Победительница

Естественно, монголы, евреи и украинцы обожали его, считая своим, а русским было по тамтаму, им хоть кто наверху в помощниках или в самих властителях; чем чудней, тем лучше.

Что говорить о женщинах! Не было такой, кому Байбакян не сумел бы доказать и объяснить, что она его любит, хочет и за счастье почтет немедленно отдаться. И женщины видели в этом просто действительно какую-то математическую неизбежность. Другой бы устал от легких побед, но жизнелюбивый Байбакян считал, что хорошего много не бывает. Наши желания, в отличие от нефти, относятся к возобновляемым ресурсам! – любил говорить он. И добавлял:

Приглашенный в Саратов для торжественного открытия судностроительного завода, Байбакян был, как водится, привезен в загородное поместье. Охота его не интересовала, к питью и еде он тоже не проявил чрезвычайного интереса, а вот с меня не спускал глаз – довольно красивых, если говорить честно.

– Вы, значит, – сказал, как только оказался рядом, – победительница конкурса красоты?

– Да.

– Вам нужно «Мисс Вселенная» становиться. Сразу же.

– Так не бывает. Сначала национальный конкурс, потом континентальный или мировой.

Байбакян махнул рукой:

– Понадобится – сделаем!

Это было днем, когда он осматривал продукцию завода. А вечером подошел ко мне напрямую (остальные тут же отошли в сторонку) и поинтересовался:

– Правда, что у тебя аллергия на мужчин?

– Да. На людей вообще.

– А как же ты сейчас? Я не вижу, чтобы ты пятнами покрылась или сыпью.

– Приходится пить лекарства.

– Значит, не до такой степени. Тогда пойдем, – улыбнулся Байбакян.

– Куда?

– В дом. У тебя шанс, Дина. Если ты мне понравишься, я тебе помогу. И хочется же тебе узнать, кого называют лучшим любовником Российской Федерации?

– А кого?

– Меня.

– Приятно, конечно. Но нет. Я не могу. И не хочу, извините.

– Диночка, только время теряешь на разговоры, – укорил Байбакян. – А что не хочешь – врешь. По глазам вижу – хочешь уже.

Гадко было то, что в моих глазах, возможно, это действительно прочитывалось. Но я не могла вот так, без любви, без отношения, чисто сексуально. Я умела владеть собой и сделала свои глаза строгими. И сказала:

– Вам кажется.

Всеслав сказал с легкой досадой:

– Мы только время тратим. Не было такого, чтобы мне отказывали. Ни разу. Понимаешь?

– Alles geschieht zum ersten Mal 47, – ответила я.

Байбакян был явно обессмелен, но пытался сохранить лицо. Как опытнейший политик, он тут же сообразил, что может попасть в непозволительно недопустимое положение, поэтому прошептал:

– Ладно, допустим: у тебя настроение, состояние здоровья, мало ли. Пойдем со мной, посидишь полчасика и уйдешь. Ничего не буду делать, пальцем не трону, клянусь.

У него были человеческие глаза, а голос обнаружил высокую степень просибельности, мне стало жаль его, я согласилась.

Мы пошли в дом.

Он впервые там находился, но нашел спальню так же быстро, как кот в незнакомом месте находит (изделие из мясных ингредиентов, как правило, цилиндрической формы), и, едва мы вошли, буквально набросился на меня.

– Дура, будешь счастлива, – бормотал он.

– Я не хочу быть счастливой, – пыталась я отшутиться.

Тут он просто заломил мне руки и повалил на кровать.

Мне пришлось ударить его коленом в область его вожделеющей части тела. Он вскрикнул и упал на пол. Я не стала ждать, пока он опомнится, и вышла.

Меня встретили такими взглядами, будто хотели с чем-то поздравить.

Высоко подняв голову, я прошла мимо этих hännystelijä 48.

Платипов не удержался и простодушно спросил:

– Ну как?

– Всё нормально, – сказала я.

Всеславу Байбакяну, как и мне, хватило ума не рассказывать о подробностях нашего пребывания в спальне. Поэтому он укрепил свою репутацию сокрушителя женских сердец, а для меня тоже оказалась неожиданная выгода: большие люди города, раньше точившие на меня свои помыслы, теперь решили, что у меня слишком высокий покровитель. И меня оставили в покое.

Письмо тринадцатое

Сыночек мой! Твой тезка Владимир, который мог бы стать твоим отцом, но не стал, выписался из больницы, и у нас произошел принципиальный разговор на тему дальнейших отношений. Он сказал неожиданные слова, что, когда побывал на грани смерти, то оценил жизнь и теперь не хочет умирать даже ради меня. Больше того, у него есть теперь с кем жить нормальной жизнью. С этими словами он позвонил какой-то девушке и пригласил ее в гости, а это было у него дома, куда он только что приехал после больницы – кстати, я же ему вызывала машину-извозницу.

– Что ж, пусть вам будет хорошо, – сказала я, собираясь уйти.

– Боишься с ней встречаться? – спросил Владимир.

– С какой стати?

– Боишься, что будешь ревновать, – объяснил он.

Я рассмеялась в ответ на это глупое предположение и осталась, чтобы доказать, что мне всё равно.

Через половину часа явилась девушка, в которой, естественно, не было ничего особенного, разве что некоторая вродливiсть 49, совсем некрасивую Владимир не выбрал бы, чтобы не было слишком разительного контраста со мной. Я узнала ее, она работала в больнице сестрой медицины. Эта девушка, не помню даже, как ее звали, пусть Маша, так и впиявилась в меня взглядом, но при этом была преувеличенно вежливой, понимая, что враждебности обнаружить нельзя. Зато она сразу подсела к Владимиру, чуть ли не на ноги ему устроилась, и стала спрашивать, как он себя чувствует.

Я с улыбкой сказала, что сейчас он чувствует себя наверняка хуже, потому что девушка мнет ему больные ребра.

Владимир возразил, что ребра у него зажили, а то, что делает пусть-Маша, не больно, а приятно.

– Тогда не буду вам мешать! – сказала я с великолепным спокойствием.

– Да нет, вы не мешаете, – сказала пусть-Маша. – Владимир говорил, что у вас отношения почти родственные. А перед родственниками не стесняются.

Она сказала это с наивно распахнутыми глазами, но я сразу же поняла, насколько сложнодушна эта девица, наметившая себе далеко вперед план поведения и тактики. Но мне это было все равно, я не собиралась играть в эти игры. Я сказала Владимиру, что рада от чистого сердца, что он нашел подругу по себе.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Владимир.

– Ничего.

На самом деле, конечно, он не зря забеспокоился, он понял, что я хотела сказать:

– На самом деле это вам повезло, – вставила вдруг пусть-Маша.

Это было так неожиданно, что я не удержала удивления:

– Почему?

– Потому что это неудобно – любить человека хорошего, но не очень богатого. Непрестижно. Рейтинг падает. Вы себе просто не можете этого позволить.

Ты, Володечка, наверное, ничего не понял бы в этих словах. Да и люди блаженных пятидесятых, когда все научились говорить прямо, тоже бесплодно вслушивались бы в тихое гудение встроенного переводчика, который не смог бы перевести это на нормальный человеческий язык.

С другой стороны, в этом была своя прелесть, как ни странно. Был контекст общения, был текст, гипертекст, подтекст, в это интересно было играть, и, скажу без ложной скромности, я была в свое время не последняя игрица! В самом деле, давай рассмотрим, сколько подтекста смогла подпустить в свой текст даже эта не феноменально интеллектуальная пусть-Маша. «Потому что это неудобно», – сказала она, подразумевая, что для меня удобство превыше всего, удобство же в России традиционно считалось пороком, приметой обывателя, душа которого желает нежиться в полудреме на качелях размеренного быта. Эти слова пусть-Маши, как считали в спортивных играх, можно было зачесть как один-ноль в ее пользу. Далее: «любить человека хорошего».