На фига попу гармонь...

– Так что вы хотели спроситъ, товарищ младший лейтенант? – чтоб скоротать дорогу, поинтересовался следователь, приятно пораженный присвоенным ему новым чином.

Пошевелив во рту языком на предмет его целости, участковый продолжил:

– По всему выходит, что то – цибуля…

Прокурорский работник глубоко задумался:

– Какая еще цибуля?

– Да в семи одежках… Кто раздевает, тот, эта… слезы проливает…

– Почти угадали… – похвалил его, – но это – бомж! – кив-нул головой в сторону подозреваемых следователь.

На колдобинах сельской дороги их разговор напоминал диалог двух заик, поэтому, чтоб побыть в относительной тишине и сохранить язык, прокурорский работник предложил Барабасу подумать над следующей версией:

– Ни кола ни двора?!

Пропылив по Шалопутовке и разнервировав всех местных собак, следак решил понервировать людей и начал с самого Кошмарова.

Выйдя из машины, он попытался самостоятельно нажать на рычаг, который служил, якобы, звонком, но у него не получилось. Карп Барабас, накачав Нине Матвеевне два ведра воды, услышал шаги и для острастки врезал ногой по железной калитке. Кобель за забором захрипел от возмущения.

– Ща-а кому-то постучу, в натуре! – раскрыл дверь громила и подавился своими словами, увидев милицейскую форму. Через секунду подавился второй раз, ощутив удар в челюсть.

Любопытная овчарка, подумав: «Эт-то кто там лает?», потащила за собой кинолога и сумела-таки тяпнуть за ногу отскочившего от нее гоблина. Шалопутовский кобель от зависти перестал хрипеть и завилял хвостом, залюбовавшись прекрасной меховой мордой незнакомки. «Ишь заюлил, деревня! – даже не глянула в его сторону овчарка, направляясь к машине. – Нет тут нормальных обученных мужчин, одни облезлые, блохастые хамы… – запрыгнула она в салон. – То ли дело в тарасовском питомнике», – мечтательно закрыла глаза, положив морду на лапы.

– Фамилия как? – рыкнул Барабас, обращаясь к открыв-шему ему калитку детине.

– Покемоны мы, – по-деревенски ответил тот.

– И ксива есть? – оттолкнул его, направляясь в сторону коттеджа, Барабас.

Глядевшая на него из окна Нинель, как давеча ее пес, восторженно завиляла задом и побежала к зеркалу причесываться. «Интересный мужчина, – красила она губы, – не то что эти лысые ерши».

Игнат Семенович, матерясь в душе, вышел на крыльцо, чтоб встретить припершихся с самого утра визитеров.

– Гость в дом – радость в дом! – пряча глаза, сказал он, произнося «р» с акцентом деда Пашки.

«Знамо дело! Милицию все любят», – поздоровался с ним Барабас и спросил по милицейской традиции: – Посторонние есть?

– Все свои-и, – получил ответ от слонихой выпорхнувшей на крыльцо бесподобной Нинель.

«Эт-то что за Матильда?» – буратиной одеревенел Карп Барабас и хотел спросить ее про документ, но засмущался.

– Прошу знакомиться! МОЯ супруга, Нина Матвеевна, – особо выделил слово «моя» Кошмаров.

«Ишь какой частный собственник», – отодвинув его пле-чом, подошел к даме Барабас и приложился к ручке.

Наблюдавший за ними кобель, загремев цепью, рухнул в обморок.

«Присосался как!» – выпустив на лицо лучезарную улыбку «номер один» (встреча налоговых инспекторов), подумал Игнат Семенович и, проходя в дом, по пути толкнул ментяру, чтоб отвлечь от супруги. Но не тут-то было… Потому как участковый, косясь на женскую грудь, добрался уже до локотка сомлевшей Нинель.

– А я ведь раньше был военным, – услышав предупреждающее покашливание прокурорского работника, оторвался от полной ручки и галантно пропустил даму в дом, придерживая дверь и попутно наблюдая за волнующими перекатами ее пышных ягодиц.

«Где же были мои бесстыжие глаза в первое посещение сего уютного уголка?» – шел он за женщиной, возбужденно краснея лицом.

Кошмаров повел приезжих в зал, а Нина Матвеевна, хоть ей там и нечего было делать, стала медленно подниматься по лестнице на второй этаж, изо всех сил крутя бедрами, чем окончательно доконала распалившегося Барабаса.

