Записки купчинского гопника

Разного рода словоблуды приписывают нам, русским, разного рода национальные особенности. По большей части – глупые и неверные. Я-то знаю, какая у нас главная национальная черта. Это упорство.

Обычно говорят: упорство, достойное лучшего применения. А я так скажу: не бывает лучшего. И то, что есть, – прекрасно.

Я осознал этот факт, когда на наш город обрушился ураган со странным названием «Святой Иуда». Помните? Должны помнить.

Дует сильнейший ветер. Тот самый Святой Иуда. И дождик слегка капает. Идет дамочка. Пытается открыть зонт. Открывает. Ветер выворачивает спицы, дамочка держится за зонт двумя руками. Из последних, как говорится, сил. Но не выдерживает. Стихия берет верх.

Зонт вырывается из рук и улетает. Дамочка бежит за ним. Долго бежит. Наконец, догоняет.

Казалось бы – закрой зонт. Не помогает он при таком ветре. Но нет. Дамочка вцепляется в зонт и держит. Дрожит от напряжения, но держит. Зонт надувается парусом, и дамочку, как каравеллу, сносит и несет на раздутых парусах, пока она не падает.

Героиня. В лужу грохнулась, но зонт не выпустила и не закрыла.

Что было с дамочкой дальше, я не видел. Потому что в этот момент ветер сдул с моей головы кепку, и я бросился ее догонять. Мне уже дважды перед этим сдувало кепку, но я ведь тоже упрямый. Я ее дважды, мокрую и грязную, нахлобучивал обратно. Я тоже не готов сдаться на милость природы.

«Святой Иуда» принес в мой двор потоп. Кругом лужи, больше похожие на озера, и непролазная грязь. Я в резиновых сапогах с трудом нахожу, где бы погулять с собакой.

И повсюду, куда я забредаю, ходят люди. Они не ходят по асфальтированной дорожке. Они, проваливаясь в грязь и утопая в лужах, упорно прут напрямик, чтобы срезать 10–15 метров.

Старуха ведет через трясину внучку.

– Осторожно, не запачкайся, – кричит старуха, забрызганная грязью по пояс.

– Постараюсь, – отвечает внучка, стоя по грудь в воде.

И можно свернуть, обогнуть, но мы выбираем трудный путь.

Каждую зиму мы включаем обогреватели. И знаем, что электричество не выдержит. И все равно упрямо включаем по обогревателю в каждой комнате. Свет гаснет. И мы сидим без обогревателей и без света. И пытаемся вскипятить чайник на свечке, потому что плиты в нашем доме электрические.

И я тоже всегда включал обогреватели, пока собака не перегрызла в них провода. В первом перегрызла – я ее сильно побил. Она поскулила и перегрызла во втором. А потом – в стиральной машине. Потому что это наша собака. Российская. Исконная и посконная.

И так во всем. Один мой приятель решил доказать, что умеет зубами пиво открывать. Ему говорят:

– Не надо. У нас открывашка есть.

– Зубами, – говорит, – сподручнее.

Один зуб поломал, со второго эмаль содрал, всех пивом обрызгал, но открыл.

А еще были у меня приятели в археологической экспедиции. Они уверяли, что комаров в палатке нужно убивать вилкой. Так, мол, удобнее всего.

И, действительно, перебили всех комаров этой самой вилкой. Продырявив всю палатку.

Когда дожди начались, у них в палатке воды по щиколотку было. Они ее специальной археологической лопаткой вычерпывали. А носки кидали прямо в костер, уверяя, что так они лучше сушатся.

Мы любые преграды преодолеем, а особенно если этих преград и вовсе не существует. Потому что нет на земле такой силы, чтобы русского человека одолеть.

И мы обязательно эту Аллею блогеров найдем. Но позже. А пока я предложил зайти в обнаруженный нами кабак. Какая-никакая, а достопримечательность.

– Идите, я чуть попозже подойду, – сказал шофер.

Мы пошли. У входа стояла группа гастарбайтеров. Они оглядели нас семью парами недобрых глаз.

– Все-таки зря им разрешают по улицам ходить, – сказала Аня, усевшись за столик.

– То есть как? – удивился Жора.

– Я не против того, чтобы они ходили по улицам, но не сами по себе. Пусть ходят в сопровождении. Пусть их, например, казаки патрулируют.

