Повести. Рассказы

— Хасан.

— А я на Халхин-Голе оторвал.

— И это оттуда? — Павел тронул пальцем желтые нашивки. — Как это ты успел?

— Так ведь только в газетах писали — пограничный инцидент. На самом деле — война, — прихрамывая, он обошел вокруг стола, сел в кресло. — Меня в мае, в первый же день ранили, месяц в госпитале провалялся, навоеваться успел, и опять пулю поймал. В последний день, прямо перед замирением. Теперь хромаю… А ты где в 39-м кантовался?

— В училище.

— Ну, что скажешь?

— На завтра в Москву?

Комендант развел руками.

— Пусто… И на завтра, и на послезавтра. Бронь и ту обком забрал. Делегация от области едет на Сельскохозяйственную выставку. Тебе куда?

Павел объяснил.

— Слышал. Красивые, говорят, места… Только зачем же через Москву? Не выберешься ты оттуда сейчас. У нас прямой шпарит, до Львова. Через Курск, Киев… 21-го июня вечером будешь во Львове, к утру — на заставе…

— Когда он отходит?

— Завтра утром. Павел помрачнел.

— Думал завтрашний день здесь побыть…

— Зазноба?

Павел кивнул.

— Понимаю. Сочувствую. Но другого выхода у тебя нет. Придется развивать наступление более быстрыми темпами. Пусти в ход резервы, — засмеялся он и вынул из кармана вечное перо. — Записку писать в кассу?..

Подходя к общежитию, Павел заметил на скамейке перед домом одиноко сидящего парня, который, кажется, с интересом смотрел на него.

— Эй, лейтенант, разговор есть.

Он был широк в плечах, ярко красив — какой-то грубой мужской красотой, полной скрытой силы. Впечатление портили только глаза, насмешливые, чуть цыгановатые — они, не мигая, буравили собеседника, была откровенная наглость в этих глазах. Он был стрижен под «бокс», одет в голубую тенниску и черные клеши.

— Вы меня? — спросил Павел.

— А кого же? Ни у кого тут кубарей нет на петлицах. — Он улыбнулся одними губами, взгляд остался неподвижен. — Не плохо устроился, командир. Целый гарем завел…

— Давай короче, — сказал Павел, начиная уже догадываться, о чем предстоит разговор.

— Короче — от тебя будет зависеть. У меня увольнительной нет, я не спешу. — Он сел. — Закурить найдется?

Павел вытащил «Пальмиру».

— Богато живем, — одобрительно улыбнулся парень, выуживая длинную папиросу из пачки. — Метр курим, два бросаем…

— Я Вас слушаю…

— Фу ты, ну ты — лапти гнуты, — парень насмешливо откинулся назад, глубоко затянулся. — «Я вас слушаю…» К чему эти церемонии между родственниками? Мы вроде бы уже побратались…

— Ну, ты… — наклонившись к нему, прохрипел Павел.

— Тихо! — ничуть не испугался тот и перешел на шепот: — Тихо, товарищ командир. Мы не в казарме. Если я испорчу тебе портрет, никто меня на «губу» не посадит. Чего побледнел-то?

— Отойдем? — кивнул Павел.

— Успеем. Сначала побеседуем. Ты чего от Лизаветы хочешь?

— А по какому праву ты лезешь в наши дела?

— Ишь ты, — опять усмехнулся парень. — Может, я не хочу, чтобы у моей дочери отчим был. Имею право, как думаешь?

— У какой еще дочери?

— У такой, которая еще в пеленки ходит, — ответил парень, наслаждаясь растерянностью Павла. — И не умеет пока сказать, какой отец ей больше по душе. Ну, ладно, — добавил он примирительно. — Садись. Вижу, что не знал. С тебя взятки гладки. Сама должна была сказать, прежде чем в койку лезть…

— Ах, ты!.. — что-то сдавило в горле, Павел сглотнул, чтобы сказать. — Ах, ты… Провокатор…

Тот угрожающе поднялся.

И тут выбежала из дома Лиза, за ней, прихрамывая, надевая на бегу сандалию, — Александра.

— Паша! — крикнула Лиза и повисла на нем.

— Это я провокатор? — переспросил парень, надвигаясь. — Не веришь мне, спроси у нее, спроси у этой суки!

— Павел сбросил с себя Лизу и, подавшись вперед всем корпусом, выкинул кулак. Но Александра успела повиснуть на руке.

— Что Вы делаете, Павел Иванович?

