Аборт. Исторический роман 1966 года

— Недель пять или шесть, — сказал я.

Вайда теперь улыбалась на четвертинку.

Врач помолчал и посмотрел на календарь у себя в голове, затем ласково кивнул ему. Вероятно, календарь ему был хорошо знаком. Они были старыми друзьями.

— Не завтракала? — спросил он, снова начав показывать на живот Вайды, но опять ему это не удалось.

— Не завтракала, — ответил я.

— Хорошая девочка, — сказал врач.

Вайда теперь улыбалась на одну тридцать седьмую.

Мальчик закончил стерилизовать хирургические инструменты и вынес небольшое ведерко в другую большую комнату, соседнюю с операционной.

В другой комнате, кажется, стояли кровати. Я наклонил голову и смог разглядеть в ней кровать — на кровати спала девушка, а рядом на стуле сидел мужчина. Похоже, в комнате было очень тихо.

В тот момент, когда мальчик вышел из операционной, я услышал, как в туалете спустили воду, потом вода полилась из крана, потом вода полилась в туалет, потом снова спустили воду, и мальчик вернулся с ведерком.

Ведерко было пустым.

На запястье у мальчика были большие золотые часы.

— Все в порядке, — сказал врач.

Девочка-подросток, смуглая и хорошенькая, и тоже с симпатичными часиками, вошла в кабинет и улыбнулась Вайде. Такой улыбкой, которая говорила: Уже пора; пойдемте, пожалуйста, со мной.

— Без боли, без боли, без боли, — повторял врач, точно нервную детскую считалку.

Без боли, подумал я, как странно.

— Вы хотите смотреть? — спросил у меня врач, показав на смотровую кушетку в операционной, где я мог сидеть, если мне хотелось посмотреть на аборт.

Я перевел взгляд на Вайду. Она не хотела, чтобы я смотрел, и я не хотел смотреть тоже.

— Нет, — ответил я. — Я останусь здесь.

— Пойдемте, прошу вас, милая, — сказал врач.

Девочка тронула Вайду за руку, Вайда зашла с ней в операционную, и врач закрыл дверь, но она, на самом деле, не закрылась. Она осталась открытой примерно на дюйм.

— Больно не будет, — сказала девочка. Она делала Вайде укол.

Затем врач сказал мальчику что-то по-испански, тот ответил "О'кей" и что-то сделал.

— Снимите одежду, — сказала девочка. — И наденьте это.

Затем врач сказал что-то по-испански, мальчик ответил по-испански, а девочка сказала:

— Пожалуйста. Теперь поднимите ноги. Вот так. Хорошо. Спасибо.

— Все правильно, милая, — сказал врач. — Совсем не больно, правда? Все будет в полном порядке. Ты хорошая девочка.

Затем он сказал мальчику что-то по-испански, девочка сказала врачу что-то по-испански, а тот сказал что-то по-испански им обоим.

На миг в операционной стало очень тихо. Я чувствовал прохладный сумрак докторского кабинета у себя на теле, словно руку какого-то совершенно иного доктора.

— Милая? — сказал доктор. — Милая?

Ответа не было.

Затем врач сказал что-то по-испански мальчику, и мальчик ответил чем-то металлическим, хирургическим. Врач сделал что-то этой штукой, металлической и хирургической, и вернул ее мальчику, а тот дал ему еще что-то, металлическое и хирургическое.

Некоторое время там все было либо тихо, либо металлически и хирургически.

Потом девочка сказала мальчику что-то по-испански, а он ответил ей по-английски:

— Я знаю, — сказал он.

Врач сказал что-то по-испански.

Девочка ответила ему по-испански.

Прошло несколько мгновений — хирургические звуки в операционной больше не раздавались. Теперь оттуда доносились звуки уборки, а врач, девочка и мальчик, разговаривали по-испански, завершая дела.

Их испанский больше не был хирургическим. Обычный повседневный испанский, как при уборке.

— Сколько времени? — спросила девочка. Ей не хотелось смотреть на свои часики.

— Около часу, — ответил мальчик.

Врач тоже заговорил по-английски.

— Много еще? — спросил он.

— Двое, — ответила девочка.

— Dos? — переспросил врач по-испански.

— Одна едет, — сказала девочка.

Врач сказал что-то по-испански.