– Казаки не лучше, чем они, – сказал я.

– Нет, казаки лучше, – заспорила Аня. – У меня родственники живут в Калачена-Дону. Там казаки искоренили наркоманию.

– Перебили всех наркоманов?

– Нет, перебили всех наркоторговцев.

– Правильно, – согласился оператор.

Однако Жора – вопреки очевидности – продолжал отстаивать либеральные ценности.

Я вспомнил свое первое и единственное общение с казаками.

Рассказ о том, что не только шашка казаку во степи подруга

На дворе стояли девяностые годы. Их вторая половина. Я состоял тогда в молодежном союзе партии «Яблоко». И мы поехали на слет молодых активистов Ленобласти. В какой-то пансионат. Или в пионерлагерь. Короче говоря, на природу.

Приехали. Заселились. Перекурили. Поучаствовали в спортивных состязаниях, проиграв сначала в футбол, а потом в волейбол.

– К завтрашнему семинару нам нужно нарисовать графики и диаграммы, – сказал активист Коля, самый молодой из нас и самый активный.

– Рисуй, – сказали Коле. – А мы пока пойдем водки выпьем. Чтобы графики лучше рисовались.

Купили в столовой водки. Наверное, все-таки пансионат был. Вряд ли в пионерлагерной столовке продают водку.

Пошли на озеро. Наломали веток, развели костерок. Природа показалась нам чудной, а вот водка – паленой.

– Ерунда, – сказал активист Алексей, работавший в городском комитете по транспорту. – Отличная водка. У меня приятель в ванной водку делает, так эта не хуже, чем из ванной.

Активиста Алексея мы уважали как человека практического. Он жене за счет комитета по транспорту зубы вставил. И уверял, что зубы числятся на балансе комитета.

Потом его, кстати, уволили. По идее, зубы жена должна была вынуть и вернуть в комитет, по месту их, так сказать, профильной принадлежности. Жену я встречал – вроде с зубами. Наверное, успела приватизировать.

Несмотря на общее уважение к активисту Алексею, по поводу водки мы остались при своем мнении. Паленая. Но не выкидывать же.

Выпили. Пили быстро, большими глотками, давясь и отплевываясь. Быстрее выпьешь – быстрее помрешь, если что.

Мы не умерли. Остались живы. Но водка все-таки была какой-то странной. Вселилась в нас от этой водки безудержная эйфория. Причем агрессивная.

Сначала активист Максим посадил активиста Игоря задницей в костер. Потом мы вернулись в лагерь и пошли ужинать. Сидим, едим. А активист Игорь ест, но не сидит. У него задница в костре обгорела, и по этой причине сидеть он не может, а настроение имеет крайне скверное.

И тут заходят в столовую активисты партии «Демократический выбор России». Милые интеллигентные стариканы.

– Чем нас угощают? – спрашивает интеллигентный старичок в очках.

– Здороваться нужно, – сердито говорит активист Игорь, засунувши руку в штаны и потирая больную задницу.

– Извините, – говорит старикан. – Здравствуйте. Приятного аппетита.

– Пошел на хуй, – говорит активист Игорь, достав руку из штанов.

Все мы, конечно, испытываем некоторую неловкость. За исключением активиста Игоря, который ничего не испытывает и только рассматривает вынутую из штанов руку.

– Мы вроде бы вам не хамили, – говорят старички, и поспорить с ними трудно.

Как известно, лучшая защита – это нападение.

– Вы, – говорим, – со своим Гайдаром всю страну обворовали.

Переводим, так сказать, конфликт из бытовой плоскости в принципиальную. Практичный активист Алексей добавил, что лично его они тоже обворовали, и потребовал компенсации. Демократы переглянулись и протянули Алексею десять долларов. Алексей обиделся, но деньги взял.

Затем мы спустили с лестницы патриота, который привязался к нам с вопросом, почему Явлинский поддержал Указ 1400.

И, наконец, мы пришли на поляну, которую облюбовали казаки, тоже оказавшиеся областными активистами. Старые казаки были бородаты и пьяны. Молодые – низкорослы и кривоноги, их шашки волочились по земле. Они пели песни.

Казачьи песни жутко занудные. Это у Розенбаума казачьи песни веселые, а у настоящих казаков, то есть у тех, которые при шашках и бороде, – занудные.