Уже месяц как в танцхаусе держится повышенное напряжение. Количество гостей, сочетающих средиземноморский менталитет с примитивным мусульманством, стремительно растет, уровень жизни в Германии падает, и весна приближается. Турки, албанцы и итальянцы, сбившись в косяки, начинают пощелкивать зубами друг на друга и на секьюрити в том числе. Близится большая свара. «К нам идут рыжие псы, мы принимаем бой!» — дрожащим голосом сказал волчонок и, запутавшись в собственных ногах, свалился на бок. Таково олицетворение охранных германских фирм последнего времени. А что прикажете делать? Танцхаусы экономят на всем, в том числе на охране. На сменах по два охранника, защитных курток не дождешься, а после введения идиотской формы — белая рубашка, черные брючки и галстучек — мне пришлось купить для секьюрити за свои деньги особые галстуки, соскакивающие с шеи при захвате, чтобы парней не передушили.

Ну что ж, в конце концов, у меня в бригаде есть несколько человек, на которых я могу положиться. Напряг лучше предотвратить до того, как в танцхаусе разгорится третья мировая война. Вот я и поднял вчера эту тему. Проговорили полночи. Есть только два пути: либо мы снова вводим драконовские правила и просто тормозим в дверях по нацпризнаку, либо реанимируем систему штамгаст–карт и всех турецко–албанских гопников, даже знакомых, заворачиваем до их получения, а это событие я буду отодвигать максимально долго, пока они не найдут другую дискотеку, чтобы втихаря торговать гашишем и задирать окружающих.

Оба варианта имеют свои положительные, проверенные на практике стороны. Есть и отрицательные, главная из которых надумана и меня лично бесит. Она болезненна для каждого честного немца и называется «расизм» и «дискриминация». Зацепив эти понятия, из современных немцев можно вить веревки. Самое обидное, что особенно они сильны в головах у наиболее цивилизованной и интеллигентной части немецкого общества. Именно поэтому толпы гопников и паразитов всего евросоюзного мира шпыняют толерантных немцев в хвост и гриву, и дальше будет только хуже. Хочешь избавиться от инфантильного либерализма и понять, что толерантность бывает преступна, а люди — не всегда братья? Поработай месяцок охранником на немецкой дискотеке.

Ганс мне нравится. Он умный мужик, бывший десантник, офицер, но, к сожалению, еще и хороший человек. Сразу же после того как бразды правления перешли в его руки, отменил дискриминирующую трудолюбивых (правда, немного непосредственных) турецких соотечественников систему штамгаст–карт. Затем провел со мной разъяснительную беседу. В ней он мягко внушал, что надо быть добрее, а порядок, установленный Яном, конечно, имел свои плюсы, но в начале XXI века мы должны быть терпимы… Короче, «в то время, когда небесные корабли бороздят просторы космоса», вводить драконовские ограничения для албанских и прочих мусульманских гопников на современной немецкой дискотеке — это дикость и мракобесие.

Я покачал головой, промычал «ну–ну» и рассказал пару страшных сказок на ночь. Ганс вытер пот со лба («Ох уж эти вечные препирательства с начальством!») и предложил устроить пробный день германского либерализма и дружбы народов. Я злорадно согласился. День этот вошел в историю танцхауса как историческая драка двух секьюрити с двенадцатью турецкими повстанцами, которая завершилась в два этапа — сначала просто визитом полиции, а потом визитом полиции в бронежилетах. До сих пор мы с Анри не совсем понимаем, как остались тогда живы. После этого Ганс уже не заикался о XXI веке, видимо догадавшись, что в некоторых странах на Земле иное летосчисление: сейчас у них затянувшийся XII век.

Тем не менее дух либерализма пропитал танцхаус. Как я ни бился со своими секьюрити, они снова напустили полную дискотеку средиземноморской гопоты, которая быстро в ней закрепилась, и так просто ее уже не вышибешь. Дело еще и в том, что сейчас я редко сам стою на входе, поскольку работаю в своей закусочной и, по сути, только осуществляю контроль, даю ЦУ и растаскиваю драки в зале. Но принцип, сделанный мною основополагающим в нашей работе — «Напряги перед дверями, но не внутри», — стал хромать на обе ноги.

Среди турок прошел слух, что «бешеный японец» больше вроде как не охранник, а печет пиццу, и всякая шушера привалила в дискотеку снова. Кого‑то ребята отсеяли, а кого‑то и пропустили. Среди этих «кого‑то» на прошлой неделе обнаружился и албанец с переломанным носом, тот, кто однажды ринулся на меня с двухметровым железным дрыном в руках. Пропустил его, кстати, профи–боксер Куруш, не от страха, а… Были, в общем, у отца три сына. Двое умных, а один боксер.

Вопрос остался открытым. Ганс больше озабочен снизившимися доходами танцхауса, а о проблеме безопасности говорит так: «На то ты, Макс, и тюршеф». Интуитивно чувствую, что, если не найти сейчас выход, начнутся глобальные битвы. Все‑таки надо срочно вводить штамгаст–карты против новых потенциальных дебоширов, коими являются восемьдесят процентов турок и девяносто пять процентов албанцев (ох, черт, снова напрягов перед дверями будет… но тут уж…). Этим мы остановим приток новых носителей горячей восточной крови. А со старыми, которые теперь составляют не менее трети постоянных гостей танцхауса, придется держаться выжидательно. То есть ждать затеянных ими драк и выкидывать их и всех попавших рядом, раздавая хаусферботы направо и налево. Это закроет им вход в обжитую дискотеку. Другого варианта, видимо, нет.

Второй день подряд охранник находит следы кокаина в туалетной комнате танцхауса. Белый порошок, похожий на пудру. Не пробовать же! Впрочем, что еще это может быть? Я пощупал через свои каналы, потряс знакомых турок, переговорил с местными проститутками. Указали на одного немца, под мое слово не сдавать источник инфы.

Мы имеем полное право задержать посетителя, пойманного при продаже или употреблении наркотиков, обыскать и вызвать полицию. Но ты еще попробуй его поймай. Я отслеживал гада весь вечер, благо наблюдательный пункт в закусочной у меня хороший и покупателей было немного. Немец пил пиво, общался с нашими постоянными гостями, один раз тихонько запустил руку в карман (я напружинился), но вытащил оттуда носовой платок и звучно высморкался.

Сегодня доложили, что порошок снова рассыпан в туалете. И действительно, в той же кабинке я нашел следы той же странной пудры. Немца этого не было. Турок, которые у меня на подозрении, тоже. Это натолкнуло на мысль, что продажа внутри танцхауса все‑таки не ведется. Сомнительно, чтобы продавец наркоты толкал порошок только одному клиенту. Но не могли же разные наркоманы нюхать кокс два дня подряд в одной и той же туалетной кабинке… В других следов порошка не было. Логичнее предположить, что это один и тот же человек. Не запалившись за этим занятием (да и как его, в сущности, можно запалить — не устраивать же засаду!) и удачно нюхнув, он вернулся на старое место.