Объяснив цель визита, следователь попросил Кошмарова выйти на улицу и оглядеть двух мазуриков на предмет опознания.

«Надо бы, согласно процессуальному кодексу, их среди других мужиков посадить, да ладно… Кошмаров врать не станет!»

– Нина Матвеевна! – чуть охрипшим голосом позвал женщину участковый. – Вам тоже следует принять участие в опознании преступников.

Заинтригованная мадам Кошмарова, колыхая мощной грудью, спустилась вниз.

– Ну-у, где они-и, ваши маньяки-и?! – томно произнесла она, касаясь тыльной стороной ладони лба и отклонившись чуть назад, чтоб показать душечке военному всю свою стать.

От Барабаса пошел пар и полетели искры, заметные лишь несравненной Нинель. Чуть покачивая плечами, походкой огрузневшей манекенщицы пошла она к калитке. Прочухавшийся кобель, тихонечко взвыв, нырнул в конуру. Гоблины, высунув носы из-за занавески, разглядывали растянувшуюся по двору процессию.

– Это не по наши души, – сделал вывод Колян, наблюдая, как шофер выпихнул из уазика двух барыг.

«Молодец Нинка, – подумал он, – грамотно мусора охму-рила…»

В вонючих бомжах своих знакомцев никто, конечно, не признал.

«Подозреваемых никогда раньше не встречали, – отметил в протоколе прокурорский работник и, погрузившись в машину, приказал мчаться к реке, намереваясь посетить с подследственными место преступления. – Ведь носков там уже нет».

Выбираясь перед мостом из транспортного средства, приехавшие услышали где-то в лесу странный шум – будто там проходила первомайская демонстрация трудящихся област-ного, примерно, масштаба. Барабас подозрительно прислу-шивался к песням, мату и трелям гармони.

– Покурите пока. А я погляжу, что за гам? – произнес он, направляясь к переправе.

От предложения покурить Тюбетейка с Шапкой-Ушанкой, склонившись, стали дружно блевать.

Следователь запрыгнул в машину, а кинолог, наоборот, выпрыгнул и пошел за Барабасом, свистнув овчарке.

Подождав, когда милиционеры скроются в лесу, следак бодро выскочил из уазика и, велев шоферу сфотографировать его, подбежал к Хоттабычу и сымитировал удар под дых.

«На фотке наглядно проявится, что после моего удара бандит перегнулся, и ему стало дурно…

Начальник подумает – и, как всегда, будет прав, – что я бью два раза: один – кулаком по преступнику… а другой – молотком по крышке гроба», – на всякий случай, если первый кадр засветится, разыграл удар ногой по второму согнутому тошнотными потугами мокрушнику.

Барабас, бесшумно ступая, крался на звук голосов, расстегнув на всякий случай кобуру и нежно поглаживая рукоять пистолета. В мозгу витали эротические ассоциации с локотком Нинель. Замечтавшись, он наткнулся на небритую личность с заметным сивушным запахом, тащившую охапку зеленых веток. Некурящий мужик – а это, естественно, был он – увидев мента, поднял руки вверх.

«А ну как с дури пальнет», – запугивал себя, на всякий случай преданно пялясь в ментовские зенки.

– Чего несем? – спросил Барабас, с завистью вдохнув ароматный воздух, исходящий от небритого.

– Веники для бани, господин хорунжий! – громко отрапортовал некурящий, глядевший вчера по телику фильм про казаков.

Пропустив «хорунжего» мимо ушей, участковый ломанул на голоса, выхватив по пути табельный Макаров, но, услышав околесицу про веники, самогонщики все поняли правильно и, подсуетившись, моментально скрыли следы преступления. Выскочивший из кустов на поляну Барабас ничего подозрительного не заметил.

Горели два костра, над которыми висели прокопченные чайники, а вокруг них с кружками сидел народ. Правда, один, разметав в стороны руки, валялся на траве.

«А вдруг замочили?» – подошел к жмурику участковый и потряс его за плечо. «Покойник» открыл мутные зенки и чихнул. «Чтоб ты сдох!» – от души пожелал ему Барабас, а вслух спросил:

– Чего развалился, как сапог под кроватью?

– Ше-е-ф-ф! – проникновенно произнес дядька Кузьма. – Фирма веников не вяжет… – с трудом уселся и обнял за плечи соседку в черном.