Из окон выглядывали люди.

— Ах, ах, ах, — парень насмешливо подпер бока. — Батюшки, страхи какие! Держите меня крепче…

— Это правда? — спросил Павел. — Лицо Лизы, которая удерживала его, было перед ним.

— Правда, правда, — ответила за нее Александра. — Лизавета хотела вам сказать, да мы запретили, чтоб хоть эти три дня потешились… — Она повернулась к парню: — Какая же ты сволочь, Михаил! Как тебя земля держит…

Они вернулись в дом. Повисло молчание. Александра прервала его:

— Вы, Павел Иванович, про Лизавету не подумайте. Она — святой человек.

Александра вышла из комнаты. Лиза подошла к Павлу, который стоял у окна спиной к ней, положила ему руку на плечо.

— Где нашла это сокровище? — спросил Павел.

— Не надо о нем.

— Нет уж, давай все, как есть. Я тебе не чужой.

— Дура была, — вздохнула Лиза. — Приехала из Сызрани молодая, ветер в голове, все нравится… А тут он — веселый, сильный… На качелях качал, за Волгу ездили купаться…

Павел поморщился.

Лиза посмотрела на него, заторопилась, чтобы высказать все разом — не растягивать это мученье.

— Так вот… Я на веслах, а он рядом плывет. Это через Волгу-то! Туда да обратно… Он не такой был тогда. Не пил, работал, дружков этих не было еще… А может, я другая была. Не знаю, что было… Будто тяжелый сон… Опомнилась — уже поздно… Ребенок-то не виноват. Я и оставила. Он, когда узнал, что забеременела, исчез было. Я уж обрадовалась. А когда Алька родилась — видит, что я не в претензии — стал появляться. Конфет принесет, игрушку. Мы его не пускали, и подарки за окно выкидывали. Но он, как клещ — схватил, не отпустит. На улице появиться боюсь. Встретит, орет: «Я ей дочь сделал, а она морду воротит!» Ребенка я увезла к тетке в Тетюши — родители-то знают… Что делать, Паша? — спросила она подавленно.

— Дочь? Сколько ей?

— Годик. Лето там отдохнет, а осенью заберу…

Он докурил папиросу, втоптал ее в землю, достал и прижег другую.

— Ты не расстраивайся, Паша… Тебе-то что за дело? Сама понимаю — какая я тебе жена…

— Это брось! — строго оборвал он ее. — Я не флюгер — куда подуло, туда и повернулся… Как ты можешь так? — сказал он огорченно. — Ничего не изменилось, запомни! Просто нас теперь трое…

— Паша!.. — задохнулась она от счастья.

— Приеду на заставу, сообщу командиру об изменении в семейном положении и тут же вызову вас обеих…

— Ты не спеши. Осмотрись, подумай. Зачем тебе такая обуза?

— Не балабонь! Сказано — вызову… А если сама сомневаешься, реши сейчас.

— Что ты, Паша, счастье мое…

— Тогда вот так и договоримся. А сейчас дай мне его адрес.

— Нет! — напугалась Лиза. — Не связывайся с ним!

— Не могу я тебя так оставить. Сама же говорила… Не бойся, я мирно… Объясню, что мы поженились… он же мужик…

— Не поймет он…

— Не поймет — втолкую…

Она обхватила его руками за шею.

— Нет, нет, не пущу! Бог с ним, Паша! Оставь его! Я как-нибудь…

— Ну, будет… — Он отнял ее руки, встал, одернул гимнастерку. — Я пули не боялся, а шпаны испугаюсь?

— Ты его не знаешь, он на все способен.

— Вот поэтому мне и надо его опередить…

В сумерках Павел подошел к двухэтажному деревянному дому на пыльной окраине города. Спросил что-то у двух женщин, сидевших на лавочке. Те указали в сторону низких, прилепленных друг к другу дровяников, замыкавших двор. Он направился туда.

На высокой голубятне, среди двух подростков лет четырнадцати, Павел издали увидел коренастую фигуру Михаила. Тот тоже узнал его издалека.

— Что, пограничник? — Михаил передал одному из подростков длинную палку. — Пришел мне джиу-джитсу показывать?

Только сейчас Павел заметил внизу две темные фигуры дружков Михаила. Один держал руку за пазухой — там шевелились голуби.

— Слезай, поговорим! — сказал Павел почти дружелюбно.

— Что это за фрайер? — лениво спросил один из дружков, глядя мимо Павла.

— Лизаветы хахаль…