Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)
Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) читать книгу онлайн
Роман известного грузинского прозаика Г. Дочанашвили — произведение многоплановое, его можно определить как социально-философский роман. Автор проводит своего молодого героя через три социальные формации: общество, где правит беспечное меньшинство, занятое лишь собственными удовольствиями; мрачное тоталитарное государство, напоминающее времена инквизиции, и, наконец, сообщество простых тружеников, отстаивающих свою свободу в героической борьбе. Однако пересказ сюжета, достаточно острого и умело выстроенного, не дает представления о романе, поднимающем важнейшие философские вопросы, заставляющие читателя размышлять о том, что есть счастье, что есть радость и какова цена человеческой жизни, и что питает творчество, и о многом-многом другом.
В конце 19 века в Бразилии произошла странная и трагическая история. Странствующий проповедник Антонио Консельейро решил, что с падением монархии и установлением республики в Бразилии наступило царство Антихриста, и вместе с несколькими сотнями нищих и полудиких адептов поселился в заброшенной деревне Канудос. Они создали своеобразный кооператив, обобществив средства производства: землю, хозяйственные постройки, скот.
За два года существования общины в Канудос были посланы три карательные экспедиции, одна мощнее другой. Повстанцы оборонялись примитивнейшим оружием — и оборонялись немыслимо долго. Лишь после полуторагодовой осады, которую вела восьмитысячная, хорошо вооруженная армия под командованием самого военного министра, Канудос пал и был стерт с лица земли, а все уцелевшие его защитники — зверски умерщвлены.
Этот сюжет стал основой замечательного романа Гурама Дочанашвили. "Дo рассвета продолжалась эта беспощадная, упрямая охота хмурых канудосцев на ошалевших каморрцев. В отчаянии искали укрытия непривычные к темноте солдаты, но за каждым деревом, стиснув зубы, вцепившись в мачете, стоял вакейро..." "Облачение первое" — это одновременно авантюрный роман, антиутопия и по-новому прочитанная притча о блудном сыне, одно из лучших произведений, созданных во второй половине XX века на территории СССР.
Герой его, Доменико, переживает горестные и радостные события, испытывает большую любовь, осознает силу добра и зла и в общении с восставшими против угнетателей пастухами-вакейро постигает великую истину — смысл жизни в борьбе за свободу и равенство людей.
Отличный роман великолепного писателя. Написан в стиле магического реализма и близок по духу к латиноамериканскому роману. Сплав утопии-антиутопии, а в целом — о поиске человеком места в этой жизни и что истинная цена свободы, увы, смерть. Очень своеобразен авторский стиль изложения, который переводчику удалось сохранить. Роман можно раздёргать на цитаты.
К сожалению, более поздние произведения Гурама Дочанашвили у нас так и не переведены.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
«Где я?»
Он был в комнате Артуро.
ВТОРОЙ ДЕНЬ
В комнате Артуро был он.
Нежась на широкой постели, лишь теперь почувствовал чуждую, непривычную мягкость пружинной кровати. Потянулся блаженно и вспомнил, сунул руку под подушку — все десять драхм лежали на месте. Прощупал карманы брюк — нашел и ту одну драхму. Успокоился и снова натянул одеяло на плечи. Обвел взглядом комнату — на потолке темнело расплывшееся пятно. Доменико долго разглядывал его, и само собой проступило знакомое лицо — ясно обозначились глаза, нос, борода... и губы могли быть такими вот, поджатыми.
Встать не решался, спали, вероятно, еще хозяева, не доносилось ни звука. Но и лежать дольше стало невмоготу.
Оглядел незнакомые вещи. В Высоком селении не доводилось видеть ни подобных стульев, ни такого стола, ни такой изящной серебряной чаши... Нет, не мог больше лежать, встал, босой прошел к двери, чутко прислушался, посмотрел в замочную скважину — за дверью выжидательно стоял Артуро.
Доменико кашлянул.
— Проснулись, сеньор?
Доменико одним махом очутился в кровати.
— Да, давно уже...
— А я на цыпочках хожу, боюсь потревожить, — весело сказал Артуро, распахивая дверь. — Как спалось, сеньор? Прекрасно? Завтрак подать в постель?..
— Нет, зачем, — смутился Доменико. — Не больной я.
— Как угодно, мой юный сеньор, — и Артуро поклонился, улыбаясь, но, когда Доменико натянул рубаху, брюки и сунул ноги в истоптанные постолы, улыбка его сменилась изумлением.
Доменико обернулся к нему и, хотя Артуро мгновенно отвел глаза, все понял, спросил нерешительно:
— Здесь, в вашем городе... можно приобрести одежду?
— Почему же нет, как же нет, — оживился Артуро. — Были бы драхмы, простоквашу из птичьего молока достану, не то что одежду.
— Сколько понадобится?
— На обычную, какая на любом почтенном горожанине, и одной драхмы сполна хватит, а если не пожалеете еще две драхмы, я вам одежду приобрету — слепой заглядится.
— Нет, такую не надо, — замотал головой Доменико.
Оставшись один, Доменико сгреб звонкие монеты из-под подушки, сунул их в карман брюк и вышел на веранду — светило солнце. Спустился в нижнюю комнату; там уже накрыт был стол, поразила непривычно красивая посуда на белоснежной скатерти.
— О, пожаловали, сеньор? Моя супруга Эулалиа.
— В добрый час приход ваш, сеньор, — женщина слегка коснулась подола длинного платья, грациозно приседая.
— Здравствуйте, — ответил Доменико.
Женщина опешила. Метнула взгляд в Артуро и покинула комнату, оскорбленно вскинув голову.
— Ничего, сеньор, ничего, пустяки... Не стоит внимания.
— Какие пустяки?
— Видите ли, сеньор, приветствуя женщину, мужчине следует щелкнуть каблуками и отвесить поклон. Ничего, не принимайте близко к сердцу...
Доменико смутился.
— Я... я не знал. Пойду и... Как надо сделать?
— Вот так... Но сейчас не стоит к ней идти. Прошу завтракать. Вот хлеб, сыр, масло, мед... Яйца вкрутую изволите или всмятку?
— Все равно.
— Вот вам, пожалуйста, любые. Это рюмка-подставка, чтобы не держать в руке. — И ни с того ни с сего громко затянул: — Зачем тебе серебро и злато, когда нечего есть! — Высоко поднял руку. — Куда нужнее вареные яйца-а-а! — Набрал в легкие воздуха и грянул на высокой ноте: — А-а!..
Доменико оторопел, но Артуро спокойно — что тут-де особенного — указал рукой:
— А это теплое молоко, пейте, ешьте, прошу, а об одежде не беспокойтесь. Не сомневаюсь, договоримся о цене, заранее говорить незачем — разговор о деньгах портит аппетит...
Расстроенный, Доменико равнодушно положил на хлеб сыр, нехотя откусил, и таким безвкусным показался тонко нарезанный хлеб — не то что рукой отломленная краюха деревенского хлеба...
— Где можно умыться?
— Ох я, безмозглый дурень! — И Артуро стукнул себя по лбу. — Как же позабыл, пожалуйте сюда, а вон там то самое... если угодно... Это мой сын Джанджакомо, видите, как он у меня хорошо откормлен, какие у него румяные щеки. Но так дорого стоит прокормить семью.
Когда они вернулись в комнату, Доменико сел за стол, Артуро же сказал:
— Если угодно, сударь, пожалуйте две драхмы, и, пока вы завтракаете, схожу за одеждой.
Розовые, голубые были дома в Краса-городе, островерхие, сияло солнце. По улице рука об руку прогуливались изящные женщины в красивых легких платьях, прикрывшись от солнца красивыми зонтами, иные — с детишками в белых костюмчиках. Прислонившись к стене, бездельно стояли мужчины, лениво оглядывая женщин; по мостовой катил тележку зеленщик, и при виде знакомой зелени — зеленого лука, петрушки, киндзы — Доменико воспрянул духом... На входных дверях висели колокольчики. Время от времени какой-нибудь прохожий вытирал ноги о коврик у входа и звонил. Посреди улицы стоял подвыпивший мужчина, бренча на струнном инструменте. Легкий ветерок шевелил белье на балконе... Над пестрыми заборами склонили ветки ивы, каменный лев посреди большого бассейна, задрав голову к небу, извергал из пасти вместо рыка струи воды. Женщина в красном платье вела на поводке черную косматую собачку; вдали переливалась под солнцем река.
— Нравится? — спросил Тулио.
— Что...
— Наш город.
— Очень.
На бортике бассейна, скучая, сидел Джузеппе и, судя по его вздутым мускулам, размышлял.
— Тсс, — Тулио приложил палец к губам, шепча: — Пошли, пока не заметил, неохота с ним связываться.
Они на цыпочках свернули в сторону. Сзади кто-то завопил:
— Ага, попался! Попался наконец!
Подросток лет пятнадцати грозил Джузеппе коротенькой палочкой. Рядом стояла пожилая женщина.
— Кто это? — спросил Доменико.
— Наш юный безумец, дурачок Уго, — оскалился Тулио.— Любит изводить Джузеппе.
Мальчик манерно изгибал руки, облизывая губы. Он казался полным, однако был не столько толст, сколько рыхл телом, лицом же походил на красивую женщину лет пятидесяти, но красота эта была неприятна, несуразна; очень большие раскосые серые глаза его, невыразимо прекрасные, временами цепенели, льдисто меркли, и тогда в них, лениво всплеснув хвостом, взблескивали серые рыбки и, не сумев вырваться, отчаянно трепыхались.
— Ага, попался! — грозился Уго и хмурился, довольный.— Выпущу из тебя кишки, не уйдешь от меня!
— Пошел вон, сопляк!
— Слышишь, бабушка, слышишь, да?! Как не убить его за такие слова! Скажешь, не заслужил ножа под ребро!
— Убери-ка сосунка, пока не свернул ему шею!
— Не сердись, сынок, не обижайся, сам знаешь — больной он, — виновато сказала старая женщина.
— Не знаю и знать не хочу! Тронутый — держите дома, заприте, и баста!
— Да к другим-то не пристает, а тебя вот завидит, шалеет...
— Меня?! Он со всеми такой! И к Цилио пристает, и ему грозит.
— Твои кишки — ножны, Джузеппе, и я всуну в них мой каморский нож! А ты схватишься руками за живот, изогнешься пополам!..
— Ступай вон, слюнтяй! Палочкой убить собрался!..
— Не бойся, я и настоящий раздобуду для тебя, и тогда держись, взмахну разок — и... увидишь...
Низкие цветные столики и бамбуковые кресла с высокими спинками расставлены были прямо на тротуаре. У стены, прислонясь к ней плечом, стояла стройная женщина и, щурясь — солнце било в глаза, — наблюдала за прохожими.
— Что будешь пить? — спросил Тулио. — У нее все есть.
— Не знаю... Не хочется пить...
— Чтобы пить, вовсе не надо хотеть пить,—ухмыльнулся Тулио. — Садись. Гляди, какая вдовушка...
Тулио беспечно закинул ногу на ногу, Доменико чувствовал себя скованно. Женщина грациозно оттолкнулась от стены и направилась к ним. При каждом шаге она слегка изгибалась, и от этого стан ее словно струился, извиваясь. Платье туго стягивало высокую грудь — пуговки грозились отлететь.
