Приключения очаровательного негодяя. Альмен и стрекозы

Он сунул руку в угол кресла около своего бедра, достал пульт, похожий на телевизионный, и нажал кнопку.

Стеклянный столик ярко осветился. Свет исходил из маленьких светильников, закрепленных в комнате повсюду. Каждым из них Хирт мог управлять по отдельности при помощи своего пульта, мог прибавлять и убавлять яркость и манипулировать отсвещением витрин.

Он немного поиграл этим, высвечивая предметы на столе и снова пригашая их, меняя тени и подчеркивая их форму.

– Вот так я пробуждал их к жизни, заставлял светиться, лучиться и танцевать. Я был влюблен. Да, влюблен в пять вазочек.

Он снова сделал затяжку и глоток.

– И знаете что? Я не мог делить это удовольствие ни с кем. То была одинокая страсть. Но это не имело никакого значения. Даже напротив: в этом-то и состояло очарование. Было нечто, принадлежащее мне, только мне одному. Господин фон Альмен, перед вами один из тех людей, кто сберегал у себя дома предметы искусства, не подлежащие продаже, поскольку они – краденые. Исключительно для их приватного, личного и безраздельного удовольствия. Вот как выглядит такой человек, если вы когда-нибудь спрашивали себя об этом.

Во время всего этого монолога Альмен почти не видел старого коллекционера. Весь свет помещения был направлен на стеклянный стол между ними. Лишь тени некоторых предметов ложились на лицо Хирта.

– Любовь, – заметил Альмен, – любовь – это классический мотив для убийства.

– Тут вы, пожалуй, правы. Но лишь до тех пор, пока любовь горит. Моя погасла.

– Почему?

Хирт пожал плечами:

– Уж такова любовь. Она как приходит, так и уходит. Вам ли этого не знать. Как одному из ежедневно растущего множества «бывших» моей дочери.

Он потянулся было за сигарой, но передумал и отдернул руку:

– Так что вам со мной не повезло: я больше не интересуюсь вашими заложниками. Можете оставить их себе. И еще раз не повезло: я не могу отозвать киллера. Поскольку я его не посылал.

Теперь Альмен все-таки сделал глоток арманьяка. Он благоухал всеми восемьюдесятью долгими, созерцательными годами и на вкус был мягкий и полный.

– Тогда кто же?

Старик посмотрел на свои наручные часы:

– Время у нас еще есть, прежде чем ваш личный ассистент начнет действовать.

Он наполнил коньячные рюмки и откинулся на спинку кресла.

– Нынешним летом исполнилось десять лет, как вазочки со стрекозами исчезли. Они были выставлены в музее «Лангтурм» на Боденском озере на выставке работ Галле и арендованы для этой выставки из частной коллекции семьи Веренбуш.

– Та самая семья Веренбуш?

– Она самая. То было варварское злодеяние. Вы знаете тот музей?

Альмен не знал.

– Он расположен немного на отшибе, в старой мельнице за городом. Воры протаранили дверь на джипе, как показали следы, и попутно разрушили восемь уникальных объектов. И только стеклянные кубы над пятью украшениями выставки были тщательно разобраны. Все дело сделано меньше чем за одиннадцать минут. Столько времени нужно службе безопасности, чтобы прибыть по сигналу тревоги. Воры до сих пор не найдены. Вазочки для выставки были, разумеется, застрахованы. Страховая премия составила почти четыре миллиона франков.

У Клауса Хирта оказалось хорошо развито чувство времени. Он пригубил свой стаканчик и стряхнул с сигары пепел. И только после этого сказал:

– Почти вдвое больше того, что заплатил я.

Он выждал, пока сказанное подействует на Альмена.

– Не вы были заказчиком похищения?

– Я бы никогда не потерпел, чтобы уничтожались произведения Галле ради того, чтобы создать впечатление, будто в деле новичок.

– Но купили добычу все же вы.

– То была ситуация win-win , как говорят сегодня; ситуация, при которой все выигрывают. Для меня это – исполнение мечты. А для продавца – превосходный гешефт.

– Два миллиона менее чем за одиннадцать минут работы. Неплохо.

– Шесть, – поправил Клаус Хирт.

– Шесть минут? Еще лучше.

– Шесть миллионов. – Хирт многозначительно посмотрел на Альмена.

– Шесть миллионов? С чего бы вдруг?

– Два от меня и четыре от страховой компании.

Альмен и в слабом свете различил, что рассказчик улыбается. Тут до него дошло.

– Вы хотите сказать, что имелись владельцы?..

Хирт кивнул.

– Но вы же говорили, что Веренбуши…

– Семья тогда находилась в крайне затруднительном положении, и если бы дело раскрылось, их положение стало бы еще хуже. Один из сыновей, очень практичный и бессовестный, придумал, как им выбраться, и взял на себя проведение операции. Он и вышел со мной на контакт после этого. Мы были знакомы. Коллекционеры Галле знают друг друга.

– Как его имя? Я учился с одним Веренбушем в Чартерхаусе.

– Терри.

– Терри Веренбуш! – Альмен сразу увидел перед собой образ властного, тонкогубого мальчика со скошенным подбородком, который учился на три класса младше. На втором году обучения его выгнали из школы. Из-за какой-то истории, о которой сейчас он не мог вспомнить.

– Вы его знаете?

– Знаю – это было бы преувеличением. Вы считаете, он сам провел ограбление музея?

– Меня это не удивило бы. Он головорез. Армейский офицер, игрок в «Base Jumper», любитель скоростного спуска на санях, охотник.

Альмен сделал большой глоток арманьяка. Хирт наблюдал за ним и хотел ему подлить. Но его гость прикрыл стаканчик ладонью.

– Позвольте, я налью. Вдруг вам еще понадобится.

Альмен убрал ладонь.

Хирт подлил ему и продолжил:

– Вы как-нибудь объяснили себе тот факт, что вазочка, которую вы украли в первый раз, ко второму разу снова оказалась здесь?

– У Галле было несколько таких. Или это была копия.

Хирт с улыбкой покачал головой:

– Нет. Через два дня после того, как вы прихватили вазочку, мне позвонил Джек Таннер, которого вы также знаете. Знали, должен я сказать с сожалением. Он рассказал, что у него есть для меня нечто сенсационное, и я попросил его зайти. Речь шла о моей вазочке. Таннер знал, что она из похищенного в музее «Лангтурм» и ее не так-то просто продать. Разве только – в кругу фанатичных коллекционеров вроде меня.

Ага, значит, Джек Таннер. Как же он раньше об этом не подумал?

– Но почему вы выкупили эту вещь? Ведь любовь уже остыла?

– Если я этого не сделал бы, Таннер продолжал бы предлагать ее дальше и разбудил бы спящую собаку. Это стоило мне девяносто тысяч.

Что-то в лице Альмена заставило Хирта добавить:

– А сколько он вам заплатил? Сорок?

– Пятьдесят.

– Ну, это даже честно. Итак, я выкупил у него эту вещь. Но с условием. Он должен был мне сказать, откуда она у него. И тут всплыло ваше имя.

Альмен почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам. Он попытался скрыть это глотком из коньячной рюмки.

– Это значит, во время моего второго посещения вы знали…

– Конечно. Я был здесь ночью и обнаружил исчезновение всех пяти.

– И, несмотря на это, вы дали мне беспрепятственно уйти?

– Я рад, что избавился от них. Ваше здоровье! – Он поднял свою рюмку в сторону Альмена, но тот ограничился кивком и спросил:

– И кто же хочет меня убить?

– Теперь начинается неприятная часть истории. – Он взял сигару с пепельницы, обнаружил, что она уже погасла, выбрал себе новую из коробки и привычно раскурил ее.

– После того, как Таннер продал мне вашу добычу, я позвонил Веренбушу и рассказал ему обо всем. Я хотел, чтобы он знал, что теперь есть двое посвященных. Два человека, которым известно, что по крайней мере одна из вещиц находится у меня. Я полагал необходимым и честным это сделать. Теперь я понимаю, что это была моя ошибка.

У Альмена холодок пробежал по спине.

– Вы думаете, это Терри?..

– А кто еще? Терри любой ценой должен был воспрепятствовать тому, чтобы обнаружилось, что сами же Веренбуши стоят за похищением их же заемных экспонатов. Это погубило бы их. Без сомнений: Терри стоит за убийством бедного Таннера и покушением на ваше убийство.