Девочка ответила ему по-испански.

— Лучше было б три, — сказал мальчик по-английски.

— Хватит думать о девочках, — шутливо сказал врач.

Затем врач и девочка отрывисто и быстро заговорили по-испански.

За этим последовало шумное молчание, а потом, судя по звуку, врач вынес из операционной что-то тяжелое и бессознательное. Он положил это в соседнюю комнату и вернулся секунду спустя.

Девочка подошла к двери в кабинет, где сидел я, и открыла ее окончательно. Мой темный прохладный кабинет вдруг затопило светом из операционной. Мальчик делал уборку.

— Здравствуйте, — улыбнулась девочка. — Пойдемте, пожалуйста, со мной.

Она небрежно поманила меня через операционную, точно та была розовым садом. Врач стерилизовал хирургические инструменты голубым пламенем.

Он поднял голову от горящих инструментов и сказал:

— Все прошло отлично. Я обещал без боли, все чисто. Как обычно. — Он улыбался. — Идеально.

Девочка ввела меня в другую комнату, где на кровати без сознания лежала Вайда. Она была тепло укрыта. А выглядела так, словно видела сны другого столетия.

— Отличная операция, — сказала девочка. — Никаких осложнений, прошла гладко, как только можно. Она скоро проснется. Красивая, правда?

— Да.

Девочка принесла стул и поставила его рядом с Вайдой. Я сел и стал смотреть на Вайду. Она была так одинока в этой постели. Я протянул руку и коснулся ее щеки. Наощупь как будто только что появилась без сознания из операционной.

Небольшой газовый обогреватель в этой комнате потихоньку горел себе и горел. В комнате стояли две кровати, и та, на которой недавно лежала девушка, сейчас была пуста, рядом с ней стоял пустой стул, так и эта кровать вскоре опустеет, и стул, на котором я сейчас сидел — тоже.

Дверь в операционную была открыта, но оттуда, где я сидел, мне не было видно стола.

Мой второй аборт

Дверь в операционную была открыта, но оттуда, где я сидел, мне не было видно стола. Через минуту они привели девушку-подростка из приемной.

— Все будет в порядке, милая, — сказал врач. — Совсем не больно. — Он сделал ей укол сам.

— Снимите, пожалуйста, одежду, — сказала девочка.

На несколько секунд повисло ошеломленное молчание, а затем кровью просочилось в неловкий смущенный шорох — девушка-подросток снимала одежду.

Когда она разделась, девочка-помощница — сама не старше пациентки — сказала:

— Наденьте вот это.

Девушка надела.

Я посмотрел на спящую Вайду. На ней было надето то же самое.

Одежда Вайды была аккуратно сложена на стуле, а туфли стояли рядом на полу. Они выглядели очень грустными, потому что у нее над ними сейчас не было власти. Она лежала перед ними без сознания.

— Теперь поднимите ноги, милая, — сказал врач. — Немного выше, прошу вас. Вот хорошая девочка.

Затем он сказал что-то по-испански девочке-мексиканке, и она ответила ему тоже по-испански.

— Я полгода учила испанский в старших классах, — сказала девушка-подросток с задранными вверх ногами, привязанными к металлическим стременам этой бездетной лошадки.

Врач сказал что-то по-испански девочке-мексиканке, и она ответила ему тоже по-испански.

— О, — несколько рассеянно произнес он, ни к кому не обращаясь. Наверное, в тот день он сделал много абортов. Потом сказал девушке-подростку:

— Это хорошо. Поучите еще.

Мальчик сказал что-то очень быстро по-испански.

Девочка-мексиканка сказала что-то очень быстро по-испански.

Врач сказал что-то очень быстро по-испански, а потом обратился к девушке-подростку:

— Как вы чувствуете, милая?

— Никак, — улыбнувшись, ответила она. — Я ничего не чувствую. Я должна сейчас что-то чувствовать?

Врач сказал мальчику что-то очень быстро по-испански. Мальчик не ответил.

— Я хочу, чтоб вы расслабилась, — сказал врач девушке-подростку. — Прошу вас, не волнуйтесь.

Все они очень быстро заговорили по-испански. Казалось, у них что-то не ладится, а затем врач сказал что-то очень быстро по-испански девочке-мексиканке. Закончил он фразой: