Редкая монета

У партийных функционеров не хватило ума скрыть этот случай. Они поручили разобрать это на закрытых партийных собраниях, превращённых в клоунаду. Вся область стояла на ушах от смеха.

Леонид Борисович погрузился с головой в пучину оформления документов.

В то время появилась мода на породистых собак. Особый престиж представляли "колли", "доги", "афганские борзые". На девушек, ведущих на поводке красавицу собаку, смотрели, сравнивая с её подопечной, и, задавались вопросом, кто красивее или кто на кого похож.

Поставила вопрос перед отцом и Вера: она хотела непременно только

"Королевского дога". Титоренко спрашивал знакомых, не знает ли кто, где можно купить породистого щенка дога. Спросил он и у Млынаря, когда тот зашёл к нему с производственным вопросом.

– Зачем Вам дог, Леонид Борисович? – задал Василий встречный вопрос.

– Дочка прицепилась, купи мне дога и всё!

– Она Вам сама скоро в дом та-акого дога приведёт! – девка она у вас красивая.

Они засмеялись.

– Вот здесь ты, Вася, прав, всё к этому идёт. А я ещё с этой

Японией затеял, если бы знал, что столько волокиты, не связывался бы. Да и денег нужно много.

– Деньги – дело наживное, – и вспомнив разговор с Анатолием

Фёдоровичем, посоветовал, – купите там аппаратуру и окупите поездку.

– На это, Вася только и надеюсь, но это между нами.

– Само собой. Но можно взять что-то и на продажу.

Титоренко засмеялся.

– Это в Болгарии и Румынии можно кое-что продать, да и то последнее время, говорят, там наши вещи плохо идут.

И тут Млынаря осенило.

– Вы знаете, у моего знакомого есть редкие монеты. Он говорил мне по большому секрету, что за границей их можно продать очень выгодно.

А ему сейчас деньги позарез нужны. Может, поговорить с ним?

– Поговори, – не думая, бросил Титоренко.

– Только это очень большой секрет.

Титоренко поднял голову и внимательно посмотрел на Млынаря, что тот аж вздрогнул.

– Это я понимаю. Пусть не боится, не проболтаюсь.

На следующий день между ними опять состоялся разговор. Млынарь сказал, что его знакомый под честное слово даёт ему монету и ставит условие, чтобы за неё ему дали пятьсот рублей. Если монета не продастся, то он вернёт эти деньги, а если продастся больше, чем за пятьсот долларов, то ему нужно будет дать ещё пятьсот рублей.

– А как он узнает, за сколько она продастся?

– Я ему сказал, что Вы честный человек.

– А что это за монета?

– Он говорит, что двенадцатирублёвая из чистой уральской платины, чеканки прошлого века. Я думаю, что Вам надо согласиться. У Вас, ведь никакого риска нет.

– Ладно, приноси завтра.

– Но ещё раз прошу Вас – никому об этом ни слова.

– Завязано.

Титоренко вспомнил, что пару лет назад Польский говорил, что ему кто-то предлагал подобную монету и ещё что-то с ней связанное.

"Спрошу у Нюмы. Пусть расскажет", – подумал Титоренко, дождался когда Польский будет один (их кабинеты находились в одном коридоре) и зашёл к нему.

– Наум Цезаревич, расскажите мне о том случае когда вы не захотели покупать монету.

– Чего ты вдруг о ней вспомнил?

– Просто так.

– Просто так не бывает. Но я расскажу.

И Польский рассказал о том, как ему предложили монету, и как он встретил Абу, которого Лёня, безусловно знал и тот ему рассказал о монете.

– И Вы жалеете, что не купили?

– Скажу честно, что сначала жалел, но когда узнал, что этим заинтересовались органы, и, кажется даже КГБ, забыл о ней думать. И тебе, Леонид Борисович, скажу по дружески – если ты спрашиваешь не просто так, а, наверное, да так, то не связывайся с этой монетой. Не тот это гешефт, чтобы подставляться под КГБ. Эти ребята так тебя отхарят, что не залижешь ты свою жопу.

– Да нет, просто вспомнил и хотел узнать подробней.

– Узнал и забудь!

Титоренко теперь понял, какая опасность его поджидает, но он не мог отбросить, как советовал Польский, мысль о монете. Как можно отказываться от _больших денег_, если они сами идут тебе в руки? А опасность? Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, гласит идиотская поговорка. А какой здесь риск? Провезти через границу? Как-нибудь повезём.

Жене он ничего не сказал. Зачем её волновать? И она точно начнёт отговаривать.

– Что-то ты, Лёнька, сегодня не в своей тарелке? – спросила вечером жена.

– Устал, я Неля, сегодня.

– Отдыхай, сегодня по телеку опять Штирлиц.

– Я его наизусть знаю, но посмотрю. Даже удивительно, что такой фильм поставила женщина.

– Это подтверждение твоих же слов, что женщины умнее мужчин.

– Конечно, умнее, – сел на своего конька Леонид, – все женщины царицы и королевы правили лучше мужчин. Это с приходом демократии нам, мужикам, удалось захватить все бразды правления в мире, но попомнишь мои слова, что скоро, и мы его застанем, придёт время, и женщины придут к власти.

– Ты дома моей власти не хочешь, а говоришь о мире.

– А кто же мной правит как ни ты?

– Садись ужинать, тобой легче сытым править. :Леонид поужинал и сказал Неле:

– Схожу-ка я к родителям, мне сестра говорила, что мама себя неважно чувствует. Я не надолго.

Родители жили в пяти минутах хода в недавно построенной девятиэтажке. Поцеловав маму, круглолицую дородную женщину с украинскими чертами лица, Лёня зашёл в комнату и поздоровался с отцом, сидящим в кресле у телевизора. Отец и сын были удивительно похожи во всём, только походка и сутулость отца отличала их. Да ещё возрастная печать на старческом лице отца говорила о том, что Лёня их поздний ребёнок. Поинтересовавшись здоровьем родителей, сын узнал, что у матери последнее время очень болят ноги, у отца пошаливает сердце и болит спина. Но родители не ныли, не жаловались плаксиво на своё состояние, а просто констатировали факт.

– Пап, а я к тебе по делу, – отец вопросительно посмотрел на сына, – мне нужны сейчас деньги.

– Ой, Лёня, хорошо тебе, что только сейчас. Мне в твоём возрасте они нужны были всегда. Это сейчас мы умудряемся откладывать на похороны, что бы не вводить тебя с Леной в расходы, а раньше их никогда не было.

– Пап, кончай ты об этих похоронах. Думаешь, мне приятно о них слушать?